– Леночка, наконец-то! – воскликнул он таким тоном, как будто давно ее здесь ждал, а она почему-то не ехала. – А это наш удивительный господин Вернон, надо полагать?
И Гамаюнов повернулся к Роману. Глянул внимательно, изучающе, будто оценивал, на что способен колдун.
“Он уверен, что я увижу в нем гуру, а я не вижу. Хоть убейте меня – не могу. Все же я обязан быть с ним почтителен, хотя бы из уважения. И еще за то, что он создал Беловодье”.
– Как у вас это получилось? – спросил Роман. Еще за секунду до этого не хотел спрашивать и все же спросил – слова будто сами собой вырвались.
– Очень просто. То, что в душе хранил, здесь отразилось. – Иван Кириллович торжествующе улыбнулся.
– И здесь, в Беловодье, возможно все?
– Где Надя? – спросил Иван Кириллович. – Я должен ее видеть.
– Она здесь, с нами.
Гамаюнов говорил о ней как о живой, и за это Роман многое был готов ему простить. Ревности, во всяком случае, колдун сейчас не испытывал. Он сам достал из машины Надино тело. Сбросил ткань. От холодного сияния Беловодья лед посверкивал, и казалось, что Надя улыбается, а ресницы дрожат.
Иван Кириллович пошатнулся. Если бы он не держал Грега за руку, то наверняка упал бы в воду. А так устоял. Свободной рукой стиснул горло, лицо его посерело. Роман понял, что несправедлив был к старику: потеря Нади оказалась для Гамаюнова страшным ударом.
– Что вы намерены делать? – спросил Роман.
– А что теперь можно сделать? – бесцветным голосом отозвался Иван Кириллович. – Что?.. – Он вновь схватился за горло. Ему не хватало воздуха.
– Но мы в Беловодье! Еще есть время! – крикнул колдун. – Я наложил трехдневное заклятие льдом. Еще можно оживить ее… Слышите?! Еще время есть!
– Время? – переспросил Гамаюнов. – О, время как раз неважно… То есть… Я продлю ваше заклинание на три дня. Потом еще на три дня… Дней сколько угодно.
– А живая вода? Здесь есть живая вода?
– Об этом я скажу завтра.
Романа как будто повело из стороны в сторону. Волна подхватила и понесла…
“Возможно все… сумей… дерзай…” – шептала вода и несла за собой.
Водный колдун пришел в себя и огляделся. Кто с ним говорил? Кто утешал?
“Дерзай, ты сможешь…” – уговаривал неведомый голос.
– …А джип спрячьте, – сказал Иван Кириллович.
Гамаюнов, по-прежнему держа Грега за запястье, поднял его руку, потом повел ею вниз, и джип медленно стал погружаться в глубину, проходя сквозь белые плиты дороги, будто они были такой же водой, как и все остальное Беловодье. Или они и были?..
– Если вы не сумеете, я сумею! – выкрикнул Роман. – Вот увидите, я сумею. Здесь, в Беловодье… Все смогу. Куда отнести Надино тело? – спросил колдун. – Скажите…
– Я сам. – Иван Кириллович забрал у Романа умершую жену и понес, будто тело было невесомо. Роман шагнул за ним. – Не ходите за мной, – приказал Гамаюнов, не оборачиваясь.
– Вы слышите, я создам живую воду! – крикнул ему вслед Роман.
Иван Кириллович не ответил.
Журчала вода, то поднимаясь выше дорожки, то понижаясь. И тогда из светлых вод выныривала странная стеклянная трава и такие же странные цветы – живые и неживые одновременно. Их прозрачные лепестки опадали и тут же растворялись в плещущей о дорожку волне. Вдруг возник каркас из белых планок, белых, как молоко, заструился выросший из воды плющ, оплел каркас, несколько листьев сорвались и на лету превратились в капли. Уже начинало смеркаться. Осеннее небо быстро гасло, а вода в озере оставалась все такой же светлой. Огоньки в глубине сделались ярче и отчетливее. Теперь уже можно было разобрать переплетенье причудливых строений под водной толщей – они наплывали друг на друга, одна стена прорастала из другой, как в безумных гравюрах Эшера, один дом заключался в другом, и сквозь одно окно проглядывала целая анфилада.
Грег повел Романа и его спутников к домику для гостей.
– Располагайтесь, отдыхайте. Иван Кириллович очень рад, что вы приехали. – Грег остановился перед высоким резным крылечком. – Ты, Роман, здесь. Алексей, Юл и Лена будут в соседнем доме. Спокойной ночи.
– Что вы намерены делать?
– Завтра поговорим. Иван Кириллович наверняка все отлично устроит. Но сегодня отдыхайте. Вы устали с дороги.
Грег повернулся и зашагал по дорожке.
– Мне здесь не нравится, – сказал Юл. – И потом, как тут с питанием? Кругом одна вода. Я на одной воде жить не могу. Жрать охота.
– Не волнуйся, это же Беловодье. Здесь должно быть все.
– Роман, пошли к нам, – предложил Стен.
– Я должен осмотреть свой дом. – Колдун взбежал по ступеням, толкнул незапертую дверь.
Тут же сам собой зажегся свет в прихожей – свет явно не электрический: так блестит вода на солнце. И этот свет играл, как вода: то вспыхивал, то ослабевал. Пустое помещение с полупрозрачными стенами, вешалка, похожая на отростки льда. Витая лестница уходила наверх. Роман помчался на второй этаж, потом на третий. Ему хотелось ото всех скрыться. Сейчас он ни с кем не мог говорить, даже со Стеном.
Роман почувствовал легкое движение – дом поднимался вместе с ним, менялся, вытягивался. Колдун выглянул в узкое стрельчатое окно. Озеро было далеко внизу, все такое же светлое, мелкая волна рябила, набегая на фундамент. А сам Роман, судя по всему, был в какой-то высокой башне. Колдун открыл ближайшую дверь и вошел в спальню. Он и планировал очутиться в спальне. Круглая просторная комната, огромная кровать посередине, застланная белым пушистым пледом. Роман пересек комнату и распахнул окно. Внизу раскинулся город – огромный, сияющий тысячами огней, разноцветные панно рекламы вспыхивали на фоне темного неба, цепочки круглых светильников вдоль широких бульваров лучами уходили вдаль. Но при этом пахло озером – свежий запах воды струился в комнату.
С Романом еще не бывало такого, чтобы он пришел в чужой дом и ощутил, что этот дом его. Сейчас ощутил.
Он сел на кровать, вцепился пальцами в волосы. И вдруг закричал от нестерпимой боли. Он не мог понять почему, но Беловдье его оглушило. Зависть? Да, он завидовал, тут не стоит спорить. Он бы и сам мечтал создать такое… Он бы хотел. Но не создал. Не наколдовал. Все, что он делал, казалось теперь таким незначительным. Мелочь, мелкая-премелкая мелочь. То есть по сравнению с другими колдунами, может, и не мелочь, может, даже и получше, чем у других, но сравнивать-то надо не с чужим, а со своим даром. Малы были дела, а дар велик. Вот же нелепость! Он сам окоротил себя, сам оставил в круге своих дел только легкое, понятное, достижимое. Да, достижимое – это преснятина, сухарь, ломоть вчерашнего хлеба. Но погоня за недостижимым – и вовсе отсутствие хлеба. А хлеб дает радость конкретную, принося лишь то, что может принести, не больше и не меньше. Порой за эту определенность можно отдать многое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
И Гамаюнов повернулся к Роману. Глянул внимательно, изучающе, будто оценивал, на что способен колдун.
“Он уверен, что я увижу в нем гуру, а я не вижу. Хоть убейте меня – не могу. Все же я обязан быть с ним почтителен, хотя бы из уважения. И еще за то, что он создал Беловодье”.
– Как у вас это получилось? – спросил Роман. Еще за секунду до этого не хотел спрашивать и все же спросил – слова будто сами собой вырвались.
– Очень просто. То, что в душе хранил, здесь отразилось. – Иван Кириллович торжествующе улыбнулся.
– И здесь, в Беловодье, возможно все?
– Где Надя? – спросил Иван Кириллович. – Я должен ее видеть.
– Она здесь, с нами.
Гамаюнов говорил о ней как о живой, и за это Роман многое был готов ему простить. Ревности, во всяком случае, колдун сейчас не испытывал. Он сам достал из машины Надино тело. Сбросил ткань. От холодного сияния Беловодья лед посверкивал, и казалось, что Надя улыбается, а ресницы дрожат.
Иван Кириллович пошатнулся. Если бы он не держал Грега за руку, то наверняка упал бы в воду. А так устоял. Свободной рукой стиснул горло, лицо его посерело. Роман понял, что несправедлив был к старику: потеря Нади оказалась для Гамаюнова страшным ударом.
– Что вы намерены делать? – спросил Роман.
– А что теперь можно сделать? – бесцветным голосом отозвался Иван Кириллович. – Что?.. – Он вновь схватился за горло. Ему не хватало воздуха.
– Но мы в Беловодье! Еще есть время! – крикнул колдун. – Я наложил трехдневное заклятие льдом. Еще можно оживить ее… Слышите?! Еще время есть!
– Время? – переспросил Гамаюнов. – О, время как раз неважно… То есть… Я продлю ваше заклинание на три дня. Потом еще на три дня… Дней сколько угодно.
– А живая вода? Здесь есть живая вода?
– Об этом я скажу завтра.
Романа как будто повело из стороны в сторону. Волна подхватила и понесла…
“Возможно все… сумей… дерзай…” – шептала вода и несла за собой.
Водный колдун пришел в себя и огляделся. Кто с ним говорил? Кто утешал?
“Дерзай, ты сможешь…” – уговаривал неведомый голос.
– …А джип спрячьте, – сказал Иван Кириллович.
Гамаюнов, по-прежнему держа Грега за запястье, поднял его руку, потом повел ею вниз, и джип медленно стал погружаться в глубину, проходя сквозь белые плиты дороги, будто они были такой же водой, как и все остальное Беловодье. Или они и были?..
– Если вы не сумеете, я сумею! – выкрикнул Роман. – Вот увидите, я сумею. Здесь, в Беловодье… Все смогу. Куда отнести Надино тело? – спросил колдун. – Скажите…
– Я сам. – Иван Кириллович забрал у Романа умершую жену и понес, будто тело было невесомо. Роман шагнул за ним. – Не ходите за мной, – приказал Гамаюнов, не оборачиваясь.
– Вы слышите, я создам живую воду! – крикнул ему вслед Роман.
Иван Кириллович не ответил.
Журчала вода, то поднимаясь выше дорожки, то понижаясь. И тогда из светлых вод выныривала странная стеклянная трава и такие же странные цветы – живые и неживые одновременно. Их прозрачные лепестки опадали и тут же растворялись в плещущей о дорожку волне. Вдруг возник каркас из белых планок, белых, как молоко, заструился выросший из воды плющ, оплел каркас, несколько листьев сорвались и на лету превратились в капли. Уже начинало смеркаться. Осеннее небо быстро гасло, а вода в озере оставалась все такой же светлой. Огоньки в глубине сделались ярче и отчетливее. Теперь уже можно было разобрать переплетенье причудливых строений под водной толщей – они наплывали друг на друга, одна стена прорастала из другой, как в безумных гравюрах Эшера, один дом заключался в другом, и сквозь одно окно проглядывала целая анфилада.
Грег повел Романа и его спутников к домику для гостей.
– Располагайтесь, отдыхайте. Иван Кириллович очень рад, что вы приехали. – Грег остановился перед высоким резным крылечком. – Ты, Роман, здесь. Алексей, Юл и Лена будут в соседнем доме. Спокойной ночи.
– Что вы намерены делать?
– Завтра поговорим. Иван Кириллович наверняка все отлично устроит. Но сегодня отдыхайте. Вы устали с дороги.
Грег повернулся и зашагал по дорожке.
– Мне здесь не нравится, – сказал Юл. – И потом, как тут с питанием? Кругом одна вода. Я на одной воде жить не могу. Жрать охота.
– Не волнуйся, это же Беловодье. Здесь должно быть все.
– Роман, пошли к нам, – предложил Стен.
– Я должен осмотреть свой дом. – Колдун взбежал по ступеням, толкнул незапертую дверь.
Тут же сам собой зажегся свет в прихожей – свет явно не электрический: так блестит вода на солнце. И этот свет играл, как вода: то вспыхивал, то ослабевал. Пустое помещение с полупрозрачными стенами, вешалка, похожая на отростки льда. Витая лестница уходила наверх. Роман помчался на второй этаж, потом на третий. Ему хотелось ото всех скрыться. Сейчас он ни с кем не мог говорить, даже со Стеном.
Роман почувствовал легкое движение – дом поднимался вместе с ним, менялся, вытягивался. Колдун выглянул в узкое стрельчатое окно. Озеро было далеко внизу, все такое же светлое, мелкая волна рябила, набегая на фундамент. А сам Роман, судя по всему, был в какой-то высокой башне. Колдун открыл ближайшую дверь и вошел в спальню. Он и планировал очутиться в спальне. Круглая просторная комната, огромная кровать посередине, застланная белым пушистым пледом. Роман пересек комнату и распахнул окно. Внизу раскинулся город – огромный, сияющий тысячами огней, разноцветные панно рекламы вспыхивали на фоне темного неба, цепочки круглых светильников вдоль широких бульваров лучами уходили вдаль. Но при этом пахло озером – свежий запах воды струился в комнату.
С Романом еще не бывало такого, чтобы он пришел в чужой дом и ощутил, что этот дом его. Сейчас ощутил.
Он сел на кровать, вцепился пальцами в волосы. И вдруг закричал от нестерпимой боли. Он не мог понять почему, но Беловдье его оглушило. Зависть? Да, он завидовал, тут не стоит спорить. Он бы и сам мечтал создать такое… Он бы хотел. Но не создал. Не наколдовал. Все, что он делал, казалось теперь таким незначительным. Мелочь, мелкая-премелкая мелочь. То есть по сравнению с другими колдунами, может, и не мелочь, может, даже и получше, чем у других, но сравнивать-то надо не с чужим, а со своим даром. Малы были дела, а дар велик. Вот же нелепость! Он сам окоротил себя, сам оставил в круге своих дел только легкое, понятное, достижимое. Да, достижимое – это преснятина, сухарь, ломоть вчерашнего хлеба. Но погоня за недостижимым – и вовсе отсутствие хлеба. А хлеб дает радость конкретную, принося лишь то, что может принести, не больше и не меньше. Порой за эту определенность можно отдать многое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103