Это должно было успокоить господина, так как больше всего его тревожили притязания португальцев на вновь открытые земли.
По настоянию папы обе соседние державы решили прислать своих представителей – географов и дипломатов – и вновь установить демаркационную линию. Полагая, что она пройдет через один из островов Моря Тьмы, короли просили адмирала оставить на время дела в колонии и прибыть на это совещание.
Но здоровье адмирала не могло позволить ему долгого путешествия, и он решил вместо себя отправить в Испанию Диего Колона.
Обсуждением всех этих дел был занят адмирал, когда Гуатукас обратился к нему с просьбой о возведении во владениях Веечио форта для защиты от злых карибов. Об этом всем и рассказывал я Гуатукасу, поднимаясь с ним по горной тропинке.
Но, утешая юношу, я не совсем точно передал ему разговор адмирала с братьями; для того чтобы индеец не понял их, они вели беседу на латинском языке.
– Divida et impera, – сказал синьор Бартоломе Колон. – Я не вижу нужды возводить форт для защиты индейцев от индейцев. Перебьют ли они: подданных Веечио или те расправятся с пришельцами, золото тех и других останется в наших руках. Для того чтобы сохранить мир на острове, необходимо поддерживать вражду между отдельными индейскими племенами.
Путь в горы труден, и по нескольку раз на день мы останавливаемся, чтобы передохнуть.
К стыду своему, должен признаться, что я утомляюсь гораздо быстрее, чем Гуатукас. И меня поражает доброта юноши, который, заметив, что я не могу двигаться от усталости, останавливается и, потирая колени, жалобно говорит:
– Нужно отдохнуть, болят ноги.
В течение первого дня пути мы несколько раз встречали небольшие отряды индейцев, которые, ответив на приветствие Гуатукаса, обгоняли нас и поднимались выше по узенькой тропинке.
– Откуда они здесь? – с удивлением спрашивал я Гуатукаса. – Местность эта раньше была совсем безлюдной.
Потом, когда такие отряды стали попадаться нам все чаще и чаще, я перестал удивляться.
Все индейцы, которых я видел, казались мне похожими друг на друга, и только к концу дня я с помощью Гуатукаса научился их различать.
– Эти, с заплетенными волосами, втыкают в косу перо цапли, – говорит мой спутник. – Посмотри, они не умеют добывать красную краску и раскрашивают лица только в белый и черный цвет. А эти украшают головы коронами из перьев, и перья же спускаются вдоль их спины. Они научились этому от карибов. Это люди Каонабо.
Упоминание о свирепом вожде заставляет меня вздрогнуть. – А эти, видишь, носят на плечах козьи шкуры, они пришли издалека. Это подданные касика Катанабана.
«Что заставило их направиться сюда?» – с удивлением думаю я.
Ночью мы устраиваемся под огромным деревом. В этой благодатной стране нет хищных зверей или опасных гадов, и мы можем спать, не зажигая костра.
Я засыпаю моментально, едва смежив веки. Будит меня предрассветный холод, и, плотнее заворачиваясь в плащ, я вижу темную фигуру Гуатукаса, выделяющуюся на фоне светлеющего неба.
– Почему ты не спишь? – спрашиваю я. – Нам предстоит далекий путь, почему ты не хочешь отдохнуть?
– Два и пять и один, – говорит он, отсчитывая что-то на пальцах. – Твой брат Орниччо научил меня считать, – добавляет он с гордостью.
Меня смешат его слова.
– И ради этого ты не спишь? – восклицаю я. – Что же будет, если ты научишься считать до ста?
– Тсс, – говорит он, прикладывая палец к губам, – еще один. Пока ты спал, здесь прошло девять отрядов индейцев. Много людей Гуарионеха, много людей Катанабана, много людей Каонабо. Молодые воины. Среди них я не видел стариков, женщин и детей. Не лучше ли тебе вернуться в Изабеллу? – добавляет он вдруг.
– Что ты, Гуатукас, – возражаю я с возмущением, – я должен увидеть моего друга! Ради этого я вернулся на остров и испытал столько мук и лишений. Неужели теперь, когда мои испытания приходят к концу, ты хочешь, чтобы я отказался от встречи с ним?
– Идем, – говорит Гуатукас коротко. – Только мы свернем с этой тропинки. Ее проложили индейские воины, и нехорошо нам с ними встречаться.
Подъем сделался еще круче и путь еще труднее, так как теперь нам приходилось пробираться между кустами и деревьями и руками рвать лианы. Колючки впивались нам в ноги, рубашка моя намокла от пота, ноги и руки пыли от усталости.
Но зато с нашей высоты ясно были видны окрестныегоры. И всюду, куда ни бросишь взгляд, к Королевской долине тянулись длинные цепочки людей. Индейцы спешили туда с севера, с востока, с юга и запада.
Внезапно мы услышали треск ломаемых веток где-то внизу, под нашими ногами.
Выглянув из-за кустов, я увидел бронзово-красное лицо дикаря. От висков к подбородку его шли черные и красные полосы, мочки ушей, растянутые тяжелыми кремневыми палочками, лежали на плечах. Глаза, окруженные кольцами черной и красной краски, казались мрачнее и больше. Он был на целую голову выше окружающих его воинов.
– Это сам касик Каонабо! – прошептал мне на ухо Гуатукас.
Мы скрыты от взоров вождя густой стеной зарослей, но он поднимает голову и втягивает воздух. Я вижу, как его грудь вздувается, подобно кузнечным мехам.
Я поворачиваюсь к Гуатукасу, желая задать ему какой-то вопрос, но юноша, сделав мне знак молчать, тянет меня за руку наверх. Здесь, в скале, какое-то подобие пещеры, а длинные побеги растений, свешиваясь сверху, почти закрывают вход.
Каонабо произносит несколько слов, и тотчас же мне начинает казаться, что окружающие нас кусты оживают. Я вижу, как темные руки раздвигают ветви, мелькают перья головных уборов. Гуатукас крепко сжимает мне руку, и мы задерживаем дыхание, боясь привлечь внимание индейцев.
– Чего они ищут? – спрашиваю я.
– Они ищут нас, – шепчет он мне на ухо, когда воины удаляются от нашей пещеры. – Каонабо почуял запах белого. Лучше выйти ему навстречу.
Я не знаю, как поступить, но мне не хочется, чтобы Гуатукас заподозрил меня в трусости, да и посланные Каонабо уже опять подходят к нашей пещере.
Ползком выбравшись из нее, мы сбегаем вниз с холма. Очутившись в кустах, заслоняющих от нас Каонабо, раздвигаем ветки и останавливаемся на дороге перед великим касиком.
Гуатукас, почтительно склонившись, приветствует вождя, и тот спокойно отвечает на его приветствие.
Я кланяюсь ему в свою очередь, и он поворачивает ко мне свое страшное лицо.
– Здравствуй, великий вождь! – говорю я на языке народа Гуаканагари.
– Я рад приветствовать тебя на своем пути.
– Зачем индеец племени Харагвы идет рядом с белым убийцей? – говорит Каонабо, поворачиваясь к Гуатукасу. – Или люди Веечио, как и люди народа мариен, уже сделались рабами белых собак?
– Ты ошибаешься, – сказал я, – плохие люди бывают и среди белых и среди краснокожих, и их называют разбойниками и убийцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
По настоянию папы обе соседние державы решили прислать своих представителей – географов и дипломатов – и вновь установить демаркационную линию. Полагая, что она пройдет через один из островов Моря Тьмы, короли просили адмирала оставить на время дела в колонии и прибыть на это совещание.
Но здоровье адмирала не могло позволить ему долгого путешествия, и он решил вместо себя отправить в Испанию Диего Колона.
Обсуждением всех этих дел был занят адмирал, когда Гуатукас обратился к нему с просьбой о возведении во владениях Веечио форта для защиты от злых карибов. Об этом всем и рассказывал я Гуатукасу, поднимаясь с ним по горной тропинке.
Но, утешая юношу, я не совсем точно передал ему разговор адмирала с братьями; для того чтобы индеец не понял их, они вели беседу на латинском языке.
– Divida et impera, – сказал синьор Бартоломе Колон. – Я не вижу нужды возводить форт для защиты индейцев от индейцев. Перебьют ли они: подданных Веечио или те расправятся с пришельцами, золото тех и других останется в наших руках. Для того чтобы сохранить мир на острове, необходимо поддерживать вражду между отдельными индейскими племенами.
Путь в горы труден, и по нескольку раз на день мы останавливаемся, чтобы передохнуть.
К стыду своему, должен признаться, что я утомляюсь гораздо быстрее, чем Гуатукас. И меня поражает доброта юноши, который, заметив, что я не могу двигаться от усталости, останавливается и, потирая колени, жалобно говорит:
– Нужно отдохнуть, болят ноги.
В течение первого дня пути мы несколько раз встречали небольшие отряды индейцев, которые, ответив на приветствие Гуатукаса, обгоняли нас и поднимались выше по узенькой тропинке.
– Откуда они здесь? – с удивлением спрашивал я Гуатукаса. – Местность эта раньше была совсем безлюдной.
Потом, когда такие отряды стали попадаться нам все чаще и чаще, я перестал удивляться.
Все индейцы, которых я видел, казались мне похожими друг на друга, и только к концу дня я с помощью Гуатукаса научился их различать.
– Эти, с заплетенными волосами, втыкают в косу перо цапли, – говорит мой спутник. – Посмотри, они не умеют добывать красную краску и раскрашивают лица только в белый и черный цвет. А эти украшают головы коронами из перьев, и перья же спускаются вдоль их спины. Они научились этому от карибов. Это люди Каонабо.
Упоминание о свирепом вожде заставляет меня вздрогнуть. – А эти, видишь, носят на плечах козьи шкуры, они пришли издалека. Это подданные касика Катанабана.
«Что заставило их направиться сюда?» – с удивлением думаю я.
Ночью мы устраиваемся под огромным деревом. В этой благодатной стране нет хищных зверей или опасных гадов, и мы можем спать, не зажигая костра.
Я засыпаю моментально, едва смежив веки. Будит меня предрассветный холод, и, плотнее заворачиваясь в плащ, я вижу темную фигуру Гуатукаса, выделяющуюся на фоне светлеющего неба.
– Почему ты не спишь? – спрашиваю я. – Нам предстоит далекий путь, почему ты не хочешь отдохнуть?
– Два и пять и один, – говорит он, отсчитывая что-то на пальцах. – Твой брат Орниччо научил меня считать, – добавляет он с гордостью.
Меня смешат его слова.
– И ради этого ты не спишь? – восклицаю я. – Что же будет, если ты научишься считать до ста?
– Тсс, – говорит он, прикладывая палец к губам, – еще один. Пока ты спал, здесь прошло девять отрядов индейцев. Много людей Гуарионеха, много людей Катанабана, много людей Каонабо. Молодые воины. Среди них я не видел стариков, женщин и детей. Не лучше ли тебе вернуться в Изабеллу? – добавляет он вдруг.
– Что ты, Гуатукас, – возражаю я с возмущением, – я должен увидеть моего друга! Ради этого я вернулся на остров и испытал столько мук и лишений. Неужели теперь, когда мои испытания приходят к концу, ты хочешь, чтобы я отказался от встречи с ним?
– Идем, – говорит Гуатукас коротко. – Только мы свернем с этой тропинки. Ее проложили индейские воины, и нехорошо нам с ними встречаться.
Подъем сделался еще круче и путь еще труднее, так как теперь нам приходилось пробираться между кустами и деревьями и руками рвать лианы. Колючки впивались нам в ноги, рубашка моя намокла от пота, ноги и руки пыли от усталости.
Но зато с нашей высоты ясно были видны окрестныегоры. И всюду, куда ни бросишь взгляд, к Королевской долине тянулись длинные цепочки людей. Индейцы спешили туда с севера, с востока, с юга и запада.
Внезапно мы услышали треск ломаемых веток где-то внизу, под нашими ногами.
Выглянув из-за кустов, я увидел бронзово-красное лицо дикаря. От висков к подбородку его шли черные и красные полосы, мочки ушей, растянутые тяжелыми кремневыми палочками, лежали на плечах. Глаза, окруженные кольцами черной и красной краски, казались мрачнее и больше. Он был на целую голову выше окружающих его воинов.
– Это сам касик Каонабо! – прошептал мне на ухо Гуатукас.
Мы скрыты от взоров вождя густой стеной зарослей, но он поднимает голову и втягивает воздух. Я вижу, как его грудь вздувается, подобно кузнечным мехам.
Я поворачиваюсь к Гуатукасу, желая задать ему какой-то вопрос, но юноша, сделав мне знак молчать, тянет меня за руку наверх. Здесь, в скале, какое-то подобие пещеры, а длинные побеги растений, свешиваясь сверху, почти закрывают вход.
Каонабо произносит несколько слов, и тотчас же мне начинает казаться, что окружающие нас кусты оживают. Я вижу, как темные руки раздвигают ветви, мелькают перья головных уборов. Гуатукас крепко сжимает мне руку, и мы задерживаем дыхание, боясь привлечь внимание индейцев.
– Чего они ищут? – спрашиваю я.
– Они ищут нас, – шепчет он мне на ухо, когда воины удаляются от нашей пещеры. – Каонабо почуял запах белого. Лучше выйти ему навстречу.
Я не знаю, как поступить, но мне не хочется, чтобы Гуатукас заподозрил меня в трусости, да и посланные Каонабо уже опять подходят к нашей пещере.
Ползком выбравшись из нее, мы сбегаем вниз с холма. Очутившись в кустах, заслоняющих от нас Каонабо, раздвигаем ветки и останавливаемся на дороге перед великим касиком.
Гуатукас, почтительно склонившись, приветствует вождя, и тот спокойно отвечает на его приветствие.
Я кланяюсь ему в свою очередь, и он поворачивает ко мне свое страшное лицо.
– Здравствуй, великий вождь! – говорю я на языке народа Гуаканагари.
– Я рад приветствовать тебя на своем пути.
– Зачем индеец племени Харагвы идет рядом с белым убийцей? – говорит Каонабо, поворачиваясь к Гуатукасу. – Или люди Веечио, как и люди народа мариен, уже сделались рабами белых собак?
– Ты ошибаешься, – сказал я, – плохие люди бывают и среди белых и среди краснокожих, и их называют разбойниками и убийцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88