Гильем не хотел, чтобы брат потерял свою часть поместья, и достал нужную сумму, продав часть доли в мельнице, которая и так уже была заложена. Некоторые другие довольно сложные сделки дают основания полагать, что им предшествовали внутрисемейные совещания. Гуго де Шомон-сюр-Луар, владетель Амбуаза, заложил в 1096 году свои владения кузену Роберу де Рошкорбону; сверх того его дядя по материнской линии дал племяннику значительную сумму денег. Танкред, норманнский рыцарь из Южной Италии, обошелся без продажи своей доли наследства, потому что ему помог деньгами его опекун. Саварик де Вержи купил феод своего племянника и немедленно заложил его, чтобы дать последнему денег. Перед отбытием со своим сыном Жоффруа из Туара Фантен оставил одну часть своих земель жене, а другую – Жоффруа, последний же немедленно продал ее матери.
Можно найти объяснения тому, почему некоторые семьи были как бы предрасположены к участию в крестоносном движении. Это – давние семейные традиции паломни– скому монашескому движению и сочувствие реформаторскому церковному движению, почитание некоторых конкретных святых. Жены часто приносили с собой в семью мужа традиции своего рода. Из четырех сестер Бургундского графского дома три были женами первых крестоносцев, а четвертая стала матерью участника крестоносного движения. Хотя, вероятно, клан Ле-Пюис обладал своими собственными подобными традициями, небезынтересно, что мать семейства была одной из четырех сестер Монтлери, которые все были женами или матерями крестоносцев. По этому пути последовали и обе ее дочери.
Конечно, и в XIII веке семьи не потеряли своего значения, и крестоносные традиции, передававшиеся из поколения в поколение, продолжали подчинять себе тех, кто был в состоянии взять крест, но, когда феодальные отношения достигли своего пика, наиважнейшим фактором стали сеньориально-вассальные связи. Это повлияло даже на образ Христа, каким его представляла крестоносная проповедь, всегда принимавшая во внимание настроения своей аудитории. Если раньше Христос, как правило, сравнивался с отцом, потерявшим свою наследственную долю и призывающим своих сыновей вернуть ему ее, то теперь все чаще перед слушателями возникал портрет властелина, требующего от своих подданных выполнения службы. Образ Христа-властелина можно найти уже в песне времен второго крестового похода: «Господь был тяжко опечален потерей своего наследия. Он желает испытать друзей своих и вассалов своих на верность. Если кто-либо имеет феод от сеньора своего и бросает сеньора, когда тот подвергается нападению и теряет свое наследство, такой вассал по всей справедливости должен быть лишен феода. Вы владеете своим телом, своей душой и всем, что есть у вас, по благосклонности высшего императора; сегодня он призывает вас на помощь в бою и, хотя не связаны вы с ним по феодальному закону, он предлагает вам такие богатые награды, как отпущение всех грехов ваших, как бы тяжко вы ни согрешили и какое бы наказание ни заслуживали, и как жизнь вечную, что должны вы поспешить на помощь ему по доброй воле».
Третьим фактором стали крестовые походы в другие регионы. Полные энтузиазма крестоносцы часто рвались воевать на нескольких фронтах. Леопольд VI Австрийский участвовал в крестовых походах в Испанию и в Лангедок, воевал в третьем и пятом крестовых походах и принял крест для участия в четвертом. Французский рыцарь Петр Пийар сопровождал Людовика IX в обоих его походах на Восток и участвовал в походе Карла Анжуйского в Южной Италии. К XIV веку среди рыцарей распространилось мнение, что географический регион их крестовых подвигов – вещь второстепенная, важнее всего – бороться с врагами Христа, где бы те ни находились. Они проявляли «странное безразличие к тому, где и с кем воевать». Естественно, не все другие театры войны имели те же традиции паломничества, что и Иерусалим.
В начале XIII века мы видим попытку руководителя крестоносного движения в Прибалтике создать культ Матери Божьей в Риге, распространяя миф о том, что Ее вдовья часть наследства (как бы в параллель отцовской доле наследства Христа) – это земли ливонские. С течением времени в крестоносном движении произошло смещение центра тяжести с освобождения или защиты Иерусалима (пли вообще помощи Святой Земле) на защиту христианского мира вообще. Кампании помощи Христианской республике (как часто называли христианский мир) все чаще и чаще производили впечатление войны в защиту государства, а не войны как акта благочестия. В XIV веке действия крестоносцев в Северной Африке или в Европе характеризовались понятиями служения Христу своей доблестью (ргоиеззе), почти лишенной покаянного смысла.
Вполне возможно, что самый знаменитый пример кризиса крестоносного движения после 1291 года – падение ордена тамплиеров, описанное в главе 9, – способствовал частичной секуляризации движения. В обвинениях, предъявленных тамплиерам, говорилось, в частности, что они якобы отрицали божественность Христа, Его распятие и даже сам крест. Их обвиняли в том, что при ритуале вступления в орден они плевали на распятие, топтали его ногами и даже мочились на него. Подобные обвинения были бы ужасны в любом христианском обществе, но тогда они представляли еще и особо резкий вызов идее, лежащей в основе крестоносного движения, и традициям, основой которых были власть Христа и образ креста. Французское правительство предало эти обвинения широкой гласности, и обществу предстала отвратительная картина известного ордена, претендующего на воплощение в традиционной религиозной форме идеалов крестоносного движения и в то же время богохульственно отрицавшего свои же собственные основы. Эти обвинения, безусловно, нанесли сильный вред крестоносному движению.
По мере своего превращения к XIII веку в непременный атрибут средневековой жизни крестоносное движение становилось и менее радикальным. Светские рыцарские идеалы способствовали некоторому размыванию революционной идеи, заявленной в 1095 году. Понимание войны как акта покаяния и благочестия, конечно, оставалось и даже продолжало проповедоваться, хотя и во все более декоративной форме, рыцарями-госпитальерами на Мальте вплоть до XVIII века. Но оно уступило ведущее место более традиционному образу военного служения Христу. Идея покаянной войны, одно из наиболее радикальных направлений европейской мысли, была слишком неудобной для того, чтобы обеспечить себе постоянное место в богословии и практике христианского насилия.
Глава 5
Песни
МАЙКЛ РАТЛЕДЖ
Литература всегда отражает проблемы своего времени, в противном случае ее никто не читает; иначе говоря, она не может стать популярной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Можно найти объяснения тому, почему некоторые семьи были как бы предрасположены к участию в крестоносном движении. Это – давние семейные традиции паломни– скому монашескому движению и сочувствие реформаторскому церковному движению, почитание некоторых конкретных святых. Жены часто приносили с собой в семью мужа традиции своего рода. Из четырех сестер Бургундского графского дома три были женами первых крестоносцев, а четвертая стала матерью участника крестоносного движения. Хотя, вероятно, клан Ле-Пюис обладал своими собственными подобными традициями, небезынтересно, что мать семейства была одной из четырех сестер Монтлери, которые все были женами или матерями крестоносцев. По этому пути последовали и обе ее дочери.
Конечно, и в XIII веке семьи не потеряли своего значения, и крестоносные традиции, передававшиеся из поколения в поколение, продолжали подчинять себе тех, кто был в состоянии взять крест, но, когда феодальные отношения достигли своего пика, наиважнейшим фактором стали сеньориально-вассальные связи. Это повлияло даже на образ Христа, каким его представляла крестоносная проповедь, всегда принимавшая во внимание настроения своей аудитории. Если раньше Христос, как правило, сравнивался с отцом, потерявшим свою наследственную долю и призывающим своих сыновей вернуть ему ее, то теперь все чаще перед слушателями возникал портрет властелина, требующего от своих подданных выполнения службы. Образ Христа-властелина можно найти уже в песне времен второго крестового похода: «Господь был тяжко опечален потерей своего наследия. Он желает испытать друзей своих и вассалов своих на верность. Если кто-либо имеет феод от сеньора своего и бросает сеньора, когда тот подвергается нападению и теряет свое наследство, такой вассал по всей справедливости должен быть лишен феода. Вы владеете своим телом, своей душой и всем, что есть у вас, по благосклонности высшего императора; сегодня он призывает вас на помощь в бою и, хотя не связаны вы с ним по феодальному закону, он предлагает вам такие богатые награды, как отпущение всех грехов ваших, как бы тяжко вы ни согрешили и какое бы наказание ни заслуживали, и как жизнь вечную, что должны вы поспешить на помощь ему по доброй воле».
Третьим фактором стали крестовые походы в другие регионы. Полные энтузиазма крестоносцы часто рвались воевать на нескольких фронтах. Леопольд VI Австрийский участвовал в крестовых походах в Испанию и в Лангедок, воевал в третьем и пятом крестовых походах и принял крест для участия в четвертом. Французский рыцарь Петр Пийар сопровождал Людовика IX в обоих его походах на Восток и участвовал в походе Карла Анжуйского в Южной Италии. К XIV веку среди рыцарей распространилось мнение, что географический регион их крестовых подвигов – вещь второстепенная, важнее всего – бороться с врагами Христа, где бы те ни находились. Они проявляли «странное безразличие к тому, где и с кем воевать». Естественно, не все другие театры войны имели те же традиции паломничества, что и Иерусалим.
В начале XIII века мы видим попытку руководителя крестоносного движения в Прибалтике создать культ Матери Божьей в Риге, распространяя миф о том, что Ее вдовья часть наследства (как бы в параллель отцовской доле наследства Христа) – это земли ливонские. С течением времени в крестоносном движении произошло смещение центра тяжести с освобождения или защиты Иерусалима (пли вообще помощи Святой Земле) на защиту христианского мира вообще. Кампании помощи Христианской республике (как часто называли христианский мир) все чаще и чаще производили впечатление войны в защиту государства, а не войны как акта благочестия. В XIV веке действия крестоносцев в Северной Африке или в Европе характеризовались понятиями служения Христу своей доблестью (ргоиеззе), почти лишенной покаянного смысла.
Вполне возможно, что самый знаменитый пример кризиса крестоносного движения после 1291 года – падение ордена тамплиеров, описанное в главе 9, – способствовал частичной секуляризации движения. В обвинениях, предъявленных тамплиерам, говорилось, в частности, что они якобы отрицали божественность Христа, Его распятие и даже сам крест. Их обвиняли в том, что при ритуале вступления в орден они плевали на распятие, топтали его ногами и даже мочились на него. Подобные обвинения были бы ужасны в любом христианском обществе, но тогда они представляли еще и особо резкий вызов идее, лежащей в основе крестоносного движения, и традициям, основой которых были власть Христа и образ креста. Французское правительство предало эти обвинения широкой гласности, и обществу предстала отвратительная картина известного ордена, претендующего на воплощение в традиционной религиозной форме идеалов крестоносного движения и в то же время богохульственно отрицавшего свои же собственные основы. Эти обвинения, безусловно, нанесли сильный вред крестоносному движению.
По мере своего превращения к XIII веку в непременный атрибут средневековой жизни крестоносное движение становилось и менее радикальным. Светские рыцарские идеалы способствовали некоторому размыванию революционной идеи, заявленной в 1095 году. Понимание войны как акта покаяния и благочестия, конечно, оставалось и даже продолжало проповедоваться, хотя и во все более декоративной форме, рыцарями-госпитальерами на Мальте вплоть до XVIII века. Но оно уступило ведущее место более традиционному образу военного служения Христу. Идея покаянной войны, одно из наиболее радикальных направлений европейской мысли, была слишком неудобной для того, чтобы обеспечить себе постоянное место в богословии и практике христианского насилия.
Глава 5
Песни
МАЙКЛ РАТЛЕДЖ
Литература всегда отражает проблемы своего времени, в противном случае ее никто не читает; иначе говоря, она не может стать популярной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122