Финн была очень возмущена, когда им самим пришлось распрягать лошадей, а на ночлег устраиваться на пыльном забитой соломой сеновале. Дайд догадался, о чем она думает, и послал ей одну из своих сияющих улыбок, поблагодарив провожавшего их слугу с такой искренней признательностью, что у Финн не осталось никаких иллюзий относительно того, что такое отношение к труппе бродячих актеров считалось в высшей степени щедрым.
Над кучей соломы показалась каштановая голова Нины, взобравшейся на сеновал по приставной лестнице.
— Есть хотите? — спросила она. — Дайд говорит, что вы можете пойти на кухню и поесть, если проголодались. Служанки всегда рады-радешеньки дать нам каких-нибудь остатков за любовную песню.
Брангин и Финн переглянулись, потом вскочили на ноги. Помимо непреодолимого желания хоть что-то рассмотреть в прославленном дворце, кроме его высоких серых стен, их уже тошнило от кроликов с картошкой.
Кухня оказалась огромным жарким помещением, пестревшим черными ямами очагов, над которыми на вертелах поворачивались целые туши овец и оленей. Вдоль всей комнаты тянулся покрытый многочисленными царапинами деревянный стол, на котором слуги резали овощи, ощипывали гусей и месили тесто. Для циркачей отыскали местечко и принесли им целое блюдо мясных обрезков, отчасти почерневших и хрустящих, отчасти — розовых и истекающих кровью. С огня сняли и поставили на стол котел с густым овощным супом, а также корзину с хлебом, таким черствым, что ломти приходилось размачивать в супе, чтобы их можно было жевать. Несмотря на скромность, еда оказалась очень вкусной, и Финн жадно накинулась на нее, с интересом оглядываясь по сторонам. Кухня бурлила, точно разворошенный муравейник, слуги с тарелками, мисками и кувшинами, исходящими аппетитным паром, торопливо сновали туда-сюда. В дальнем конце ее худой костлявый человечек аккуратно сооружал из тянучки какую-то фантастическую фигуру, которая, как поняла Финн, должна была изображать дракона в полете. Она заворожено смотрела, как под его искусными пальцами дракон обретает форму, его крылья расправляются.
— Это главный повар, Фергюс Злюка, — сказала одна из судомоек, наливая Финн еще поварешку супа. — Его хорошо прозвали, такой брюзга, какого еще свет не видывал. Но зато хорошо готовит, его сама Латифа учила.
— Но он же такой тощий! Я всегда думала, что все повара толстые, — отозвалась Финн, жадно глотая суп.
Судомойка рассмеялась, в ее голубых глазах заплясали искорки.
— Латифа и была такой толстой, точно новогодняя гусыня. А Фергюс — нет. Что бы мы ни приготовили, ему вечно все не так, и он все выливает в очаг. Личный повар Ри умрет с голоду, если сам не позаботится о себе.
Она отошла, чтобы наполнить миску Дайда, улыбнувшись ему и кокетливо отбросив за спину толстую медового цвета косу. Он улыбнулся в ответ, сказав восхищенно:
— Ты с каждым разом становишься все красивее и красивее, Элси, радость моя. Ты сегодня собираешься прыгать через костер?
— Разве что с тобой, — ответила она бойко.
Он рассмеялся.
— Не искушай меня, моя красавица. Не думаю, чтобы тебе пришлась по вкусу жизнь циркачки, к тому же я был бы тебе ужасным мужем.
— Награда может стоить этой цены, — отозвалась она, проведя рукой по бедру.
— Эй, эй, — засмеялся он. — Да ты выросла, Элси, радость моя. Ты так бойко разговариваешь со всеми, кто приходит отведать твоего супу?
Она вспыхнула.
— Нет, с тобой одним, — ответила она вполголоса. Он ласково отстранил ее.
— Ваш злобный повар смотрит на меня, — с комическим ужасом прошептал он. — Тебе лучше бы вернуться к работе, милая, а не то он огреет меня сковородой.
— Может быть, увидимся вечером, — сказала она, не спеша уходить.
— Да, мы будем давать представление на главной площади. Приходи, станцуем рил.
— Ох, с радостью, — ответила она, снова покраснев. Как только циркачи наелись, Дайд взял гитару и спел всем любовную балладу, и его голос был звонким, искренним и полным пыла.
Майским утром у реки молодой пастух гулял
И девчонку в васильках молодую увидал,
В белом платьице простом и в ромашковом венке.
Звонко песню он запел и позвал ее к реке.
Было тихо у воды, лишь волна плескалась,
Нежно я тебя обнял, ты не сопротивлялась.
А потом лежали мы под деревом зеленым.
И о том, что было там, известно лишь влюбленным.
Он был так красив в своей поношенной малиновой куртке, с черными волосами, связанными в длинный тугой хвост, и золотым кольцом, сверкающим в ухе, что Финн не удивилась томным взглядам, которыми одаривали его служанки. Казалось, будто он поет только для каждой из них в отдельности, и Финн прошептала Джею:
— Бьюсь об заклад, сегодня вечером ему назначат не одно свидание, сердцееду!
— Идет! — прошептал в ответ Джей. — Только ты проиграешь. Дайд поет для всех, но ни за кем не приударяет. Он не распутник.
— Мне трудно в это поверить, — сказала она. Он бросил на нее быстрый возмущенный взгляд, и она продолжала: — Нет, он не распутник, я знаю это! Я хочу сказать, мне трудно поверить, что он никогда не кокетничает с этими девицами, которые вечно на него вешаются. Они уже вполне созрели, это любому понятно.
— Может, и так, — неохотно ответил Джей, — но они Дайду не нужны.
— Да? — Финн подняла бровь. — Хочешь сказать, что ему нужен кто-то другой? И кто же это, скажи на милость, может быть?
Джей вспыхнул, но ничего не сказал.
— Не та блондинка, которая его дразнила сегодня? — с беспокойством спросила Финн.
— Элси? — точно не веря своим ушам, спросил Джей. — Зеленая кровь Эйя, нет, конечно! Дайд ее не переносит, хотя она вечно к нему липнет, эта девушка.
— Ну да, из нее такая же девушка, как и из ее матери, — сказала Финн так язвительно, что Джей с тревожным удивлением взглянул на нее. — Терпеть не могу этих хихикающих девиц, которые вечно мнят себя неотразимыми, — объяснила она, покраснев.
Дайд теперь развлекал толпу, перебрасываясь с Ниной горшками и сковородками, безостановочно сыпля шутками и прибаутками. Служанки смеялись и вздыхали, перешептываясь друг с другом из-под ладошек. Лакеи и помощники повара начали бросать на Дайда мрачные взгляды, а тощий брюзгливый повар казался еще более злобным, чем обычно.
— Ну хватит! — внезапно воскликнул Фергюс Злюка. — Нам нужно приготовиться к сегодняшнему пиру, а вы, бездельники, отвлекаете моих работников своими глупостями. Прочь, прочь!
Циркачи со смехом выбежали на улицу, а Дайд на бегу ухватил со стола горячий пирожок.
— Да, сегодня ты разбил уйму сердец, братец, — поддразнила его Нина. — И что ты будешь делать, когда они все потом пойдут тебя искать?
— Убегу! — воскликнул Дайд. — Брангин, ты спрячешь меня под своими юбками, если они захотят меня поймать?
Брангин залилась малиновым румянцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Над кучей соломы показалась каштановая голова Нины, взобравшейся на сеновал по приставной лестнице.
— Есть хотите? — спросила она. — Дайд говорит, что вы можете пойти на кухню и поесть, если проголодались. Служанки всегда рады-радешеньки дать нам каких-нибудь остатков за любовную песню.
Брангин и Финн переглянулись, потом вскочили на ноги. Помимо непреодолимого желания хоть что-то рассмотреть в прославленном дворце, кроме его высоких серых стен, их уже тошнило от кроликов с картошкой.
Кухня оказалась огромным жарким помещением, пестревшим черными ямами очагов, над которыми на вертелах поворачивались целые туши овец и оленей. Вдоль всей комнаты тянулся покрытый многочисленными царапинами деревянный стол, на котором слуги резали овощи, ощипывали гусей и месили тесто. Для циркачей отыскали местечко и принесли им целое блюдо мясных обрезков, отчасти почерневших и хрустящих, отчасти — розовых и истекающих кровью. С огня сняли и поставили на стол котел с густым овощным супом, а также корзину с хлебом, таким черствым, что ломти приходилось размачивать в супе, чтобы их можно было жевать. Несмотря на скромность, еда оказалась очень вкусной, и Финн жадно накинулась на нее, с интересом оглядываясь по сторонам. Кухня бурлила, точно разворошенный муравейник, слуги с тарелками, мисками и кувшинами, исходящими аппетитным паром, торопливо сновали туда-сюда. В дальнем конце ее худой костлявый человечек аккуратно сооружал из тянучки какую-то фантастическую фигуру, которая, как поняла Финн, должна была изображать дракона в полете. Она заворожено смотрела, как под его искусными пальцами дракон обретает форму, его крылья расправляются.
— Это главный повар, Фергюс Злюка, — сказала одна из судомоек, наливая Финн еще поварешку супа. — Его хорошо прозвали, такой брюзга, какого еще свет не видывал. Но зато хорошо готовит, его сама Латифа учила.
— Но он же такой тощий! Я всегда думала, что все повара толстые, — отозвалась Финн, жадно глотая суп.
Судомойка рассмеялась, в ее голубых глазах заплясали искорки.
— Латифа и была такой толстой, точно новогодняя гусыня. А Фергюс — нет. Что бы мы ни приготовили, ему вечно все не так, и он все выливает в очаг. Личный повар Ри умрет с голоду, если сам не позаботится о себе.
Она отошла, чтобы наполнить миску Дайда, улыбнувшись ему и кокетливо отбросив за спину толстую медового цвета косу. Он улыбнулся в ответ, сказав восхищенно:
— Ты с каждым разом становишься все красивее и красивее, Элси, радость моя. Ты сегодня собираешься прыгать через костер?
— Разве что с тобой, — ответила она бойко.
Он рассмеялся.
— Не искушай меня, моя красавица. Не думаю, чтобы тебе пришлась по вкусу жизнь циркачки, к тому же я был бы тебе ужасным мужем.
— Награда может стоить этой цены, — отозвалась она, проведя рукой по бедру.
— Эй, эй, — засмеялся он. — Да ты выросла, Элси, радость моя. Ты так бойко разговариваешь со всеми, кто приходит отведать твоего супу?
Она вспыхнула.
— Нет, с тобой одним, — ответила она вполголоса. Он ласково отстранил ее.
— Ваш злобный повар смотрит на меня, — с комическим ужасом прошептал он. — Тебе лучше бы вернуться к работе, милая, а не то он огреет меня сковородой.
— Может быть, увидимся вечером, — сказала она, не спеша уходить.
— Да, мы будем давать представление на главной площади. Приходи, станцуем рил.
— Ох, с радостью, — ответила она, снова покраснев. Как только циркачи наелись, Дайд взял гитару и спел всем любовную балладу, и его голос был звонким, искренним и полным пыла.
Майским утром у реки молодой пастух гулял
И девчонку в васильках молодую увидал,
В белом платьице простом и в ромашковом венке.
Звонко песню он запел и позвал ее к реке.
Было тихо у воды, лишь волна плескалась,
Нежно я тебя обнял, ты не сопротивлялась.
А потом лежали мы под деревом зеленым.
И о том, что было там, известно лишь влюбленным.
Он был так красив в своей поношенной малиновой куртке, с черными волосами, связанными в длинный тугой хвост, и золотым кольцом, сверкающим в ухе, что Финн не удивилась томным взглядам, которыми одаривали его служанки. Казалось, будто он поет только для каждой из них в отдельности, и Финн прошептала Джею:
— Бьюсь об заклад, сегодня вечером ему назначат не одно свидание, сердцееду!
— Идет! — прошептал в ответ Джей. — Только ты проиграешь. Дайд поет для всех, но ни за кем не приударяет. Он не распутник.
— Мне трудно в это поверить, — сказала она. Он бросил на нее быстрый возмущенный взгляд, и она продолжала: — Нет, он не распутник, я знаю это! Я хочу сказать, мне трудно поверить, что он никогда не кокетничает с этими девицами, которые вечно на него вешаются. Они уже вполне созрели, это любому понятно.
— Может, и так, — неохотно ответил Джей, — но они Дайду не нужны.
— Да? — Финн подняла бровь. — Хочешь сказать, что ему нужен кто-то другой? И кто же это, скажи на милость, может быть?
Джей вспыхнул, но ничего не сказал.
— Не та блондинка, которая его дразнила сегодня? — с беспокойством спросила Финн.
— Элси? — точно не веря своим ушам, спросил Джей. — Зеленая кровь Эйя, нет, конечно! Дайд ее не переносит, хотя она вечно к нему липнет, эта девушка.
— Ну да, из нее такая же девушка, как и из ее матери, — сказала Финн так язвительно, что Джей с тревожным удивлением взглянул на нее. — Терпеть не могу этих хихикающих девиц, которые вечно мнят себя неотразимыми, — объяснила она, покраснев.
Дайд теперь развлекал толпу, перебрасываясь с Ниной горшками и сковородками, безостановочно сыпля шутками и прибаутками. Служанки смеялись и вздыхали, перешептываясь друг с другом из-под ладошек. Лакеи и помощники повара начали бросать на Дайда мрачные взгляды, а тощий брюзгливый повар казался еще более злобным, чем обычно.
— Ну хватит! — внезапно воскликнул Фергюс Злюка. — Нам нужно приготовиться к сегодняшнему пиру, а вы, бездельники, отвлекаете моих работников своими глупостями. Прочь, прочь!
Циркачи со смехом выбежали на улицу, а Дайд на бегу ухватил со стола горячий пирожок.
— Да, сегодня ты разбил уйму сердец, братец, — поддразнила его Нина. — И что ты будешь делать, когда они все потом пойдут тебя искать?
— Убегу! — воскликнул Дайд. — Брангин, ты спрячешь меня под своими юбками, если они захотят меня поймать?
Брангин залилась малиновым румянцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94