Гастон сжал зубы, глаза жгло от слез. Он не помнил, как подхватил ее, как принес сюда, в одну из верхних комнат. За все время она не издала ни звука: ни когда он уложил ее в постель, ни когда вызвал Бринну, ни когда колдунья попробовала напоить ее пахучим зельем в попытке вернуть сознание. От лекарства Селина лишь на мгновение пришла в себя, но тут же вновь впала в забытье.
— Милорд, — тихо сказала Бринна, кладя на лоб Селины холодный компресс, — я больше ничего не могу сделать. Настой помог бы при ране или горячке, но леди Селина страдает от чего-то другого, перед чем мои знания бессильны.
От слов женщины у Гастона перехватило дыхание. Он смотрел на свою жену, не желая поверить в случившееся. Ведь не было причин, чтобы так внезапно она перестала двигаться, смеяться и шутить. Словно ее поразила невидимая стрела. В мгновение ока из пышущей здоровьем женщины она превратилась в бледный бессловесный призрак, беспомощный против крошечного кусочка металла, который убивает ее на его глазах.
Убивает!
Поднявшаяся в груди волна бессильной ярости выплеснулась стоном, похожим на рычание. Она погибает от оружия будущего, от давнего ранения, и он ничего не может сделать!
Всю жизнь он разил противников с помощью своей мощи, боевого искусства, остро заточенной стали. Но теперь его жизненный опыт бесполезен. Ему не нужна сила, ничем не поможет хитрость. Он не знает способ, как победить невидимого врага. Даже его любовь перестала быть помощницей.
Он провел ее рукой по своей щеке. Как холодна ее кожа! Теплое молоко с медом превратилось в кусок льда. Он с трудом сдерживал рвущийся наружу вопль горя и отчаяния, который грозил разорвать его на куски. Еще совсем недавно она смеялась, его Руссетт, подшучивала над ним, сверкала улыбкой, красиво и грациозно двигалась…
Они придумывали имена для своих будущих детей.
А теперь маленький, скрытый в теле кусочек металла заставил ее замолчать. Неужели навсегда?
Он судорожно вздохнул, не стесняясь слез, которые, скатившись по щекам, падали ей на волосы и на подушку. Боже, за что? Почему сейчас, когда до затмения остались считанные дни? Всего через два дня она была бы в безопасности, была бы здорова. Неужели Господь не мог потерпеть это время?
С другой стороны кровати до него донесся шепот Бринны:
— Милорд! — Ее рука была прижата к шее Селины. — Сердце бьется все медленнее.
Гастон не двинулся.
«Руссетт, не покидай меня!..» — обращал он к ней беззвучную мольбу, и его плечи сотрясались от рыданий.
Продолжая сжимать ее руку, он выпрямился и стиснул пальцы в кулак. Он взглянул на Бринну, но из-за слез почти не видел ее.
— Мы обязаны что-то придумать, чтобы она дожила до затмения.
— Но, милорд!.. — Она безнадежно покачала головой.
— Не говори, что у нее нет сил. Она сможет! Она смелая и сможет бороться. Должен быть способ…
— Но даже если… Боюсь, слишком мало времени. Гастон вскочил с кровати, с губ сорвались страшные ругательства. Время.
— Чтобы я услышал это проклятое слово только в преисподней! — Он начал мерить комнату шагами, то и дело обращая взгляд на Селину, будто мог вложить в нее силы, добавить ей воли к жизни.
Два дня.
Вдруг веки Селины затрепетали. Она пришла в себя и застонала. Душа его вновь наполнилась надеждой. Он бросился на колени перед кроватью, откинул рыжие пряди со лба. Она пыталась что-то сказать, но ничего не было слышно.
— Ш-ш-ш, любимая, — шептал он. Он много раз видел, как умирают люди, и думал, что привык к этому. Но никогда в жизни он так нестерпимо не ощущал чужую боль. — Крепись, милая Руссетт. — Он с трудом выдавил на лице улыбку. — Ты поправишься.
— Ты… не умеешь… лгать… мой лев. — Она говорила еле слышно, ее глаза лихорадочно блестели.
— Я не лгу! — горячо прошептал он. — Осталось всего два дня. Ты вернешься к себе домой, и умелые лекари смогут…
— Гастон… — Она не договорила из-за подступивших рыданий и закрыла глаза. Если бы не дрожащие губы, можно было подумать, что она потеряла сознание.
Не в силах видеть, как она страдает, Гастон отвел взгляд.
— Ты поправишься, — тихо повторил он, беря ее за руку. Слова звучали как молитва. — Ты попадешь в свое время, а потом вернешься сюда, ко мне. У нас будет сын, и мы назовем его Сореном. Потом у нас будет дочь с такими же рыжими волосами, как у тебя. И с такими же серо-голубыми глазами…
— Все… хорошо… Гастон. Я не… боюсь… умирать, — прерывающимся голосом успокаивала его Селина.
— Ты не умрешь! — протестующе воскликнул он.
— Когда… ты сражался… на… дуэли…
— Ш-ш-ш, не думай о том, что прошло. Думай только о будущем.
— Когда… я очнулась… в твоем… шатре, — продолжала она, не слушая, — я встала… на… колени… и молилась. Заключила… с Богом… договор, чтобы он… взял мою жизнь… в обмен… на твою. Мне… не обидно… умирать.
У Гастона мороз пробежал по коже. Признание, казалось, отняло у нее последние силы: глаза закрылись, дыхание стало коротким и неровным.
— Это был благородный жест, — жарко заговорил он. — Но я первым заключил такой договор. Я молился о том же самом в темнице Туреля, когда не знал ничего о твоей участи.
Она снова открыла глаза — огромные, неестественно темные на белом лице.
— Но ты… выдержал дуэль, — прошептала она. Отчаяние Гастона сменилось яростью. Неужели Бог требует такую непомерную плату за его победу над де ла Турелем?
— Я… благодарна Богу… — ее веки дрогнули, и легкая тень улыбки тронула губы, — за то… что дал… нам… возможность сказать… «прощай».
— Нет! — воскликнул он. — Я никогда не скажу тебе этого слова!
— Буду ждать… тебя… пока… наши души… не встретятся. Я люблю… — Ей не хватило сил закончить.
— Руссетт! — позвал он изменившимся голосом.
— Леди Селина! — Бринна водила пальцами вдоль шеи Селины. — Я не могу нащупать пульс. Я не могу… Нет, вот он! Она жива! — воскликнула колдунья. — Жива!
— Рай будет слишком малой наградой для тебя, Руссетт. — Гастон бережно провел пальцами по щеке Селины, вытирая свои слезы, упавшие на нее. — Но я не оставлю тебя. Ни на день, ни на час. Я не дам тебе умереть. Я буду с тобой и в этой жизни, и в той.
Селина лежала мертвенно-бледная, неподвижная.
— Неужели никто не в состоянии помочь ей? — вскричал он, сам не понимая, к кому обращается: к Богу ли, к себе ли, к колдунье. — Неужели не найдется лекаря, хирурга?
— Я не знаю ни одного достаточно искушенного, — покачала головой Бринна. — Никого, кто бы справился. Даже лекарь, служивший Турелю, тот, что помогал вам после дуэли. А он самый опытный во всей округе.
Гастона всего трясло от бессильной ярости. Она больше чем когда-либо нуждается сейчас в нем. Беззащитная, она ждет его помощи, а он ничего не может сделать!
Думать. Он должен думать.
Бринна встала и отошла в угол комнаты, где лежала ее сумка с зельями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95