Эта игра отца и дочери имела положительное влияние на ее образование, которое было одним из компонентов «класса».
Затем случилось немыслимое. Клод Трумэн.
Мускулистый малый, полицейский – полицейский! – из какого-то захолустного городка в штате Мэн.
То, что они не пара, было всем очевидно.
Что мать в нем нашла – понять никто не мог. Я считаю, что ее сердце завоевало именно это – гора мускулов и некоторая неотесанность.
Клод Трумэн был уверен в себе на все сто, этакий олень-самец в разгар брачного сезона. Он разительно отличался от тех молодых людей, которые ее окружали.
При этом далеко не глупый. Хотя образованием не блистал.
Про Джона Чивера он мог спросить, в какой хоккейной команде играет этот парень, а про Ионеско – что продает эта компания.
С ним Энни не было нужды быть постоянно начеку в интеллектуальном отношении. А она слегка устала все время быть на уровне.
Возможно, ее манил и городок Версаль в штате Мэн.
Романтическое название. Романтическая глубинка.
Разумеется, она этого зачуханного Версаля никогда не видела, но округ Акадия с его лесами в золоте и багреце, воспетыми классиками американской литературы, – это казалось такой дивной сказкой для молодой девушки, напичканной стихами и прозой и вообще до безобразия образованной.
Отец напрочь запретил ей встречаться с Клодом Трумэном, однако она его не послушалась, и через три месяца после знакомства они поженились.
Жениху было тридцать семь. Невесте – двадцать девять.
За свое решение мать дорого заплатила.
Ссора с Джо Уилмотом вышла страшная – считай, на всю жизнь.
Со временем они более или менее помирились, хотя трещина в отношениях отца и дочери осталась навсегда.
Энн часто звонила отцу. Но после каждого звонка она обычно запиралась у себя в комнате и плакала.
После смерти отец оставил ей достаточно денег на мое образование и немного для нее самой – однако это не шло ни в какое сравнение с тем огромным капиталом, который она получила бы, не пойдя против воли отца.
Одну из традиций семьи Уилмотов мать свято блюла – а именно, она одаривала меня, если я демонстрировал какое-либо достижение в самосовершенствовании.
К примеру, доллар за выученную речь из шекспировского «Генриха V» – и еще доллар, если я мог продекламировать ее перед обедом без единой ошибки.
Пятьдесят центов стоил прочитанный «серьезный» роман (за Конан Дойла или за комиксы я не получал ничего, кроме презрительного взгляда).
Биографии исторических деятелей тянули на доллар.
И целых пять долларов – за прослушанную вместе с ней радиоинсценировку романа «Я, Клавдий».
В день, когда мать вышвырнула отца из дома за сахарную пудру в его волосах, она освободила середину кухни от мебели и предложила мне научиться танцевать – и посулила доллар, если я буду прилежен.
Она поставила пластинку с песнями Фрэнка Синатры и оставила открытой дверь в гостиную, где стояла радиола. После этого проинструктировала меня, куда класть руки и что делать с ногами.
До материной талии мне было еще высоковато, и левую руку я положил ей на бедро, а правую вытянул вверх, чтобы она могла взять мою ладонь в свою.
– А теперь что?
– Делай шаг ногой, которая впереди.
– А которую ставить вперед?
– Любую. Ты веди, а я за тобой.
– Почему ты за мной, а не я за тобой?
– Так принято. Мужчина ведет. Давай.
Мы потанцевали немного под «Летний ветерок».
Она вдруг спросила:
– Хочешь поговорить о том, что произошло сегодня утром?
– Нет, – сказал я.
– Хочешь меня о чем-либо спросить – о чем угодно?
Я был слишком занят своими ногами – «Никогда не смотри себе на ноги, только на партнера; держись прямо, словно из твоей головы торчит веревка и тянет тебя вверх, вверх!» – я был слишком скон-цент-ри-ро-ван на ритме, поэтому ответил: нет, все в порядке, никаких вопросов.
Мать прижала мою голову к своему животу, так что я чуть не задохся, и тихо сказала:
– Ах, Бен... Ах, Бен...
Это значило: у нее на душе невесело, но она не хочет, чтобы я об этом знал.
– Ты не можешь ставить на кон свою шерифскую звезду.
– А почему бы и нет? Она чего-нибудь да стоит. Золото как-никак.
– Никакое это не золото. А если бы и да – какой мне от него прок? Переплавить, что ли?
– Будешь носить, Дайан. Как украшение.
– Бен, я не намерена расхаживать по городу с твоей чертовой звездой.
– Ну и зря. Можешь даже новым шерифом стать. Шерифиня Дайан!
Она возвела глаза к небу: дескать, не понимаю юмора.
– Давай, Бен, или ставь денежки на кон, или прикрывай лавочку. Я принимаю только твердую валюту. Доллар США.
Бобби Берк встрял с очередной банальностью:
– Разрешенная законом денежная единица для оплаты товаров и услуг во всех секторах экономики.
Банк составлял чуть меньше пятидесяти баксов – почти предел при тех условиях, на которых мы играли. У меня на руках были три дамы – и против меня одна Дайан. Было бы досадно выйти из игры в такой момент.
Я воззвал к Дику:
– Разве шерифская звезда не стоит хотя бы пятнадцати долларов? А, Дик? На самом деле она потянет на двадцать пять, а то и на тридцать пять. Могу показать каталог с ценами!
– Ну да, – с видом специалиста отозвался он, – но если ты продаешь новую.
– Дик, звезда не «бьюик». Сколько миль она отъездила – не играет ни малейшей роли!
– Дайан решать. Хочет принять ее – Бога ради.
– О Господи! Дик, какой же ты бесхребетный! Моллюск чертов. Ты что – Дайан боишься? Друга поддержать не хочешь?
– Да, боюсь.
– Дайан, душечка...
– И не проси!
– Дайан, ну послушай...
– Нет и нет.
– Выиграешь звезду, будешь расхаживать с ней по городу – и выставишь меня полным дураком перед всеми. Разве тебе подобная перспектива не улыбается?
Дайан лишь отрицательно мотнула головой.
– Вот если к звезде прибавишь штаны – тогда по рукам.
– Штаны я на кон не ставлю.
– Значит, на руках у тебя одна шваль.
– Одно с другим не связано. Штаны – святое.
– Давай, рискни святым.
– Дайан, о моих штанах не может быть и речи.
– А что еще у тебя есть?
– Звезда – последнее, что у меня есть.
Она взяла звезду, задумчиво повертела ее в руках. Думал, она ее еще и на зуб попробует: не фальшивая ли?
– Ладно, согласна. Сделаю из нее серьги или еще что. И буду носить в открытую. Пусть все в городе видят, какой ты разгвоздяй.
Она бросила звезду на банк.
– Бен, это что же – Дайан теперь наш новый шериф? – осведомился Дик.
– Не торопи события. Она еще не выиграла.
– А если? Она что – действительно станет новым шерифом?
– Думаю, да.
Он с сомнением помотал головой.
Дайан открыла карты. Два короля, две семерки.
В голове у меня стрельнуло: давай, выходи из игры к такой-то матери! Отличный шанс! Просто не открывать карты, признать проигрыш – пусть Дайан достанутся и пятьдесят долларов, и шерифская звезда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97