.
Почувствовав, что тело адмирала валится на меня, я вскочил на ноги, чтобы его поддержать.
Страшная судорога исказила его лицо, а руки со скрюченными, как когти, пальцами окостенели.
ГЛАВА IX
Возвращение в Изабеллу
Я поднял это огромное тело, поражаясь его легкости, и уложил на постель. Я расстегнул его ворот и пояс, чтобы облегчить дыхание, но его лицо не покидал синеватый, трупный оттенок.
Я освежил водой его виски, но это не помогало; тогда я поднялся наверх и позвал врача синьора Риего, помощника доктора Чанки.
Свыше четырех часов провозился он и наконец, приложив ухо к груди адмирала, произнес:
– Хвала господу, сердце бьется спокойно. Адмирала постиг удар, но он останется жить.
Несмотря на позднее время, люди команды «Ниньи» толпились у дверей каюты с испуганными лицами.
Я остался дежурить подле адмирала, но сел за его изголовьем, чтобы, когда он придет в себя, лицо мое не навело его на дурные воспоминания.
Я просидел несколько часов, ежеминутно меняя холодные примочки на его голове и прислушиваясь к его слабому дыханию.
«Святой Франциск Ассизский, мой покровитель, – молился я, – если господин мой останется жив, я по возвращении в Европу немедленно отправлюсь в Бискайю на богомолье к святой деве, я никогда больше не стану думать о плаваниях и путешествиях, потому что вот к каким результатам привела меня моя пагубная страсть. Я оставил добрейшего синьора Томазо, несмотря на его мольбы и уговоры, я вовлек Орниччо в это путешествие, заставляющее его сейчас скитаться с дикими индейцами вдали от родины. Злое солнце распалило мой мозг, и в охватившем меня бешенстве неразумным словом я нанес смертельный удар моему высокому господину. «– Франческо! – вдруг раздался слабый голос адмирала.
Не веря своим ушам, задыхаясь от радости, я бросился к нему.
– Ты здесь? – спросил он, нащупав мои руки. – Не оставляй меня. Как я плохо вижу! Что это со мной?
И, положив мне голову на грудь, он вдруг зарыдал безутешно, как маленький ребенок.
Я не мог этого перенести. Сердце мое разрывалось от жалости. Задыхаясь от рыданий, я гладил его волосы и называл его самыми нежными именами.
– Успокойтесь, господин, – говорил я, – вспомните о славе, которая вас ожидает! Подумайте о своих сыновьях, о королеве, которая ждет от вас известий.
– Дай мне выплакаться, – сказал господин жалобно, и. так как я с беспокойством вглядывался в его лицо, он добавил: – Смотри, смотри, не каждый день приходится видеть, как плачет вице-король Индии и адмирал Моря-Океана!. Что это? – обратил он внимание на валяющийся на полу нотариальный документ. – Подними его, – велел он мне.
Я испуганно хотел отложить бумагу в сторону, чтобы она не напомнила господину моих жестоких слов, но он тотчас же взял ее из моих рук.
Он развернул документ и стал пристально в него всматриваться.
– Как плохо служат мне глаза! – сказал он, откидываясь назад. – Но, – продолжал он с гордостью, – я так хорошо запомнил текст этого свидетельства, что могу его повторить в любое время дня и ночи. Но почему это я лежу в постели? – оглянувшись по сторонам, спросил он с беспокойством.
– Вы почувствовали себя утомленным, и я раздел вас и уложил в постель, – поспешно ответил я.
– Ты мой верный слуга, – сказал господин растроганно, – и я по-царски награжу тебя, когда мы вернемся в Кастилию. Да, так о чем же мы говорили? Я повторяю тебе, что, покончив со своими делами, немедленно отправлюсь на поиски Орниччо.
Господин мой, адмирал Кристоваль Колон, потрясенный постигшим его ударом, забыл все, что произошло между нами здесь, в этой маленькой каюте.
Больше месяца еще промучились мы, стараясь, обогнув южный мыс острова, добраться до Изабеллы.
Страшная буря разъединяла наши суда и отбрасывала назад флотилию. Господин, оправившийся после удара, не имел еще, однако, сил выходить из своей каюты. Его зрение сильно ослабело, а ноги отказывались служить. Правая его рука распухла от подагры, и он вынужден был держать ее на перевязи.
Но так велик был дух этого человека, что, когда нас прибило к берегам залива, адмирал нашел в себе силы, воспользовавшись лунным затмением, вычислить долготу, на которой мы находились.
Произведя вычисления, он без чувств свалился на руки поддерживавших его матросов.
29 сентября мы вошли в гавань Изабеллы. Адмирал лежал в своей каюте в бессознательном оцепенении, почти без чувств, с помутившимся взором.
Флот вошел в гавань под командой Диего Мендеса.
В то время как вышедшие нам навстречу музыканты приветствовали нас на набережной звуками труб и фанфар, беспомощного, как дитя, адмирала на руках сносили с корабля.
Все были удручены состоянием господина, и никто не мог предположить, что здесь же, на берегу, его ожидает такая большая радость.
Я, Хуан Роса и еще два матроса держали носилки адмирала, когда кинувшийся навстречу высокий, статный мужчина чуть не сбил нас с ног.
Увидя незнакомца, адмирал с громким криком поднялся с носилок. Это был старший брат господина, синьор Бартоломе Колон, с которым он не виделся уже около десяти лет.
Привезшие синьора Бартоломе корабли, сгрузив на Эспаньоле орудия и припасы, были уже на пути в Кастилию.
Узнав во Франции об удачном предприятии адмирала, синьор Бартоломе поспешил в Кадис, чтобы повидаться с братом, но в это время мы уже отбыли в наше второе плавание.
Тронутая этой его неудачей, королева предложила ему принять командование над тремя судами, отправляемыми в колонию. Четыре каравеллы Торреса должны были идти им вслед. Я думаю, что синьор Бартоломе – отличный моряк, если, не имея карты, привел суда в гавань Изабеллы. Ведь он мог руководствоваться только противоречивыми показаниями матросов, а потратил на это плавание вдвое меньше времени, чем господин адмирал.
Несмотря на одолевающую его слабость, господин тотчас же поднялся с носилок и, поддерживаемый с одной стороны синьором Диего, а с другой – синьором Бартоломе, пешком отправился к своему дому.
Народ шпалерами стоял по бокам дороги, пропуская наше маленькое шествие. Все кричали «ура» и бросали вверх шапки. В толпе я сейчас же узнал радостное лицо синьора Марио. Рядом с ним, с любопытством оглядываясь по сторонам, стоял молодой красивый индеец.
Не прошло и получаса, как мы уже шли по направлению к дому секретаря. Я знал, что синьор Марио неоднократно отказывался взять себе в услужение индейца, несмотря на то что это стало обычаем среди колонистов, да и величественная осанка юноши сбила меня с толку. Поэтому несколько раз, указывая на нашего спутника глазами, я спрашивал знаками, в чем дело. Но секретарь, улыбаясь, шел впереди и не отвечал на мой безмолвный вопрос.
Подойдя к дому синьора Марио, я вскрикнул от восторга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Почувствовав, что тело адмирала валится на меня, я вскочил на ноги, чтобы его поддержать.
Страшная судорога исказила его лицо, а руки со скрюченными, как когти, пальцами окостенели.
ГЛАВА IX
Возвращение в Изабеллу
Я поднял это огромное тело, поражаясь его легкости, и уложил на постель. Я расстегнул его ворот и пояс, чтобы облегчить дыхание, но его лицо не покидал синеватый, трупный оттенок.
Я освежил водой его виски, но это не помогало; тогда я поднялся наверх и позвал врача синьора Риего, помощника доктора Чанки.
Свыше четырех часов провозился он и наконец, приложив ухо к груди адмирала, произнес:
– Хвала господу, сердце бьется спокойно. Адмирала постиг удар, но он останется жить.
Несмотря на позднее время, люди команды «Ниньи» толпились у дверей каюты с испуганными лицами.
Я остался дежурить подле адмирала, но сел за его изголовьем, чтобы, когда он придет в себя, лицо мое не навело его на дурные воспоминания.
Я просидел несколько часов, ежеминутно меняя холодные примочки на его голове и прислушиваясь к его слабому дыханию.
«Святой Франциск Ассизский, мой покровитель, – молился я, – если господин мой останется жив, я по возвращении в Европу немедленно отправлюсь в Бискайю на богомолье к святой деве, я никогда больше не стану думать о плаваниях и путешествиях, потому что вот к каким результатам привела меня моя пагубная страсть. Я оставил добрейшего синьора Томазо, несмотря на его мольбы и уговоры, я вовлек Орниччо в это путешествие, заставляющее его сейчас скитаться с дикими индейцами вдали от родины. Злое солнце распалило мой мозг, и в охватившем меня бешенстве неразумным словом я нанес смертельный удар моему высокому господину. «– Франческо! – вдруг раздался слабый голос адмирала.
Не веря своим ушам, задыхаясь от радости, я бросился к нему.
– Ты здесь? – спросил он, нащупав мои руки. – Не оставляй меня. Как я плохо вижу! Что это со мной?
И, положив мне голову на грудь, он вдруг зарыдал безутешно, как маленький ребенок.
Я не мог этого перенести. Сердце мое разрывалось от жалости. Задыхаясь от рыданий, я гладил его волосы и называл его самыми нежными именами.
– Успокойтесь, господин, – говорил я, – вспомните о славе, которая вас ожидает! Подумайте о своих сыновьях, о королеве, которая ждет от вас известий.
– Дай мне выплакаться, – сказал господин жалобно, и. так как я с беспокойством вглядывался в его лицо, он добавил: – Смотри, смотри, не каждый день приходится видеть, как плачет вице-король Индии и адмирал Моря-Океана!. Что это? – обратил он внимание на валяющийся на полу нотариальный документ. – Подними его, – велел он мне.
Я испуганно хотел отложить бумагу в сторону, чтобы она не напомнила господину моих жестоких слов, но он тотчас же взял ее из моих рук.
Он развернул документ и стал пристально в него всматриваться.
– Как плохо служат мне глаза! – сказал он, откидываясь назад. – Но, – продолжал он с гордостью, – я так хорошо запомнил текст этого свидетельства, что могу его повторить в любое время дня и ночи. Но почему это я лежу в постели? – оглянувшись по сторонам, спросил он с беспокойством.
– Вы почувствовали себя утомленным, и я раздел вас и уложил в постель, – поспешно ответил я.
– Ты мой верный слуга, – сказал господин растроганно, – и я по-царски награжу тебя, когда мы вернемся в Кастилию. Да, так о чем же мы говорили? Я повторяю тебе, что, покончив со своими делами, немедленно отправлюсь на поиски Орниччо.
Господин мой, адмирал Кристоваль Колон, потрясенный постигшим его ударом, забыл все, что произошло между нами здесь, в этой маленькой каюте.
Больше месяца еще промучились мы, стараясь, обогнув южный мыс острова, добраться до Изабеллы.
Страшная буря разъединяла наши суда и отбрасывала назад флотилию. Господин, оправившийся после удара, не имел еще, однако, сил выходить из своей каюты. Его зрение сильно ослабело, а ноги отказывались служить. Правая его рука распухла от подагры, и он вынужден был держать ее на перевязи.
Но так велик был дух этого человека, что, когда нас прибило к берегам залива, адмирал нашел в себе силы, воспользовавшись лунным затмением, вычислить долготу, на которой мы находились.
Произведя вычисления, он без чувств свалился на руки поддерживавших его матросов.
29 сентября мы вошли в гавань Изабеллы. Адмирал лежал в своей каюте в бессознательном оцепенении, почти без чувств, с помутившимся взором.
Флот вошел в гавань под командой Диего Мендеса.
В то время как вышедшие нам навстречу музыканты приветствовали нас на набережной звуками труб и фанфар, беспомощного, как дитя, адмирала на руках сносили с корабля.
Все были удручены состоянием господина, и никто не мог предположить, что здесь же, на берегу, его ожидает такая большая радость.
Я, Хуан Роса и еще два матроса держали носилки адмирала, когда кинувшийся навстречу высокий, статный мужчина чуть не сбил нас с ног.
Увидя незнакомца, адмирал с громким криком поднялся с носилок. Это был старший брат господина, синьор Бартоломе Колон, с которым он не виделся уже около десяти лет.
Привезшие синьора Бартоломе корабли, сгрузив на Эспаньоле орудия и припасы, были уже на пути в Кастилию.
Узнав во Франции об удачном предприятии адмирала, синьор Бартоломе поспешил в Кадис, чтобы повидаться с братом, но в это время мы уже отбыли в наше второе плавание.
Тронутая этой его неудачей, королева предложила ему принять командование над тремя судами, отправляемыми в колонию. Четыре каравеллы Торреса должны были идти им вслед. Я думаю, что синьор Бартоломе – отличный моряк, если, не имея карты, привел суда в гавань Изабеллы. Ведь он мог руководствоваться только противоречивыми показаниями матросов, а потратил на это плавание вдвое меньше времени, чем господин адмирал.
Несмотря на одолевающую его слабость, господин тотчас же поднялся с носилок и, поддерживаемый с одной стороны синьором Диего, а с другой – синьором Бартоломе, пешком отправился к своему дому.
Народ шпалерами стоял по бокам дороги, пропуская наше маленькое шествие. Все кричали «ура» и бросали вверх шапки. В толпе я сейчас же узнал радостное лицо синьора Марио. Рядом с ним, с любопытством оглядываясь по сторонам, стоял молодой красивый индеец.
Не прошло и получаса, как мы уже шли по направлению к дому секретаря. Я знал, что синьор Марио неоднократно отказывался взять себе в услужение индейца, несмотря на то что это стало обычаем среди колонистов, да и величественная осанка юноши сбила меня с толку. Поэтому несколько раз, указывая на нашего спутника глазами, я спрашивал знаками, в чем дело. Но секретарь, улыбаясь, шел впереди и не отвечал на мой безмолвный вопрос.
Подойдя к дому синьора Марио, я вскрикнул от восторга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88