Это время быть искренним с собой, взглянуть на себя незамутненным взглядом, каким вас видят другие, и подумать о том, каково истинное желание вашего сердца.
Он заново сложил костер из поленьев семи священных деревьев — ясеня, орешника, дуба, терна, пихты, боярышника и тиса — и посыпал его солью и истолченными в порошок травами, так что языки пламени взметнулись вверх сияющей радугой фиолетового, зеленого и голубого, заполнив комнату ароматным сладковатым дымом.
Медленно, один за другим, люди брали предложенное им перо и пергамент, после долгих размышлений писали что-то, подходили к огню и кидали в него свои записки. Некоторые смущенно посмеивались и бросали друг на друга застенчивые взгляды. Другие были очень серьезны, внимательно глядя, как огонь превращает в пепел их клочки пергамента, и вполголоса бормоча молитвы.
— Помните, как мы в последний раз делали это все вместе? — сказала Джоанна, когда Лига Исцеляющих Рук собралась, чтобы обдумать свои желания. — Там были все, кроме тебя, Финн. У нас не было чернил, поэтому Диллон заставил нас записать их своей кровью. — Она вздрогнула при воспоминании, полушутя-полусерьезно. — Мы находились в разрушенной башне ведьм, и все до одного страшно боялись призраков.
— Вы, может, и боялись, — возразил Дайд. — А я — нет.
— Я пожелала перестать быть трусихой, — улыбнулась своему воспоминанию Джоанна. — А сразу после этого мне пришлось выйти на улицу в грозу, когда вокруг выли волки и привидения, и позвонить в башенный колокол. Я думала, что умру от ужаса!
— Но ты сделала это! — с гордостью воскликнул Коннор, и сестра улыбнулась ему.
— Да, я это сделала. С тех пор меня почти ничто не пугало. Думаю, что самым ужасным была необходимость сделать это в одиночку, но все-таки я смогла побороть страх.
— Вы заставили меня написать на моей бумажке «тиран», — сказал Диллон. — Думаю, я был довольно деспотичным.
— Самую капельку, — рассмеялась Финн. Она повернулась к Джею, покраснев. — А ты что написал?
Он взглянул на нее, потом отвел глаза, ковыряя носком башмака ковер.
— Не помню.
— Я знаю, ты пожелал, чтобы кто-нибудь научил тебя играть на твоей старой виоле так, как должно, — сказала Джоанна. — Значит, твое желание сбылось.
— Надо думать, — сказал Джей безрадостно.
— А ты что загадал, Томас? — с ласковой улыбкой спросила Джоанна.
Он поднял на нее небесно-голубые глаза.
— Чтобы был мир и я смог вернуться домой, к маме. — Все замолчали, встревожившись. Томас продолжал: — Так что видите, из вас всех только мое желание не исполнилось.
— Если не считать Антуанна, Эртера и Парлена, — хрипло сказал Джей.
Праздничное настроение тут же пропало, все погрустнели, беспокойно глядя на клочки бумаги, которые держали в руках.
— Что ж, я знаю, что напишу, — весело сказала Брангин. — Я хочу быть самой лучшей правительницей для своего народа, какой только смогу, а это означает, что следует стать более снисходительной и попытаться лучше понимать человеческие недостатки и слабости. Не хочу, чтобы меня опять называли разряженной фифой с постным лицом. — Она улыбнулась Финн и написала своим изящным почерком: «Разряженная фифа с постным лицом».
— Пылающие яйца дракона! — воскликнула Финн. — Кто бы мог представить?
— Ну а я хочу быть величайшей целительницей в стране, — сказала Джоанна. — А великий целитель должен всегда быть терпеливым, сочувствующим и сострадательным к другим людям. На прошлой неделе я застала одну из целительниц в слезах, потому что назвала ее тупицей и набитой дурой, и знаю, что они терпеть не могут, как я ими командую. Так что думаю, теперь настала моя очередь сжигать слово «тиран»!
— Если ты собираешься написать то, что в прошлый раз загадал я, то поменяемся желаниями, — полушутя сказал Диллон. Склонившись над столом, он старательно вывел на своей бумажке слово «трус».
— Чтобы больше не бояться? — мягко спросила Джоанна. — Но зачем, Диллон? Я не знаю никого храбрее тебя.
Он встретил ее взгляд, гладя богато украшенную рукоятку своего меча.
— Он требует крови, — ответил он просто. — Однажды она будет моей.
Джоанна кивнула. В ее глазах плескалось сочувствие. Они вместе прошли через зал и бросили свои записки в огонь, напряженными глазами глядя, как они исчезают в дыму.
Не сказав ни слова, Томас быстро нацарапал своим круглым детским почерком «мир», и Коннор торопливо сделал то же самое, застенчиво улыбнувшись своему другу. Мальчики вместе подошли к огню, оба белокурые и с большими голубыми глазами, но один худенький и хрупкий, а другой куда выше и крепче, хотя между ними было лишь несколько месяцев разницы.
— А ты что напишешь, Эшлин? — спросила Брангин.
Он вспыхнул, быстро взглянув на Финн, а потом снова опустил глаза.
— Ой, не хочу быть все время таким чурбаном, — сказал он неловко. — Стать сильным и храбрым, чтобы хорошо служить миледи.
— Да не называй ты меня «миледи», никакая я не миледи, — автоматически сказала Финн, и Эшлин покраснел еще больше. Он повернулся спиной, чтобы никто не разглядел, что он пишет на своей бумажке, а затем, бросив последний взгляд на Финн, подошел к огню вместе с Брангин.
— А ты чего пожелаешь, Дайд? — робко спросила Финн, надеясь, что он не осадит ее, как в прошлый раз. Он взглянул на нее, потом сказал негромко:
— Я знаю, что должен пожелать больше не мечтать о недостижимом, но я не стану. Не могу. Поэтому я пожелаю того, чего желал всегда, и продолжу мечтать. — И он неторопливо написал на своем клочке имя Изабо и подошел к огню, чтобы бросить записку на угли.
У Финн защипало глаза. Она потерла ладонью краешек глаза и отвернулась, вдруг почувствовав на себе взгляд Джея.
— Что еще? — спросила она, вспыхнув.
— Ничего, — сказал он. — Просто думал, что ты собралась написать.
— О, у меня столько недостатков, что нелегко будет выбрать какой-то один, — со вздохом ответила Финн. — Мне понадобился бы целый свиток бумаги.
Джей рассмеялся.
— Ну, какой твой самый большой недостаток? Вот его и запиши.
— Они все такие ужасные, что никак не выбрать. Я нетерпеливая, и вечно сквернословлю, и сую свой нос в чужие дела. Я луплю людей, которые меня раздражают, слишком много курю и пью, и у меня вечно чешутся руки что-нибудь стащить, когда кто-то оставляет свое барахло так, что это сделать легче легкого. — Она вздохнула. — Теперь ты понимаешь мое затруднение.
— Но ты не стала бы Финн Кошкой, если бы не была столь любопытной и предприимчивой и не употребляла такие изумительные обороты речи. Ты же знаешь, что тебя вечно все цитируют.
— Да, к вящему ужасу моей матушки. Пожалуй, стоит попытаться не быть нечистой на руку. Не пристало банприоннсе обчищать карманы у людей.
— Да, пожалуй, ты права, — со смехом сказал Джей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Он заново сложил костер из поленьев семи священных деревьев — ясеня, орешника, дуба, терна, пихты, боярышника и тиса — и посыпал его солью и истолченными в порошок травами, так что языки пламени взметнулись вверх сияющей радугой фиолетового, зеленого и голубого, заполнив комнату ароматным сладковатым дымом.
Медленно, один за другим, люди брали предложенное им перо и пергамент, после долгих размышлений писали что-то, подходили к огню и кидали в него свои записки. Некоторые смущенно посмеивались и бросали друг на друга застенчивые взгляды. Другие были очень серьезны, внимательно глядя, как огонь превращает в пепел их клочки пергамента, и вполголоса бормоча молитвы.
— Помните, как мы в последний раз делали это все вместе? — сказала Джоанна, когда Лига Исцеляющих Рук собралась, чтобы обдумать свои желания. — Там были все, кроме тебя, Финн. У нас не было чернил, поэтому Диллон заставил нас записать их своей кровью. — Она вздрогнула при воспоминании, полушутя-полусерьезно. — Мы находились в разрушенной башне ведьм, и все до одного страшно боялись призраков.
— Вы, может, и боялись, — возразил Дайд. — А я — нет.
— Я пожелала перестать быть трусихой, — улыбнулась своему воспоминанию Джоанна. — А сразу после этого мне пришлось выйти на улицу в грозу, когда вокруг выли волки и привидения, и позвонить в башенный колокол. Я думала, что умру от ужаса!
— Но ты сделала это! — с гордостью воскликнул Коннор, и сестра улыбнулась ему.
— Да, я это сделала. С тех пор меня почти ничто не пугало. Думаю, что самым ужасным была необходимость сделать это в одиночку, но все-таки я смогла побороть страх.
— Вы заставили меня написать на моей бумажке «тиран», — сказал Диллон. — Думаю, я был довольно деспотичным.
— Самую капельку, — рассмеялась Финн. Она повернулась к Джею, покраснев. — А ты что написал?
Он взглянул на нее, потом отвел глаза, ковыряя носком башмака ковер.
— Не помню.
— Я знаю, ты пожелал, чтобы кто-нибудь научил тебя играть на твоей старой виоле так, как должно, — сказала Джоанна. — Значит, твое желание сбылось.
— Надо думать, — сказал Джей безрадостно.
— А ты что загадал, Томас? — с ласковой улыбкой спросила Джоанна.
Он поднял на нее небесно-голубые глаза.
— Чтобы был мир и я смог вернуться домой, к маме. — Все замолчали, встревожившись. Томас продолжал: — Так что видите, из вас всех только мое желание не исполнилось.
— Если не считать Антуанна, Эртера и Парлена, — хрипло сказал Джей.
Праздничное настроение тут же пропало, все погрустнели, беспокойно глядя на клочки бумаги, которые держали в руках.
— Что ж, я знаю, что напишу, — весело сказала Брангин. — Я хочу быть самой лучшей правительницей для своего народа, какой только смогу, а это означает, что следует стать более снисходительной и попытаться лучше понимать человеческие недостатки и слабости. Не хочу, чтобы меня опять называли разряженной фифой с постным лицом. — Она улыбнулась Финн и написала своим изящным почерком: «Разряженная фифа с постным лицом».
— Пылающие яйца дракона! — воскликнула Финн. — Кто бы мог представить?
— Ну а я хочу быть величайшей целительницей в стране, — сказала Джоанна. — А великий целитель должен всегда быть терпеливым, сочувствующим и сострадательным к другим людям. На прошлой неделе я застала одну из целительниц в слезах, потому что назвала ее тупицей и набитой дурой, и знаю, что они терпеть не могут, как я ими командую. Так что думаю, теперь настала моя очередь сжигать слово «тиран»!
— Если ты собираешься написать то, что в прошлый раз загадал я, то поменяемся желаниями, — полушутя сказал Диллон. Склонившись над столом, он старательно вывел на своей бумажке слово «трус».
— Чтобы больше не бояться? — мягко спросила Джоанна. — Но зачем, Диллон? Я не знаю никого храбрее тебя.
Он встретил ее взгляд, гладя богато украшенную рукоятку своего меча.
— Он требует крови, — ответил он просто. — Однажды она будет моей.
Джоанна кивнула. В ее глазах плескалось сочувствие. Они вместе прошли через зал и бросили свои записки в огонь, напряженными глазами глядя, как они исчезают в дыму.
Не сказав ни слова, Томас быстро нацарапал своим круглым детским почерком «мир», и Коннор торопливо сделал то же самое, застенчиво улыбнувшись своему другу. Мальчики вместе подошли к огню, оба белокурые и с большими голубыми глазами, но один худенький и хрупкий, а другой куда выше и крепче, хотя между ними было лишь несколько месяцев разницы.
— А ты что напишешь, Эшлин? — спросила Брангин.
Он вспыхнул, быстро взглянув на Финн, а потом снова опустил глаза.
— Ой, не хочу быть все время таким чурбаном, — сказал он неловко. — Стать сильным и храбрым, чтобы хорошо служить миледи.
— Да не называй ты меня «миледи», никакая я не миледи, — автоматически сказала Финн, и Эшлин покраснел еще больше. Он повернулся спиной, чтобы никто не разглядел, что он пишет на своей бумажке, а затем, бросив последний взгляд на Финн, подошел к огню вместе с Брангин.
— А ты чего пожелаешь, Дайд? — робко спросила Финн, надеясь, что он не осадит ее, как в прошлый раз. Он взглянул на нее, потом сказал негромко:
— Я знаю, что должен пожелать больше не мечтать о недостижимом, но я не стану. Не могу. Поэтому я пожелаю того, чего желал всегда, и продолжу мечтать. — И он неторопливо написал на своем клочке имя Изабо и подошел к огню, чтобы бросить записку на угли.
У Финн защипало глаза. Она потерла ладонью краешек глаза и отвернулась, вдруг почувствовав на себе взгляд Джея.
— Что еще? — спросила она, вспыхнув.
— Ничего, — сказал он. — Просто думал, что ты собралась написать.
— О, у меня столько недостатков, что нелегко будет выбрать какой-то один, — со вздохом ответила Финн. — Мне понадобился бы целый свиток бумаги.
Джей рассмеялся.
— Ну, какой твой самый большой недостаток? Вот его и запиши.
— Они все такие ужасные, что никак не выбрать. Я нетерпеливая, и вечно сквернословлю, и сую свой нос в чужие дела. Я луплю людей, которые меня раздражают, слишком много курю и пью, и у меня вечно чешутся руки что-нибудь стащить, когда кто-то оставляет свое барахло так, что это сделать легче легкого. — Она вздохнула. — Теперь ты понимаешь мое затруднение.
— Но ты не стала бы Финн Кошкой, если бы не была столь любопытной и предприимчивой и не употребляла такие изумительные обороты речи. Ты же знаешь, что тебя вечно все цитируют.
— Да, к вящему ужасу моей матушки. Пожалуй, стоит попытаться не быть нечистой на руку. Не пристало банприоннсе обчищать карманы у людей.
— Да, пожалуй, ты права, — со смехом сказал Джей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94