– Говорят, когда создатель пролетал над миром, рассеивая по земле богатства, над Сибирью у него замерзли руки, и он вывалил на заснеженный, дикий край все разом. Нет металла, которого бы не оказалось в Сибири, на востоке империи вашей!
– Вот не ведала, – заметила императрица, – что вы, Александр Романович, мастер сказки сказывать!
– Сии сказки, ваше величество, – улыбнулся Воронцов, – науки подтверждают.
Ответ можно было счесть дерзостью. Но Екатерина, преодолев замешательство, во всеоружии своей обольстительной улыбки лишь покивала графу.
Когда кареты с императрицей и сопровождавшими ее лицами отбыли, Александр Романович прошел в свой кабинет. Здание коллегии гудело как потревоженный улей. В коридорах звучали восторженные голоса чиновников, на лестницах, в обширном вестибюле стоял шум, но в кабинете президента стояла тишина.
Поскрипывая башмаками, Александр Романович прошел к камину. На лице графа было раздумие.
Воронцов понял настроение императрицы. Но он надеялся, что выставка в Коммерц-коллегии все же оставит след в людских умах.
– Подходим, – голос Измайлова раздался в сыром тумане.
Впереди, в белесой дымке, над оловянно блестевшей водой, Наталья Алексеевна увидела неяркий огонек. Рядом с ним вспыхнул второй, третий. Наталья Алексеевна рукой взялась за мокрые ванты. Стало страшно. Охотск, сейчас явятся Козлов-Угренин, Кох… Налетят как вороны, а Григория Ивановича нет.
Вся команда была на палубе. Дождались! Каждому подмигивало свое окошко на берегу.
Галиот продвигался вперед тихим ходом, чуть слышно поскрипывал такелаж.
– Герасим Алексеевич, – сказала вдруг Наталья Алексеевна, – а что, ежели подойти без пушечной пальбы и колокольного боя?
Измайлов наклонился к ней, хотел разглядеть лицо, но увидел в свете фонаря только черные провалы глаз да плотно сжатые губы.
– Что так? – спросил удивленно. – Да и нельзя. Обязан я при входе в порт обозначить судно.
Наталья Алексеевна шагнула ближе к нему, взяла за руку.
– Боязно мне, батюшка, – сказала голосом тонким, – налетят хуже воронья, сам знаешь. А мне перед Григорием Ивановичем ответ держать. Ты скажешь, коли спросят, мол, хозяйка так велела, а я баба-дура, мне многое неизвестно может быть. Подойдем тихо, груз снимем… Пакгаузы у нас добрые. Утром я уж как ни есть, а отвечу. Но груз-то под замками будет крепкими. А? Герасим Алексеевич? Так-то надежнее.
И голос у нее стал потверже. И не понять сразу: не то просит она, не то приказывает. Вот так повернулось дело. Измайлов от неожиданности заперхал горлом.
– Вот так-так, – сказал, повеселев вдруг, – баба-дура… Я уж и сам думал, как обороняться… Но ты и меня, матушка, обскакала… Обскакала…
Измайлов велел убирать паруса. Затем загремела цепь, с шумом упал в воду якорь.
Наталья Алексеевна еще сильнее стянула платок на груди. Трусила все же, но вот сибирская заквасочка в ней сыграла, настояла баба на своем. «Когда товар за хорошими дверьми, за крепкими засовами лежать будет, – подумала, – мне с кем хочешь разговаривать полегче станет. А там, глядишь, и Гриша явится».
Измайлов уже дал команду байдару спустить на воду. Заскрипели блоки, мужики на палубе замельтешились тенями.
– Эк, облом, – крикнул кто-то недовольно, – куда прешь? Возьми на себя, на себя!
– Спускай, спускай! Смелее.
Слышно было, как байдара о борт чирканула и упала на воду.
– Конец придерживай, – сказали сипло с байдары.
По палубе простучали ботфорты Измайлова.
– Как воры подходим, – сказал он, – как воры, а?
И чувствовалось: крепкие слова с языка у него просились, но он сдержал себя.
– Ничего, батюшка, – сказала Наталья Алексеевна, – лучше сейчас нам воровски подойти, чем перед Григорием Ивановичем ворами стать.
Измайлов крякнул.
– Слабый народец-то у нас. Силенок немного у мужиков осталось, я думаю, вот как сделать надо…
Он наклонился к Наталье Алексеевне и заговорил тихо.
– Хорошо, батюшка, – ответила она, – это уже ты как знаешь. Здесь тебе лучше распорядиться.
Измайлов повернулся и пропал в темноте.
Галиот покачивался на тихой воде.
Герасим Алексеевич так прикинул: своими силами, да за одну-то ночь, галиот никак не разгрузить. Но знал он: у фортины – где Григорий Иванович перед отплытием пир давал – всегда вертится народ. Голь портовая. Вот с этими-то, ежели ватагу подобрать поболее, вполне можно успеть.
Народец это был крученый, верченый, но мужики жилистые и на работу злые. И уж точно – не побоятся начальства. Напротив, им даже и интересно, что капитан идет поперек портовых. «Сколочу ватажку, – решил Измайлов, – галиот на байдарах к причалу подтянем, и пойдет работа».
Байдара шла бойко. Мужики вовсю налегали на весла. Поняли, видать, что к чему.
– Правее, правее бери, – скомандовал Измайлов, угадывая на берегу огни фортины. Поближе хотел подойти, с тем чтобы по берегу зря не мотаться, глаза не мозолить никому.
«А и вправду, – думал, – хорошо, Наталья Алексеевна распорядилась. Мужики животы клали из-за этих-то мехов, а тут нагрянут черти…»
Наталья Алексеевна тоже в огни всматривалась, к борту привалившись. Ноги у нее вдруг отчего-то ослабли, голова закружилась.
Огни, пробиваясь сквозь дымку, дрожали на воде, текли змеящимися струями. «Знобко что-то мне, – думала, – нехорошо. Уж не заболела ли? Вот бы некстати совсем».
Откачнулась от борта, и словно шевельнулось у нее что-то внизу живота, а огни на воде вдруг качнулись в сторону и вспыхнули ярко.
Наталья Алексеевна нащупала на палубе бухту каната и опустилась тяжело. «Что это со мной? – мелькнуло в голове. И пронзила мысль: – Дитятко будет у меня, дитятко. – Холодным потом облило ее: – Дитятко, а Гриши-то нет. Как я одна-то буду?»
За бортом плеснуло. Голос раздался:
– Эй, на галиоте!
Это был Измайлов.
Наталья Алексеевна подняться было хотела навстречу капитану, но сил не хватило.
Измайлов подошел из темноты, склонился озабоченно:
– Что с тобой, матушка?
– Голова что-то закружилась, – ответила она и, оперевшись на его руку, поднялась.
– А я уж испугался, – заметно обрадовался капитан, – не дай бог хворь какая. Мне ведь за тебя перед Григорием Ивановичем ответ держать.
Веселый вернулся с берега Измайлов.
– Народец подсобрал, – сказал он, – мигом сейчас управимся. – Крикнул в темноту, за борт: – Концы заводите, братцы!
Через час галиот стал у причала, напротив шелиховских пакгаузов. С судна на причал бросили два трапа, и мужики забегали в свете факелов. Вдруг объявился портовый солдат. Стал спрашивать, что да кто? Но Измайлов на него пузом обширным поднапер:
– Шторма, шторма боюсь, служивый. Видишь? – махнул рукой на небо. – Знаки плохие, ежели взять в учет науку навигацию.
Солдат поднял лицо, вглядываясь в темноту ночную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Вот не ведала, – заметила императрица, – что вы, Александр Романович, мастер сказки сказывать!
– Сии сказки, ваше величество, – улыбнулся Воронцов, – науки подтверждают.
Ответ можно было счесть дерзостью. Но Екатерина, преодолев замешательство, во всеоружии своей обольстительной улыбки лишь покивала графу.
Когда кареты с императрицей и сопровождавшими ее лицами отбыли, Александр Романович прошел в свой кабинет. Здание коллегии гудело как потревоженный улей. В коридорах звучали восторженные голоса чиновников, на лестницах, в обширном вестибюле стоял шум, но в кабинете президента стояла тишина.
Поскрипывая башмаками, Александр Романович прошел к камину. На лице графа было раздумие.
Воронцов понял настроение императрицы. Но он надеялся, что выставка в Коммерц-коллегии все же оставит след в людских умах.
– Подходим, – голос Измайлова раздался в сыром тумане.
Впереди, в белесой дымке, над оловянно блестевшей водой, Наталья Алексеевна увидела неяркий огонек. Рядом с ним вспыхнул второй, третий. Наталья Алексеевна рукой взялась за мокрые ванты. Стало страшно. Охотск, сейчас явятся Козлов-Угренин, Кох… Налетят как вороны, а Григория Ивановича нет.
Вся команда была на палубе. Дождались! Каждому подмигивало свое окошко на берегу.
Галиот продвигался вперед тихим ходом, чуть слышно поскрипывал такелаж.
– Герасим Алексеевич, – сказала вдруг Наталья Алексеевна, – а что, ежели подойти без пушечной пальбы и колокольного боя?
Измайлов наклонился к ней, хотел разглядеть лицо, но увидел в свете фонаря только черные провалы глаз да плотно сжатые губы.
– Что так? – спросил удивленно. – Да и нельзя. Обязан я при входе в порт обозначить судно.
Наталья Алексеевна шагнула ближе к нему, взяла за руку.
– Боязно мне, батюшка, – сказала голосом тонким, – налетят хуже воронья, сам знаешь. А мне перед Григорием Ивановичем ответ держать. Ты скажешь, коли спросят, мол, хозяйка так велела, а я баба-дура, мне многое неизвестно может быть. Подойдем тихо, груз снимем… Пакгаузы у нас добрые. Утром я уж как ни есть, а отвечу. Но груз-то под замками будет крепкими. А? Герасим Алексеевич? Так-то надежнее.
И голос у нее стал потверже. И не понять сразу: не то просит она, не то приказывает. Вот так повернулось дело. Измайлов от неожиданности заперхал горлом.
– Вот так-так, – сказал, повеселев вдруг, – баба-дура… Я уж и сам думал, как обороняться… Но ты и меня, матушка, обскакала… Обскакала…
Измайлов велел убирать паруса. Затем загремела цепь, с шумом упал в воду якорь.
Наталья Алексеевна еще сильнее стянула платок на груди. Трусила все же, но вот сибирская заквасочка в ней сыграла, настояла баба на своем. «Когда товар за хорошими дверьми, за крепкими засовами лежать будет, – подумала, – мне с кем хочешь разговаривать полегче станет. А там, глядишь, и Гриша явится».
Измайлов уже дал команду байдару спустить на воду. Заскрипели блоки, мужики на палубе замельтешились тенями.
– Эк, облом, – крикнул кто-то недовольно, – куда прешь? Возьми на себя, на себя!
– Спускай, спускай! Смелее.
Слышно было, как байдара о борт чирканула и упала на воду.
– Конец придерживай, – сказали сипло с байдары.
По палубе простучали ботфорты Измайлова.
– Как воры подходим, – сказал он, – как воры, а?
И чувствовалось: крепкие слова с языка у него просились, но он сдержал себя.
– Ничего, батюшка, – сказала Наталья Алексеевна, – лучше сейчас нам воровски подойти, чем перед Григорием Ивановичем ворами стать.
Измайлов крякнул.
– Слабый народец-то у нас. Силенок немного у мужиков осталось, я думаю, вот как сделать надо…
Он наклонился к Наталье Алексеевне и заговорил тихо.
– Хорошо, батюшка, – ответила она, – это уже ты как знаешь. Здесь тебе лучше распорядиться.
Измайлов повернулся и пропал в темноте.
Галиот покачивался на тихой воде.
Герасим Алексеевич так прикинул: своими силами, да за одну-то ночь, галиот никак не разгрузить. Но знал он: у фортины – где Григорий Иванович перед отплытием пир давал – всегда вертится народ. Голь портовая. Вот с этими-то, ежели ватагу подобрать поболее, вполне можно успеть.
Народец это был крученый, верченый, но мужики жилистые и на работу злые. И уж точно – не побоятся начальства. Напротив, им даже и интересно, что капитан идет поперек портовых. «Сколочу ватажку, – решил Измайлов, – галиот на байдарах к причалу подтянем, и пойдет работа».
Байдара шла бойко. Мужики вовсю налегали на весла. Поняли, видать, что к чему.
– Правее, правее бери, – скомандовал Измайлов, угадывая на берегу огни фортины. Поближе хотел подойти, с тем чтобы по берегу зря не мотаться, глаза не мозолить никому.
«А и вправду, – думал, – хорошо, Наталья Алексеевна распорядилась. Мужики животы клали из-за этих-то мехов, а тут нагрянут черти…»
Наталья Алексеевна тоже в огни всматривалась, к борту привалившись. Ноги у нее вдруг отчего-то ослабли, голова закружилась.
Огни, пробиваясь сквозь дымку, дрожали на воде, текли змеящимися струями. «Знобко что-то мне, – думала, – нехорошо. Уж не заболела ли? Вот бы некстати совсем».
Откачнулась от борта, и словно шевельнулось у нее что-то внизу живота, а огни на воде вдруг качнулись в сторону и вспыхнули ярко.
Наталья Алексеевна нащупала на палубе бухту каната и опустилась тяжело. «Что это со мной? – мелькнуло в голове. И пронзила мысль: – Дитятко будет у меня, дитятко. – Холодным потом облило ее: – Дитятко, а Гриши-то нет. Как я одна-то буду?»
За бортом плеснуло. Голос раздался:
– Эй, на галиоте!
Это был Измайлов.
Наталья Алексеевна подняться было хотела навстречу капитану, но сил не хватило.
Измайлов подошел из темноты, склонился озабоченно:
– Что с тобой, матушка?
– Голова что-то закружилась, – ответила она и, оперевшись на его руку, поднялась.
– А я уж испугался, – заметно обрадовался капитан, – не дай бог хворь какая. Мне ведь за тебя перед Григорием Ивановичем ответ держать.
Веселый вернулся с берега Измайлов.
– Народец подсобрал, – сказал он, – мигом сейчас управимся. – Крикнул в темноту, за борт: – Концы заводите, братцы!
Через час галиот стал у причала, напротив шелиховских пакгаузов. С судна на причал бросили два трапа, и мужики забегали в свете факелов. Вдруг объявился портовый солдат. Стал спрашивать, что да кто? Но Измайлов на него пузом обширным поднапер:
– Шторма, шторма боюсь, служивый. Видишь? – махнул рукой на небо. – Знаки плохие, ежели взять в учет науку навигацию.
Солдат поднял лицо, вглядываясь в темноту ночную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37