Ни хихиканья, ни улыбок.
Джон выбрал новую шпагу, проверил эфес и принял позу.
– Берегись! Рази! Парируй! Нападай! Быстрее и более плавно! Внимание! Атакуй! Отвечай ударом на удар! Нападай! Нет, не так, леди Анна.
Она безнадежно отставала от остальных. Одно дело наблюдать за отцом или Эдвардом, и совсем другое делать выпады шпагой, весившей несколько фунтов. При этом делать это вытянутой рукой, сохраняя заданную позицию и такую позу, какую не рекомендовалось ни одной женщине принимать на публике, даже если на ней бриджи.
Он подошел к ней сзади и взял ее за руку, в которой она держала шпагу. Другой рукой он согнул ее свободную руку так, что та описала в воздухе изящную дугу.
– Вы слишком напряжены, – сказал Джон. – Постарайтесь, чтобы ваше тело сделалось податливым, ощущало легкость движений, миледи. Могу рекомендовать это для любых упражнений, а для игр со шпагой особенно.
Анна ощутила еще большую скованность. Его тело плотно прижималось к ее спине, правая нога стала как бы продолжением ее собственной, и его мужское естество давило на ее бедро. Это было уже слишком даже для человека, отверженного обществом.
– Не сомневаюсь в том, что вы хорошо знакомы с податливыми телами, сэр, – процедила Анна сквозь зубы. – Не повторяете ли вы непристойности, которым учили примадонну Королевского театра?
Анна была уверена, что Джон придет в замешательство, но он лишь ухмыльнулся.
– Нет, миледи, Нелли владеет своим телом в совершенстве. Не мне ее учить.
Джон был очень возбужден, и острословие помогло ему скрыть свое состояние. И все же он не мог оставить леди Анну. Он не станет пугаться своего влечения к этой женщине, не отшатнется от нее. Она была выкупом за его жизнь, который он должен заплатить сэру Сэмюелу. Он знал, что выплатит долг сполна, пока сэр Сэмюел со свойственным ему благородством не освободит его от этого бремени. Не важно, что это бремя для него мучительно. Чтобы избавиться от столь сладостной боли, он готов на все.
Но то, что он заметил в ней признаки ревности, когда произнес имя Нелл Гвин, было некоторой, хотя и слабой компенсацией за его страдания. Чтобы скрыть свою неловкость, он еще крепче прижал к себе леди Анну.
Анна попыталась высвободиться:
– Мне трудно дышать, сэр, когда вы прижимаете меня к себе.
Он слегка ослабил хватку и прошептал, касаясь губами ее волос:
– Не было бы нужды сжимать вас так крепко, если бы вы держались свободнее. Дайте своему телу свободу, которой оно жаждет. Это не так трудно, как вы себе представляете. Притворитесь, что танцуете на королевском балу. Только это смертельно опасный танец, леди Анна, и он должен спасти вам жизнь.
Джон прищелкнул языком.
– Меня печалит то, что самая низкородная из женщин на этой лужайке лучше справляется с этим галантным искусством, чем вы, с рождения знакомая с ним.
Этот притворно участливый тон приобрел характер наигранного недоверия.
Неужели простолюдины отличаются от благородных меньше, чем это себе представляют в Уайтхолле?
Анна заерзала в его железных объятиях.
– Это предательская мысль, сэр, если не святотатственная. Вам незачем поучать меня. Я знаю обязанности, возлагаемые на меня моим происхождением.
– Мне приятно вас учить всему, леди Анна, хотя у меня есть ученицы получше.
Он заставил ее поднять руку.
– Защищайтесь! А теперь нападайте!
Под его нажимом она вытянула руку перед собой во всю длину. Их руки оказались параллельны друг другу.
Она ощутила своей нежной рукой движение его мощных мускулов, и это прибавило ей сил.
– Левая нога должна быть совершенно прямой, – сказал Джон. Он наклонился и выпрямил ей ногу. Она была уверена, что нажим его сильных пальцев сквозь атласные бриджи оставит следы на ее икре. От напряжения ее сердце билось учащенно. Такие упражнения были ей незнакомы.
Наконец он отпустил ее, посмотрел ей в лицо и произвел выпад своей и ее шпагами одновременно.
– Из этой позиции, когда вы нападаете, следует вот так поднять лезвие шпаги, чтобы можно было отрубить голову. Но надо действовать очень быстро, потому что я буду парировать ваш удар – вот так. И надо стремительно отразить контратаку.
Ее шпага вылетела из руки и приземлилась на некотором расстоянии. Лезвие все еще вибрировало, вертикально стоя в траве.
– Ур-ра!
Это выкрикнули его люди.
В эту минуту Анна испытывала жгучее презрение к нему и ею чертовым упражнениям, изобретенным, как она была уверена, только для того, чтобы ее унизить перед этим сбродом.
Его шпага выплясывала вокруг ее горла.
– Вы в моей власти, миледи. Мне решать, помиловать ли вас.
Она стояла совершенно спокойно и ничуть не была испугана.
– В таком случае пронзите меня шпагой, сэр. Если вы этого не сделаете, то пусть даже мне придется практиковаться в этом искусстве с утра до вечера, предупреждаю вас, что в следующий раз я добьюсь лучшего и своего не упущу.
Он с трудом погасил блеск удовлетворения во взгляде, поднимая и возвращая ей ее оружие.
– В вас, миледи, живет дух соревнования, и я нахожу это странным, учитывая ваше происхождение. Возможно, что вам придется обучить этому меня.
Он снова отсалютовал ей шпагой и сначала медленно, а потом все быстрее провел ее через все этапы этого искусства.
Анна трудилась в поте лица, но, несмотря на все большую усталость, тяжесть в руке и напряжение икроножных мускулов, ощущала, что этот странный разбойник умен и образован. Будучи отпетым негодяем, он имел уважение к женской отваге и способностям, чего никогда прежде она не видела даже в самых больших философах из числа мужчин. В доме своего отца и при дворе она имела продолжительные беседы с мистером Пеписом и мистером Драйденом, но она никогда не слышала от них того, что услышала от этого разбойника.
Анне пришло в голову, что как только она начинала искать в Джоне Гилберте что-нибудь хорошее, немедленно это находила. И тут она вспомнила о его поцелуях, о двух его поцелуях, и от этого воспоминания ее бросило в жар.
Покружив немного, Джон попытался поймать ее врасплох. Он сделал выпад, но Анна его парировала.
– Отлично! – воскликнул Джон, и его похвала была ей необычайно приятна.
Анна заметила, что ворот его рубашки расстегнут и из-под красного шейного платка видно мягкое руно кудрявых темных волос на груди.
Она вздрогнула, когда начали падать первые капли дождя. Меньше всего ей хотелось желать Джона Гилберта так, как в свое время она желала Эдварда. Любовь и доверие умерли в ней, когда она скрывалась в гардеробной королевы, когда ее страсть была поругана и предана и забвение и прощение стали невозможными. После того как ее дядя епископ Илийский умиротворит короля и добьется расторжения помолвки с лордом Уэверби, она удалится в эссекское поместье отца и будет вести там жизнь уединенную, полную труда и добрых дел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Джон выбрал новую шпагу, проверил эфес и принял позу.
– Берегись! Рази! Парируй! Нападай! Быстрее и более плавно! Внимание! Атакуй! Отвечай ударом на удар! Нападай! Нет, не так, леди Анна.
Она безнадежно отставала от остальных. Одно дело наблюдать за отцом или Эдвардом, и совсем другое делать выпады шпагой, весившей несколько фунтов. При этом делать это вытянутой рукой, сохраняя заданную позицию и такую позу, какую не рекомендовалось ни одной женщине принимать на публике, даже если на ней бриджи.
Он подошел к ней сзади и взял ее за руку, в которой она держала шпагу. Другой рукой он согнул ее свободную руку так, что та описала в воздухе изящную дугу.
– Вы слишком напряжены, – сказал Джон. – Постарайтесь, чтобы ваше тело сделалось податливым, ощущало легкость движений, миледи. Могу рекомендовать это для любых упражнений, а для игр со шпагой особенно.
Анна ощутила еще большую скованность. Его тело плотно прижималось к ее спине, правая нога стала как бы продолжением ее собственной, и его мужское естество давило на ее бедро. Это было уже слишком даже для человека, отверженного обществом.
– Не сомневаюсь в том, что вы хорошо знакомы с податливыми телами, сэр, – процедила Анна сквозь зубы. – Не повторяете ли вы непристойности, которым учили примадонну Королевского театра?
Анна была уверена, что Джон придет в замешательство, но он лишь ухмыльнулся.
– Нет, миледи, Нелли владеет своим телом в совершенстве. Не мне ее учить.
Джон был очень возбужден, и острословие помогло ему скрыть свое состояние. И все же он не мог оставить леди Анну. Он не станет пугаться своего влечения к этой женщине, не отшатнется от нее. Она была выкупом за его жизнь, который он должен заплатить сэру Сэмюелу. Он знал, что выплатит долг сполна, пока сэр Сэмюел со свойственным ему благородством не освободит его от этого бремени. Не важно, что это бремя для него мучительно. Чтобы избавиться от столь сладостной боли, он готов на все.
Но то, что он заметил в ней признаки ревности, когда произнес имя Нелл Гвин, было некоторой, хотя и слабой компенсацией за его страдания. Чтобы скрыть свою неловкость, он еще крепче прижал к себе леди Анну.
Анна попыталась высвободиться:
– Мне трудно дышать, сэр, когда вы прижимаете меня к себе.
Он слегка ослабил хватку и прошептал, касаясь губами ее волос:
– Не было бы нужды сжимать вас так крепко, если бы вы держались свободнее. Дайте своему телу свободу, которой оно жаждет. Это не так трудно, как вы себе представляете. Притворитесь, что танцуете на королевском балу. Только это смертельно опасный танец, леди Анна, и он должен спасти вам жизнь.
Джон прищелкнул языком.
– Меня печалит то, что самая низкородная из женщин на этой лужайке лучше справляется с этим галантным искусством, чем вы, с рождения знакомая с ним.
Этот притворно участливый тон приобрел характер наигранного недоверия.
Неужели простолюдины отличаются от благородных меньше, чем это себе представляют в Уайтхолле?
Анна заерзала в его железных объятиях.
– Это предательская мысль, сэр, если не святотатственная. Вам незачем поучать меня. Я знаю обязанности, возлагаемые на меня моим происхождением.
– Мне приятно вас учить всему, леди Анна, хотя у меня есть ученицы получше.
Он заставил ее поднять руку.
– Защищайтесь! А теперь нападайте!
Под его нажимом она вытянула руку перед собой во всю длину. Их руки оказались параллельны друг другу.
Она ощутила своей нежной рукой движение его мощных мускулов, и это прибавило ей сил.
– Левая нога должна быть совершенно прямой, – сказал Джон. Он наклонился и выпрямил ей ногу. Она была уверена, что нажим его сильных пальцев сквозь атласные бриджи оставит следы на ее икре. От напряжения ее сердце билось учащенно. Такие упражнения были ей незнакомы.
Наконец он отпустил ее, посмотрел ей в лицо и произвел выпад своей и ее шпагами одновременно.
– Из этой позиции, когда вы нападаете, следует вот так поднять лезвие шпаги, чтобы можно было отрубить голову. Но надо действовать очень быстро, потому что я буду парировать ваш удар – вот так. И надо стремительно отразить контратаку.
Ее шпага вылетела из руки и приземлилась на некотором расстоянии. Лезвие все еще вибрировало, вертикально стоя в траве.
– Ур-ра!
Это выкрикнули его люди.
В эту минуту Анна испытывала жгучее презрение к нему и ею чертовым упражнениям, изобретенным, как она была уверена, только для того, чтобы ее унизить перед этим сбродом.
Его шпага выплясывала вокруг ее горла.
– Вы в моей власти, миледи. Мне решать, помиловать ли вас.
Она стояла совершенно спокойно и ничуть не была испугана.
– В таком случае пронзите меня шпагой, сэр. Если вы этого не сделаете, то пусть даже мне придется практиковаться в этом искусстве с утра до вечера, предупреждаю вас, что в следующий раз я добьюсь лучшего и своего не упущу.
Он с трудом погасил блеск удовлетворения во взгляде, поднимая и возвращая ей ее оружие.
– В вас, миледи, живет дух соревнования, и я нахожу это странным, учитывая ваше происхождение. Возможно, что вам придется обучить этому меня.
Он снова отсалютовал ей шпагой и сначала медленно, а потом все быстрее провел ее через все этапы этого искусства.
Анна трудилась в поте лица, но, несмотря на все большую усталость, тяжесть в руке и напряжение икроножных мускулов, ощущала, что этот странный разбойник умен и образован. Будучи отпетым негодяем, он имел уважение к женской отваге и способностям, чего никогда прежде она не видела даже в самых больших философах из числа мужчин. В доме своего отца и при дворе она имела продолжительные беседы с мистером Пеписом и мистером Драйденом, но она никогда не слышала от них того, что услышала от этого разбойника.
Анне пришло в голову, что как только она начинала искать в Джоне Гилберте что-нибудь хорошее, немедленно это находила. И тут она вспомнила о его поцелуях, о двух его поцелуях, и от этого воспоминания ее бросило в жар.
Покружив немного, Джон попытался поймать ее врасплох. Он сделал выпад, но Анна его парировала.
– Отлично! – воскликнул Джон, и его похвала была ей необычайно приятна.
Анна заметила, что ворот его рубашки расстегнут и из-под красного шейного платка видно мягкое руно кудрявых темных волос на груди.
Она вздрогнула, когда начали падать первые капли дождя. Меньше всего ей хотелось желать Джона Гилберта так, как в свое время она желала Эдварда. Любовь и доверие умерли в ней, когда она скрывалась в гардеробной королевы, когда ее страсть была поругана и предана и забвение и прощение стали невозможными. После того как ее дядя епископ Илийский умиротворит короля и добьется расторжения помолвки с лордом Уэверби, она удалится в эссекское поместье отца и будет вести там жизнь уединенную, полную труда и добрых дел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81