Надевая свои красные башмачки, Селина повернулась и посмотрела на Гастона. Тот за все время не шевельнулся. Даже самонадеянная улыбка продолжала кривить губы.
Но тело его напряглось, замерло.
А глаза…
Горящий, приковывающий к себе взгляд. Будто в Гастоне бушевало пламя, сжигавшее дотла все, на что он взглянет.
У Селины подогнулись колени, и она с трудом устояла на ногах.
Ей казалось, она уже поняла, что с ней произошло, хотя не могла сказать, когда все началось — эти мурашки на коже, спазмы в животе, краска, по любому поводу заливавшая лицо, жар, от которого плавилось все внутри, при малейшем прикосновении его пальцев… Она не хотела признаваться себе, но ее влекло к этому средневековому самцу, к ее мужу, причем это чувство пряталось так глубоко, что Селина бессильна была ему сопротивляться.
Но до этой самой минуты она не верила, что может произвести на него впечатление.
Теперь же его выдавали и застывшее в напряжении тело, и сверкающие глаза.
Уже через мгновение он расслабился и полностью овладел собой. Он встал и молча поднял с пола какой-то предмет. Это был еще один плащ, который он, видимо, принес с собой.
— Вам понадобится верхняя одежда, — сказал он тихим голосом, который стегнул ее по нервам. — Сегодня вам предстоит работать на улице.
На улице? В такую погоду? Подавив стон, Селина расправила плечи и протянула руки, чтобы взять плащ.
Но он обошел вокруг нее и сам накинул плащ. Застегивая на шее серебряную пряжку, он тыльной стороной ладони задел нежную кожу ее щеки. Селина невольно вздрогнула.
— Уже замерзли, миледи? — прошептал он, дразня ее. — Вы можете передумать в любой момент. — Он приблизил губы к ее уху. — И избавить себя от моего общества.
— Нет, месье, я не могу это сделать.
— Тогда пройдемте со мной, — негромко засмеялся он.
Когда Селина под непрошеным караулом черного рыцаря вышла из замка, небо на востоке едва начало светлеть. Каждый ее шаг отдавался болью в утомленных мышцах, а когда она зевнула, изо рта вылетело белое облачко пара.
Хотя вчера ночью она ненадолго выходила во двор набрать соломы, но именно сейчас она заметила, как по-другому выглядит все вокруг. В ее время пространство было освещено фонарями: гаражи, тщательно подстриженные газоны, пешие тропинки, подъездные дорожки. Сейчас ничего этого не было, а был лишь снег и несколько наспех срубленных построек, еле видных во мраке.
Даже воздух был другим. Чище. Морознее. Каждый вдох обжигал легкие. У нее закружилась голова от избытка кислорода или чего-то еще, содержавшегося в этом волшебном воздухе. Даже когда она со своими кузинами ездила кататься на лыжах в Шамони или в Валь-д'Изер, ей не приходилось дышать таким чистым воздухом. Как это не похоже на гадкую смесь дизельных и бензиновых выхлопов, к которой она привыкла в Чикаго!
«Один — ноль в пользу средневековья!» — жалея своих современников, подумала она.
Плотнее завернувшись в плащ, Селина семенила за Гастоном. Ей даже не предложили завтрака, но ничего, в конце концов, можно протянуть до ленча, когда она съест кусок мясного пирога, над приготовлением которого билась в прошлую ночь.
Селина решила не проявлять слабости, не давать этому мужлану повода для злорадства. Она не может выполнить его требование, высказываемое с такой настойчивостью. И чем скорее он поймет это, тем лучше. Когда до него дойдет, что, превратив ее в Золушку наоборот, он не получит желаемого признания, возможно, он сдастся.
Гастон подвел Селину к большому сараю, примостившемуся у массивной каменной стены. Это было довольно прочное сооружение с деревянными стенами, под соломенной крышей и маленьким огороженным двориком впереди. Перед сараем их ждал Этьен, глядя, как двое мальчишек выгоняют оттуда на свежий воздух кур и жирных гусей.
При их приближении оруженосец улыбнулся и отвесил поклон:
— Здравствуйте, милорд. И вы, миле… — Приветствие застыло у него на устах, и он вопросительно посмотрел на Гастона.
— Ты можешь называть ее миледи, — сказал Гастон. — Она же моя жена. — Он повернулся к Селине с холодной улыбкой. — По крайней мере на этот момент. — Указав на вход, он произнес: — Ну вот мы и на месте, дорогая супруга. Принимайтесь за работу.
— Работу? — переспросила Селина, всматриваясь внутрь темного, зловонного помещения, и тут же почувствовала тошноту. Она увидела вделанные в стены ряды полок, занимавших все пространство от пола до потолка. На полках стояли корзины с торчащей из них соломой. Запах, доносившийся оттуда, был настолько силен, что у нее заслезились глаза.
— Помещение должно быть тщательно вычищено, а солома заменена на свежую. Когда здесь закончите, займетесь голубятней и клетками с соколами.
Селине стало плохо. Чистка птичника займет целый день, если она прежде не потеряет сознание от вони или не околеет от холода — ноги уже и так закоченели. Она резко повернулась к Гастону:
— На сей раз, сударь, вы зашли слишком далеко!
— Если хотите, могу отправить вас чистить псарню и конюшню, — великодушно предложил он, облокотившись о деревянную изгородь. — Но вы можете и отказаться. Выбор только за вами.
Селина под плащом стиснула кулаки, глядя на галдящих и хлопающих крыльями кур и гусей. У себя дома самым близким предметом, относящимся к гусям, была ее подушка.
— Я не участвую ни в каком заговоре против вас. Жаль, что вы мне не верите…
— Не упрямьтесь. У вас все равно ничего не выйдет, и вы это знаете, моя маленькая монашка. А я подготовлю много другой работы к тому времени, как вы управитесь здесь. Не думайте, что ваша возьмет.
Сжав зубы, Селина ответила твердым взглядом. Будь он проклят!
— Скажите всего три слова, — уговаривал ее Гастон. — Вы же хотите их сказать, а я хочу их услышать. Простые слова: «Я расскажу правду». Скажите, и вы свободны.
Селина плотнее запахнула плащ и повернулась к Этьену:
— С чего мне начинать?
— Надо убрать старую солому, миледи. — Юноша нырнул в сарай и вышел оттуда с небольшими несуразными вилами. С несчастным видом он подал их Селине.
Круто повернувшись, девушка вошла в темноту сарая и буквально задохнулась от кошмарного запаха. Чтобы выдержать его, приходилось делать неглубокие вдохи.
Гастон пошел прочь, громко стуча каблуками.
— Следи за ней, Этьен, — сказал он напоследок. — А когда она закончит, — тут он повысил голос, чтобы слышала Селина, — пусть идет в замок к Иоланде. Я дам указания о дальнейшем.
Решимость Селины начала таять как дым. Лишившись объекта, на который она могла излить свое негодование, девушка почувствовала опустошенность и усталость. Ведь она не проспала и часа. Хорошо бы лечь в сугроб, свернуться калачиком, закрыть глаза и больше не просыпаться.
Но несмотря на урчание в животе и боль в мышцах, она покрепче сжала в шершавых от воды ладонях деревянную рукоятку, подхватила вилами охапку прелой соломы и отбросила ее в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95