Сразу же после возвращения Юзеф возобновил попытки получить службу в армии. И вот чудеса! Буржуазный Париж Директории оказался благожелательнее к молодому якобинцу, чем былая столица санкюлотов. Старые знакомые Сулковского уже были на хороших постах и могли оказать ему эффективную помощь. Александр-Русслен Сент-Альбен занимал должность секретаря при имевшем большие связи штабисте генерале Шерене. Петр Малишевский, женившись на француженке Франсуазе Виктории Вентуре де Паради и «отсидев» в робеспьеровской тюрьме, имел вес во влиятельных кругах парижской буржуазии. Две эффектные merveilles, «египтянка» и ее безымянная сестра, очаровывали новых правителей модными декольте до талии и заправляли в литературно-политических салонах мадам Тальен, мадам Рекамье и писательницы Фанни де Богарне, тетки Жозефины Бонапарт.
Благодаря стараниям добрых друзей Юзеф вскоре завязал личное знакомство с генералом Луи Шереном, доверенным человеком генерала Лазара Гоша, известного тем, что он подавил мятеж в Вандее. Шерен, в гражданской жизни специалист по геральдике и генеалогии, видимо, питал слабость к людям со сложной родословной, так как отнесся к Сулковскому самым благожелательным образом и тут же написал рекомендательное письмо к военному министру Петье. Подобное же письмо пошло к Петье от министра иностранных дел Делакруа, которого предварительно «обработал» находящийся в дружеских отношениях с Юзефом посол Декорш.
Юзеф, видя, что его карьера наконец-то стронулась с места, сам решил придать ей должное направление. 8 апреля, 1796 года он обратился к министру Петье с просьбой назначить его в Итальянскую армию, которой командовал Бонапарт. Биографы Сулковского, а в особенности французские, постоянно подчеркивают этот факт как доказательство того, что Сулковский уже тогда избрал Наполеона своим предводителем. Но это довод не совсем убедительный. 8 апреля в Париже Бонапарта еще не принимали очень всерьез. Народ обвинял его в том, что он ради карьеры пролил кровь парижан (13 вандемьера от его пушек гибли не только роялисты). В салонах высмеивали его поспешный брак с любовницей Барраса, а о его итальянских успехах еще никто ничего не знал, так как первые известия о победе под Монтенотто пришли в столицу только спустя неделю. Поэтому я склонен предполагать, что Сулковский, просясь в Итальянскую армию, выбирал не столько полководца и учителя, сколько место для своих будущих подвигов. Италию он знал уже довольно хорошо по первоначальной стадии своей неудачной поездки на Восток. Тогда он написал несколько глубоких исследований о политической и социальной структуре этой страны. Он живо интересовался итальянским движением за независимость и объединение страны. Позднее в парижском салоне миланской эмигрантки синьоры Беккариа, куда ввел его Малишевский, он завязал близкие отношения с радикальными итальянскими патриотами. А кроме того, что имело значение при его памятливой натуре, ему надо было уладить кое-какие счеты с реакционным венецианским правительством, которое три года назад столь нелюбезно выпроводило его со своей территории.
В результате многосторонних стараний и протекций «гражданин» Юзеф Сулковский постановлением Директории от 1 мая 1796 года был зачислен в армию Республики в чине капитана a la suite (ожидающего вакансии) и получил направление в штаб-квартиру генерала Бонапарта.
Свежеиспеченный капитан выехал из Парижа в середине мая. Одет он был в свою старую польскую форму 1792 года, наскоро переделанную во французский мундир. В дорожной сумке он вез два рекомендательных письма: официальное, но довольно благосклонное письмо министра Петье и интимную записочку «тетки» Наполеона, писательницы Фанни де Богарне. Вторую рекомендацию, несомненно, выхлопотала «дама, которую он любил».
Добраться до все время перемещающейся штаб-квартиры было утомительно и сложно. Юзеф довольно долго плыл на корабле из Тулона в Геную и дважды подвергался нападению английских корсаров. Вторая встреча с корсарами «наполнила его отвращением к морскому пути», и дальнейшее путешествие он решил совершить по суше. Поэтому он нанял в одном из северных итальянских городков повозку с возницей и в течение дня пересек «области Генуи, Модены, Тосканы, императора и папы».
А 28 июня догнал штаб-квартиру в Ливорно.
Спустя десять дней он отправил первое письмо к парижским друзьям. Итальянская переписка Сулковского этого периода была обнаружена и опубликована во Франции только в 1946 году и абсолютно не известна польским читателям. Поэтому позволю себе привести несколько отрывков из этого первого письма как образец стиля нашего героя.
Кастильоне де Скривиа, в четырех милях от Ресели.
20 мессидора IV года (8 июля 1796 г.)
…В Ливорно я прибыл на другой день после вступления наших войск, и там все еще дрожали. Излишне пояснять, что совесть мучила их заслуженно, так как, пожалуй, ни один город не выказывал такой ненависти, к французам… Жители Ливорно полагали, что французы поведут себя точно так же… и отсюда их испуг. Лавки были закрыты, улицы опустели, все попрятались, а девушек отослали в деревню. Видимо, город готовился к обороне, но при первом известии о приближении французов их охватил столь основательный страх, что даже отдельные представители избранной молодежи, с помпой сколоченные в отряд народных стрелков под непосредственным покровительством мадонны из Монтенеро, плакали горючими слезами в опасении, что великий герцог прикажет им оказать какое-то сопротивление.
Я постарался как можно скорее вручить письма генералу. Он прочитал их и велел ехать за ним, поэтому я назавтра выехал со всем штабом, что позволило мне видеть, как спокойствие возвращается на вытянутые лица жителей Ливорно.
…Поелику мы путешествовали не ради знакомства со страной и не ради созерцания памятников старины, а для того, чтобы утвердить современное здание власти Республики в Италии, то наши стоянки повсюду были очень короткими; минута, когда генерал кончал дела, связанные с данным местом всегда была минутой нашего отъезда.
При отъезде из Болоньи я был послан вперед в Феррару, чтобы приготовить все для приема генерала, который должен был прибыть спустя два часа после нас. Прибыв в Феррару, я обратился, как положено, к высшему гражданскому лицу, именуемому «князь Мудрецов». Много ожидая от встречи с человеком, носящим такой титул, я поспешил на нее и убедился, что он является королем глупцов: старый недотепа, коему за шестьдесят и который три дня столь медленно поворачивался, что ничего не сумел сделать. Но четыре французских офицера доказали ему, что хотеть – это значит мочь; за шесть часов мы перевернули вверх ногами старое гнездо герцогов д'Эсте, и оно восстало не столько из праха, сколько из пыли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50