Пошел Иван искать тайное место, чтобы царица его не нашла. А куда пойдешь! У царицы Елены волшебное зеркальце есть: она в него все видит, а что в зеркальце не видно, про то ей мудрая книга скажет. Кликнул Иван:
– Эй, воробей, помнишь ли мое добро?
А воробей уже тут.
– Упади на землю, – говорит, – стань зернышком!
Упал Иван на землю, стал зернышком, а воробей склевал его.
А Елена Премудрая навела зеркальце на землю, на небо, на воду – нету Ивана. Все есть в зеркальце, а что нужно, того нет. Осерчала премудрая Елена, бросила зеркальце об пол, и оно разбилось. Пришла тогда в горницу Дарья-прислужница, собрала в подол осколки от зеркальца и унесла их в черный угол двора. Открыла Елена Премудрая отцовскую книгу. И читает там: «Иван в зерне, а зерно в воробье, а воробей сидит на плетне».
Велела тогда Елена Дарье позвать с плетня воробья: пусть воробей отдаст зернышко, а не то его самого коршун съест.
Пошла Дарья к воробью. Услышал Дарью воробей, испугался и выбросил из клюва зернышко. Зернышко упало на землю и обратилось в Ивана. Стал он как был.
Вот Иван является опять пред Еленой Премудрой.
– Казни меня теперь, – говорит, – видно, и правда я бесталанный, а ты премудрая.
– Завтра казню, – сказывает ему царица. – Завтрашний день я на остатний кол твою голову повешу. Лежит вечером Иван в сенях и думает, как ему быть, когда утром надо помирать. Вспомнил он тогда свою матушку. Вспомнил, и легко ему стало – так он любил ее.
Глядит он – идет Дарья и горшок с кашей ему несет.
Поел Иван кашу. Дарья ему и говорит:
– Ты царицу-то нашу не бойся. Она не дюже злая. А Иван ей:
– Жена мужу не страшна Мне бы только успеть уму-разуму ее научить.
– Ты завтра на казнь-то не спеши, – Дарья ему говорит, – а скажи, у тебя дело есть, помирать, мол, тебе нельзя: в гости матушку ждешь.
Вот наутро говорит Иван Елене Премудрой:
– Дозволь еще малость пожить: я матушку свою увидеть хочу, – может, она в гости придет. Поглядела на него царица.
– Даром тебе жить нельзя, – говорит. – А ты утаись от меня в третий раз. Не сыщу я тебя, живи, так и быть.
Пошел Иван искать себе тайного места, а навстречу ему Дарья-прислужница.
– Обожди, – велит она, – я тебя укрою. Я твое добро помню.
Дунула она в лицо Ивана, и пропал Иван, превратился он в теплое дыхание женщины. Вдохнула Дарья и втянула его себе в грудь. Пошла потом Дарья в горницу, взяла царицыну книгу со стола, отерла пыль с нее да открыла ее и дунула в нее: тотчас дыхание ее обратилось в новую заглавную букву той книги, и стал Иван буквой. Сложила Дарья книгу и вышла вон. Пришла вскоре Елена Премудрая, открыла книгу и глядит в нее: где Иван. А книга ничего не говорит. А что скажет, непонятно царице; не стало, видно, смысла в книге. Не знала того царица, что от новой заглавной у буквы все слова в книге переменились.
Захлопнула книгу Елена Премудрая и ударила ее обземь. Все буквы рассыпались из книги, а первая, заглавная буква, как ударилась, так и обратилась в Ивана.
Глядит Иван на Елену Премудрую, жену свою, глядит и глаз отвести не может. Засмотрелась тут и царица на Ивана, а засмотревшись, улыбнулась ему. И стала она еще прекраснее, чем прежде была.
– А я думала, – говорит она, – муж у меня мужик бесталанный, а он и от волшебного зеркала утаился, и книгу мудрости перехитрил!
Стали они жить в мире и согласии и жили так до поры до времени. Да спрашивает однажды царица у Ивана:
– А чего твоя матушка в гости к нам не идет. Отвечает ей Иван:
– И то правда! Да ведь и батюшки твоего нету давно! Пойду-ка я наутро за матушкой да за батюшкой.
А наутро чуть свет матушка Ивана и батюшка Елены Премудрой сами в гости к своим детям пришли. Батюшка-то Елены дорогу ближнюю в ее царство знал; они коротко шли и не притомились.
Иван поклонился своей матушке, а старику так в ноги упал.
– Худо, – говорит, – батюшка! Не соблюдал я твоего запрету. Прости меня, бесталанного!
Обнял его старик и простил.
– Спасибо тебе, – говорит, – сынок. В платье заветном прелесть была, в книге – мудрость, а в зеркальце – вся видимость мира. Думал я, собрал для дочери приданое, не хотел только дарить его до времени. Все я ей собирал, а того не положил, что в тебе было, – главного таланту. Пошел я было за ним далече, а он близко оказался. Видно, не кладется он и не дарится, а самим человеком добывается.
Заплакала тут Елена Премудрая, поцеловала Ивана, мужа своего, и попросила у него прощения. С тех пор стали жить они славно – и Елена с Иваном, и родители их – и до сей поры живут.
ПО ЩУЧЬЕМУ ВЕЛЕНЬЮ
Жил-был старик. У него было три сына: двое умных, третий – дурачок Емеля.
Те братья работают, а Емеля целый день лежит на печке, знать ничего не хочет.
Один раз братья уехали на базар, а бабы, невестки, давай посылать его:
– Сходи, Емеля, за водой. А он им с печки:
– Неохота…
– Сходи, Емеля, а то братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
– Ну ладно. Слез Емеля с печки, обулся, оделся, взял ведра да топор и пошел на речку.
Прорубил лед, зачерпнул ведра и поставил их, а сам глядит в прорубь. И увидел Емеля в проруби щуку. Изловчился и ухватил щуку в руку:
– Вот уха будет сладка!
Вдруг щука говорит ему человечьим голосом:
– Емеля, отпусти меня в воду, я тебе пригожусь. А Емеля смеется:
– На что ты мне пригодишься? Нет, понесу тебя домой, велю невесткам уху сварить. Будет уха сладка. Щука взмолилась опять:
– Емеля, Емеля, отпусти меня в воду, я тебе сделаю все, что ни пожелаешь.
– Ладно, только покажи сначала, что не обманываешь меня, тогда отпущу.
Щука его спрашивает:
– Емеля, Емеля, скажи – чего ты сейчас хочешь?
– Хочу, чтобы ведра сами пошли домой и вода бы не расплескалась…
Щука ему говорит:
– Запомни мои слова: когда что тебе захочется – скажи только:
По щучьему веленью, По моему хотенью.
Емеля и говорит:
– По щучьему веленью, По моему хотенью – ступайте, ведра, сами домой…
Только сказал – ведра сами и пошли в гору. Емеля пустил щуку в прорубь, а сам пошел за ведрами. Идут ведра по деревне, народ дивится, а Емеля идет сзади, посмеивается…
Зашли ведра в избу и сами стали на лавку, а Емеля полез на печь.
Прошло много ли, мало ли времени – невестки говорят ему:
– Емеля, что ты лежишь? Пошел бы дров нарубил.
– Неохота…
– Не нарубишь дров, братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
Емеле неохота слезать с печи. Вспомнил он про щуку и потихоньку говорит:
– По щучьему веленью, По моему хотенью – поди, топор, наколи дров, а дрова – сами в избу ступайте и в печь кладитесь…
Топор выскочил из-под лавки – и на двор, и давай дрова колоть, а дрова сами в избу идут и в печь лезут. Много ли, мало ли времени прошло невестки опять говорят:
– Емеля, дров у нас больше нет. Съезди в лес, наруби.
А он им с печки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
– Эй, воробей, помнишь ли мое добро?
А воробей уже тут.
– Упади на землю, – говорит, – стань зернышком!
Упал Иван на землю, стал зернышком, а воробей склевал его.
А Елена Премудрая навела зеркальце на землю, на небо, на воду – нету Ивана. Все есть в зеркальце, а что нужно, того нет. Осерчала премудрая Елена, бросила зеркальце об пол, и оно разбилось. Пришла тогда в горницу Дарья-прислужница, собрала в подол осколки от зеркальца и унесла их в черный угол двора. Открыла Елена Премудрая отцовскую книгу. И читает там: «Иван в зерне, а зерно в воробье, а воробей сидит на плетне».
Велела тогда Елена Дарье позвать с плетня воробья: пусть воробей отдаст зернышко, а не то его самого коршун съест.
Пошла Дарья к воробью. Услышал Дарью воробей, испугался и выбросил из клюва зернышко. Зернышко упало на землю и обратилось в Ивана. Стал он как был.
Вот Иван является опять пред Еленой Премудрой.
– Казни меня теперь, – говорит, – видно, и правда я бесталанный, а ты премудрая.
– Завтра казню, – сказывает ему царица. – Завтрашний день я на остатний кол твою голову повешу. Лежит вечером Иван в сенях и думает, как ему быть, когда утром надо помирать. Вспомнил он тогда свою матушку. Вспомнил, и легко ему стало – так он любил ее.
Глядит он – идет Дарья и горшок с кашей ему несет.
Поел Иван кашу. Дарья ему и говорит:
– Ты царицу-то нашу не бойся. Она не дюже злая. А Иван ей:
– Жена мужу не страшна Мне бы только успеть уму-разуму ее научить.
– Ты завтра на казнь-то не спеши, – Дарья ему говорит, – а скажи, у тебя дело есть, помирать, мол, тебе нельзя: в гости матушку ждешь.
Вот наутро говорит Иван Елене Премудрой:
– Дозволь еще малость пожить: я матушку свою увидеть хочу, – может, она в гости придет. Поглядела на него царица.
– Даром тебе жить нельзя, – говорит. – А ты утаись от меня в третий раз. Не сыщу я тебя, живи, так и быть.
Пошел Иван искать себе тайного места, а навстречу ему Дарья-прислужница.
– Обожди, – велит она, – я тебя укрою. Я твое добро помню.
Дунула она в лицо Ивана, и пропал Иван, превратился он в теплое дыхание женщины. Вдохнула Дарья и втянула его себе в грудь. Пошла потом Дарья в горницу, взяла царицыну книгу со стола, отерла пыль с нее да открыла ее и дунула в нее: тотчас дыхание ее обратилось в новую заглавную букву той книги, и стал Иван буквой. Сложила Дарья книгу и вышла вон. Пришла вскоре Елена Премудрая, открыла книгу и глядит в нее: где Иван. А книга ничего не говорит. А что скажет, непонятно царице; не стало, видно, смысла в книге. Не знала того царица, что от новой заглавной у буквы все слова в книге переменились.
Захлопнула книгу Елена Премудрая и ударила ее обземь. Все буквы рассыпались из книги, а первая, заглавная буква, как ударилась, так и обратилась в Ивана.
Глядит Иван на Елену Премудрую, жену свою, глядит и глаз отвести не может. Засмотрелась тут и царица на Ивана, а засмотревшись, улыбнулась ему. И стала она еще прекраснее, чем прежде была.
– А я думала, – говорит она, – муж у меня мужик бесталанный, а он и от волшебного зеркала утаился, и книгу мудрости перехитрил!
Стали они жить в мире и согласии и жили так до поры до времени. Да спрашивает однажды царица у Ивана:
– А чего твоя матушка в гости к нам не идет. Отвечает ей Иван:
– И то правда! Да ведь и батюшки твоего нету давно! Пойду-ка я наутро за матушкой да за батюшкой.
А наутро чуть свет матушка Ивана и батюшка Елены Премудрой сами в гости к своим детям пришли. Батюшка-то Елены дорогу ближнюю в ее царство знал; они коротко шли и не притомились.
Иван поклонился своей матушке, а старику так в ноги упал.
– Худо, – говорит, – батюшка! Не соблюдал я твоего запрету. Прости меня, бесталанного!
Обнял его старик и простил.
– Спасибо тебе, – говорит, – сынок. В платье заветном прелесть была, в книге – мудрость, а в зеркальце – вся видимость мира. Думал я, собрал для дочери приданое, не хотел только дарить его до времени. Все я ей собирал, а того не положил, что в тебе было, – главного таланту. Пошел я было за ним далече, а он близко оказался. Видно, не кладется он и не дарится, а самим человеком добывается.
Заплакала тут Елена Премудрая, поцеловала Ивана, мужа своего, и попросила у него прощения. С тех пор стали жить они славно – и Елена с Иваном, и родители их – и до сей поры живут.
ПО ЩУЧЬЕМУ ВЕЛЕНЬЮ
Жил-был старик. У него было три сына: двое умных, третий – дурачок Емеля.
Те братья работают, а Емеля целый день лежит на печке, знать ничего не хочет.
Один раз братья уехали на базар, а бабы, невестки, давай посылать его:
– Сходи, Емеля, за водой. А он им с печки:
– Неохота…
– Сходи, Емеля, а то братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
– Ну ладно. Слез Емеля с печки, обулся, оделся, взял ведра да топор и пошел на речку.
Прорубил лед, зачерпнул ведра и поставил их, а сам глядит в прорубь. И увидел Емеля в проруби щуку. Изловчился и ухватил щуку в руку:
– Вот уха будет сладка!
Вдруг щука говорит ему человечьим голосом:
– Емеля, отпусти меня в воду, я тебе пригожусь. А Емеля смеется:
– На что ты мне пригодишься? Нет, понесу тебя домой, велю невесткам уху сварить. Будет уха сладка. Щука взмолилась опять:
– Емеля, Емеля, отпусти меня в воду, я тебе сделаю все, что ни пожелаешь.
– Ладно, только покажи сначала, что не обманываешь меня, тогда отпущу.
Щука его спрашивает:
– Емеля, Емеля, скажи – чего ты сейчас хочешь?
– Хочу, чтобы ведра сами пошли домой и вода бы не расплескалась…
Щука ему говорит:
– Запомни мои слова: когда что тебе захочется – скажи только:
По щучьему веленью, По моему хотенью.
Емеля и говорит:
– По щучьему веленью, По моему хотенью – ступайте, ведра, сами домой…
Только сказал – ведра сами и пошли в гору. Емеля пустил щуку в прорубь, а сам пошел за ведрами. Идут ведра по деревне, народ дивится, а Емеля идет сзади, посмеивается…
Зашли ведра в избу и сами стали на лавку, а Емеля полез на печь.
Прошло много ли, мало ли времени – невестки говорят ему:
– Емеля, что ты лежишь? Пошел бы дров нарубил.
– Неохота…
– Не нарубишь дров, братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
Емеле неохота слезать с печи. Вспомнил он про щуку и потихоньку говорит:
– По щучьему веленью, По моему хотенью – поди, топор, наколи дров, а дрова – сами в избу ступайте и в печь кладитесь…
Топор выскочил из-под лавки – и на двор, и давай дрова колоть, а дрова сами в избу идут и в печь лезут. Много ли, мало ли времени прошло невестки опять говорят:
– Емеля, дров у нас больше нет. Съезди в лес, наруби.
А он им с печки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110