– А если… Если они с Виктором просто решили, что ей не стоит работать в одной с ним конторе? Мужчина он состоятельный, вполне может себе позволить…
Антон сказал:
– Зачем тогда бросать обжитую квартиру? Почему не подписать заявление по тихому? Зачем скрываться от подруг? Почему все так внезапно?
Алена кивнула:
– Мы расстались вечером, уже после работы, и она ничего мне не говорила. А вот через пару часов Геля мне звонила, несколько раз, но мы с Антоном ходили в театр, и оба отключали телефон. Домой вернулись поздно, я увидела ее звонок, но решила не беспокоить, а утром я уже не смогла дозвониться.
Лена покрутила головой:
– Вы просто не слышали ее голос. Вы же ее знаете, она чувств своих совсем скрывать не умеет. Мне даже показалось, что она больна или чем-то сильно расстроена. Не очень это вяжется со счастливыми переменами в жизни.
Мне показалось, что Алена хотела что-то сказать, но передумала.
Я глянул на часы и вынул трубку.
Виктор ответил почти сразу:
– Павел, ты где?
– Дома, в Москве. – Что-то в его голосе насторожило меня, и я спросил: – Что-то случилось?
– Случилось. Влада в больнице, в реанимации. Ты же знаешь, эта ее проклятая аллергия!
– Что, сильный приступ?
– Сильный. Она до сих пор не пришла в себя. Меня не было дома, домработницу она отпустила к сестре, та вернулась за забытым абонементом, и нашла ее уже без сознания. Она – женщина толковая, вызвала скорую, дозвонилась мне. В общем, я приехал сюда почти одновременно с Владой. Что могло спровоцировать такой сильный приступ? Она мне звонила незадолго до этого, была спокойна, даже весела. Собиралась почитать какую-то статью в журнале. Я обещал вернуться пораньше, и она хотела поужинать со мной. Ирина Васильевна нашла ее в гостиной, в руке у Влады был зажат ингалятор, но она им воспользоваться, видно, не успела. Послушай, я не могу дозвониться Илье. Дома его нет, и телефон не отвечает.
Я предложил:
– Давай я приеду?
Виктор потерянно сказал:
– Знаешь, было бы здорово. А то я тут уже с ума схожу.
Ребята и так все поняли, объяснять ничего не пришлось. Они поднялись, и мы договорились, что завтра в конторе переговорим. Впрочем, все согласились, что расспрашивать Виктора сейчас не стоит.
По дороге я дважды звонил Илье, но безуспешно.
Около входа в больницу меня встретил Виктор.
На мой вопросительный взгляд он ответил:
– Зря я тебя дернул. Влада пришла в себя. Врач отправил меня домой, сказал, что опасность миновала. Меня не пустили в палату, но я видел ее через стекло. – Он закурил и с горечью сказал: – Когда-нибудь я не успею, или никого не окажется рядом…Ты же знаешь, ее мать умерла именно так: она очередной раз приревновала мужа, дома никого не было, у нее началось удушье, и, когда ее обнаружили, было слишком поздно.
– Илья рассказывал, что их мать всегда страдала подобными приступами, но у Влады раньше этого не было. Мы ведь жили недалеко и росли вместе, она была обыкновенной девчонкой, ну, может, чуть более плаксивой, чем другие. Помню, она получила тройку за сочинение, так рыдала полдня. Мы уж и дразнили ее, и успокаивать пробовали, ничего не помогало. Мой отец нам с Ильей тогда надрал уши, а мама кое-как ее успокоила.
Виктор затянулся и сказал:
– В последнее время все стало гораздо хуже. Влада всегда была ревнивой, а теперь к этому добавился кризис среднего возраста. Ей кажется, что молодость уходит, она бесконечно бегает по каким-то омолаживающим процедурам, лечится у шарлатанов. Недавно хотела сделать инъекции стволовыми клетками, я еле отговорил ее. Мало того, что никто не знает толком механизма их действия, это может вызвать у нее аллергию! И вообще, гадость какая! – Он передернул плечами. – Мне уже на работе стыдно всем в глаза смотреть. Влада требует, чтобы я сопровождал ее во всех поездках, выражал романтические чувства. Вот поверь, я любил бы ее гораздо больше, не требуй она от меня всех этих вывертов и реверансов, будь она проще, человечней.
Мы уселись в мою машину, Виктор своего водителя отпустил.
В машине он заговорил, продолжая начатую тему:
– Я всегда завидовал отношениям в вашей семье. Твой отец очень любил жену, от этого и вы с Аллой были веселыми, любящими, дружными. И я обратил внимание, как красиво старилась твоя мама: она даже волосы не красила, только седая прядь в ее прическе становилась шире. Всегда прямая спина, строгое и спокойное лицо.
Я кивнул:
– Она ведь и отца пережила ненадолго. Мне кажется, она тогда потеряла интерес к жизни. Может быть, если бы у нас с Аллой были дети, они удержали бы ее.
– Думаю, Владе тоже было бы легче, если бы у нас был общий ребенок. Марина никогда не была с ней близка, думаю, что ее мать так и не простила мой уход, и Марину настраивала против Влады.
Я подумал про себя, что Марина сама кого хочешь сумеет настроить, но промолчал.
Когда-то я чуть было не женился на ней, да бог уберег. Виктор хорошо помнил эту давнюю историю, но мы старались о ней не говорить вслух.
Мы подъехали к дому. Виктор спросил:
– Ты не поднимешься?
Я понял, что ему не хочется оставаться одному, и кивнул. Где-то внутри шевельнулась мыслишка, что я смогу узнать что-нибудь о том, где сейчас Геля.
Ирина Васильевна с расстроенным лицом вышла нам навстречу.
Виктор успокоил ее, отправил отдыхать.
На радостях, она предложила нам кофе. Виктор достал бутылку виски, а я, еще слишком хорошо помнивший немецкое гостеприимство, от виски отказался, попросив чашечку кофе покрепче.
Виктор удивился:
– Не поздновато ли для кофе?
Ирина Васильевна заметила:
– Может быть, предложить вам чай с ромом? Сегодня на улице похолодало, и сейчас отметка термометра на нуле. Циклон какой-то!
Виктор удивился:
– Откуда у нас ром? Ни я, ни Влада не пьем подобных напитков.
Ирина Васильевна улыбнулась:
– Ну, как же! Это ведь подарок Павла Андреевича. Как раз сегодня его принес молодой человек. Влады Николаевны не было дома, но я вечером ей все передала, и торт, и бутылку.
Уже начиная что-то соображать, я посмотрел на Виктора.
Тот пожал плечами:
– Не знаю, Влада мне ничего не говорила…
Я повернулся к Ирине Васильевне:
– Можно посмотреть на подарок?
Обеспокоенная выражением наших лиц, женщина торопливо вышла и вернулась с коробкой торта «Захер» и бутылкой австрийского напитка «Яга-те». Я узнал яркую этикетку: в Австрии полки всех магазинов уставлены этим концентратом, в который достаточно добавить кипяток, и получится довольно похожая имитация горячего глинтвейна, который подают во всех местных кафешках, и называют «Охотничьим чаем».
Я хмуро посмотрел на Виктора:
– Ты ведь понимаешь, что я не стал бы передавать Владке подобный напиток. В прошлом году я привез ей старинный ликер, до этого привозил коробку вина местного австрийского сорта, кажется, лоза называется «Грюнер».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Антон сказал:
– Зачем тогда бросать обжитую квартиру? Почему не подписать заявление по тихому? Зачем скрываться от подруг? Почему все так внезапно?
Алена кивнула:
– Мы расстались вечером, уже после работы, и она ничего мне не говорила. А вот через пару часов Геля мне звонила, несколько раз, но мы с Антоном ходили в театр, и оба отключали телефон. Домой вернулись поздно, я увидела ее звонок, но решила не беспокоить, а утром я уже не смогла дозвониться.
Лена покрутила головой:
– Вы просто не слышали ее голос. Вы же ее знаете, она чувств своих совсем скрывать не умеет. Мне даже показалось, что она больна или чем-то сильно расстроена. Не очень это вяжется со счастливыми переменами в жизни.
Мне показалось, что Алена хотела что-то сказать, но передумала.
Я глянул на часы и вынул трубку.
Виктор ответил почти сразу:
– Павел, ты где?
– Дома, в Москве. – Что-то в его голосе насторожило меня, и я спросил: – Что-то случилось?
– Случилось. Влада в больнице, в реанимации. Ты же знаешь, эта ее проклятая аллергия!
– Что, сильный приступ?
– Сильный. Она до сих пор не пришла в себя. Меня не было дома, домработницу она отпустила к сестре, та вернулась за забытым абонементом, и нашла ее уже без сознания. Она – женщина толковая, вызвала скорую, дозвонилась мне. В общем, я приехал сюда почти одновременно с Владой. Что могло спровоцировать такой сильный приступ? Она мне звонила незадолго до этого, была спокойна, даже весела. Собиралась почитать какую-то статью в журнале. Я обещал вернуться пораньше, и она хотела поужинать со мной. Ирина Васильевна нашла ее в гостиной, в руке у Влады был зажат ингалятор, но она им воспользоваться, видно, не успела. Послушай, я не могу дозвониться Илье. Дома его нет, и телефон не отвечает.
Я предложил:
– Давай я приеду?
Виктор потерянно сказал:
– Знаешь, было бы здорово. А то я тут уже с ума схожу.
Ребята и так все поняли, объяснять ничего не пришлось. Они поднялись, и мы договорились, что завтра в конторе переговорим. Впрочем, все согласились, что расспрашивать Виктора сейчас не стоит.
По дороге я дважды звонил Илье, но безуспешно.
Около входа в больницу меня встретил Виктор.
На мой вопросительный взгляд он ответил:
– Зря я тебя дернул. Влада пришла в себя. Врач отправил меня домой, сказал, что опасность миновала. Меня не пустили в палату, но я видел ее через стекло. – Он закурил и с горечью сказал: – Когда-нибудь я не успею, или никого не окажется рядом…Ты же знаешь, ее мать умерла именно так: она очередной раз приревновала мужа, дома никого не было, у нее началось удушье, и, когда ее обнаружили, было слишком поздно.
– Илья рассказывал, что их мать всегда страдала подобными приступами, но у Влады раньше этого не было. Мы ведь жили недалеко и росли вместе, она была обыкновенной девчонкой, ну, может, чуть более плаксивой, чем другие. Помню, она получила тройку за сочинение, так рыдала полдня. Мы уж и дразнили ее, и успокаивать пробовали, ничего не помогало. Мой отец нам с Ильей тогда надрал уши, а мама кое-как ее успокоила.
Виктор затянулся и сказал:
– В последнее время все стало гораздо хуже. Влада всегда была ревнивой, а теперь к этому добавился кризис среднего возраста. Ей кажется, что молодость уходит, она бесконечно бегает по каким-то омолаживающим процедурам, лечится у шарлатанов. Недавно хотела сделать инъекции стволовыми клетками, я еле отговорил ее. Мало того, что никто не знает толком механизма их действия, это может вызвать у нее аллергию! И вообще, гадость какая! – Он передернул плечами. – Мне уже на работе стыдно всем в глаза смотреть. Влада требует, чтобы я сопровождал ее во всех поездках, выражал романтические чувства. Вот поверь, я любил бы ее гораздо больше, не требуй она от меня всех этих вывертов и реверансов, будь она проще, человечней.
Мы уселись в мою машину, Виктор своего водителя отпустил.
В машине он заговорил, продолжая начатую тему:
– Я всегда завидовал отношениям в вашей семье. Твой отец очень любил жену, от этого и вы с Аллой были веселыми, любящими, дружными. И я обратил внимание, как красиво старилась твоя мама: она даже волосы не красила, только седая прядь в ее прическе становилась шире. Всегда прямая спина, строгое и спокойное лицо.
Я кивнул:
– Она ведь и отца пережила ненадолго. Мне кажется, она тогда потеряла интерес к жизни. Может быть, если бы у нас с Аллой были дети, они удержали бы ее.
– Думаю, Владе тоже было бы легче, если бы у нас был общий ребенок. Марина никогда не была с ней близка, думаю, что ее мать так и не простила мой уход, и Марину настраивала против Влады.
Я подумал про себя, что Марина сама кого хочешь сумеет настроить, но промолчал.
Когда-то я чуть было не женился на ней, да бог уберег. Виктор хорошо помнил эту давнюю историю, но мы старались о ней не говорить вслух.
Мы подъехали к дому. Виктор спросил:
– Ты не поднимешься?
Я понял, что ему не хочется оставаться одному, и кивнул. Где-то внутри шевельнулась мыслишка, что я смогу узнать что-нибудь о том, где сейчас Геля.
Ирина Васильевна с расстроенным лицом вышла нам навстречу.
Виктор успокоил ее, отправил отдыхать.
На радостях, она предложила нам кофе. Виктор достал бутылку виски, а я, еще слишком хорошо помнивший немецкое гостеприимство, от виски отказался, попросив чашечку кофе покрепче.
Виктор удивился:
– Не поздновато ли для кофе?
Ирина Васильевна заметила:
– Может быть, предложить вам чай с ромом? Сегодня на улице похолодало, и сейчас отметка термометра на нуле. Циклон какой-то!
Виктор удивился:
– Откуда у нас ром? Ни я, ни Влада не пьем подобных напитков.
Ирина Васильевна улыбнулась:
– Ну, как же! Это ведь подарок Павла Андреевича. Как раз сегодня его принес молодой человек. Влады Николаевны не было дома, но я вечером ей все передала, и торт, и бутылку.
Уже начиная что-то соображать, я посмотрел на Виктора.
Тот пожал плечами:
– Не знаю, Влада мне ничего не говорила…
Я повернулся к Ирине Васильевне:
– Можно посмотреть на подарок?
Обеспокоенная выражением наших лиц, женщина торопливо вышла и вернулась с коробкой торта «Захер» и бутылкой австрийского напитка «Яга-те». Я узнал яркую этикетку: в Австрии полки всех магазинов уставлены этим концентратом, в который достаточно добавить кипяток, и получится довольно похожая имитация горячего глинтвейна, который подают во всех местных кафешках, и называют «Охотничьим чаем».
Я хмуро посмотрел на Виктора:
– Ты ведь понимаешь, что я не стал бы передавать Владке подобный напиток. В прошлом году я привез ей старинный ликер, до этого привозил коробку вина местного австрийского сорта, кажется, лоза называется «Грюнер».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56