Его потрясло сознание, что из-за него Селина вынуждена будет остаться, что именно его любовь станет причиной ее смерти.
Но сама Селина выглядела совершенно спокойной.
— Селина! — Одной рукой он взял ее за подбородок и заглянул в глаза. Может быть, она от сильного волнения не понимает, что происходит?
— Не волнуйся, Гастон. Она смотрела на него вполне осмысленно, и голос звучал твердо. — Со мной все в порядке.
— Милорд, не теряйте надежды, — не очень уверенно произнесла Бринна. — Связь между вами может помешать ей вернуться, но, возможно, все произойдет, как мы все надеемся.
— Так или иначе, мы узнаем это через четыре дня. — Селина обвила его руками и прижалась к его груди.
Гастон встряхнул ее. Как она может быть такой спокойной, когда ее жизнь висит на волоске?
— Бринна, извини, — сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Я хочу поговорить со своей женой.
— Конечно, милорд, — ответила она, обходя их и не спуская с обоих благоговейного взгляда. — Мне еще надо навестить Этьена — я обещала напоить его настоем трав. Лекарство быстро вернет ему силы. Миледи, мы ведь сможем поговорить и завтра?
— Да, Бринна. Спасибо тебе за помощь.
Колдунья повернулась и вышла. Когда за ней закрылась дверь, Гастон глубоко вздохнул, прежде чем начать разговор.
— Помощь! — с сарказмом воскликнул он. — Селина, ты разве не поняла, о чем она говорила? Ведь если ты не сможешь вернуться, то…
— Я все понимаю, — спокойно ответила она. — Но не боюсь.
Зато он боялся, но не решился продолжать, опасаясь, что выдаст себя с головой.
Он отпустил ее и отвернулся. Никогда, даже во время самых жестоких битв, не ощущал он на языке этого холодного, горького вкуса. Вкуса страха.
— Господи и все твои святые! Я не намерен так легко смириться, — хмуро произнес он. — Я буду бороться. Мы найдем решение. Мы похороним наши чувства, побудем это время порознь.
— Отречься от нашей любви? Притвориться, что между нами ничего не было? Так просто, как будто задуть свечу?
— Да! — вскинулся он. — Да! Я сейчас же уеду отсюда. Буду скакать без остановки столько, сколько хватит сил у Фараона. За четыре дня я доберусь до…
— Гастон! — взмахнула ресницами Селина. — Неужели ты всерьез надеешься, что это поможет? — мягко спросила она.
Он почувствовал, как страх железным обручем сжал грудь, не давая вздохнуть. Он понимал: несколько недель назад это сработало бы. Но не сейчас.
— Не надеюсь, — признался он.
Она подошла к нему, губы тронула ласковая улыбка.
— О том, что случится, мы узнаем, только когда это случится. Подождем четыре дня. До тех пор нет смысла напрасно терзать себя. Ведь этим мы ничего не изменим.
Он глядел на нее. Она двигалась спокойно и уверенно. Ничто в ее облике не выражало даже намека на страх или сомнение. Гастон почувствовал гордость за нее, за ее храбрость и самообладание. И еще он почувствовал новый прилив любви.
— Ты действительно ничего не боишься?
— Я у тебя многому научилась, мой отважный рыцарь.
Они долго стояли обнявшись и молчали.
— Я и вправду многому научилась, — прошептала она наконец — Как раз сегодня утром подумала, что уже несколько недель не страдаю от приступов страха. И не только благодаря твоим урокам дыхательной гимнастики. Но и кое-чему другому.
— Какой же мудрости ты смогла у меня набраться? — спросил он, невесело усмехнувшись.
— Ну, например, когда перед тобой появляется важное дело, ты просто берешь и делаешь его. Потому что страх — чувство разрушительное. — Селина уткнулась ему в грудь. — А жизнь слишком коротка и драгоценна, чтобы растрачивать ее на такие ощущения.
Он не ответил, потому что в горле стоял комок, мешавший говорить.
— Гастон, у нас осталось всего четыре дня, и я не собираюсь провести их в страхе.
— Ладно, не будем бояться, — согласился он. — Мы обеими руками вцепимся во время и заставим его послужить нам.
— Притворимся, что впереди у нас долгая и счастливая жизнь.
— И ничто не в состоянии разлучить нас.
— Ни осколок пули, — шептала она. — Ни лунное затмение. Ни леди Р.
— В мире нет ничего — только мы двое. Навсегда.
Гастон наклонился и поцеловал Селину, потом поднял ее на руки.
— Гастон, — попробовала протестовать она. — У тебя же швы на ранах разойдутся. Не думаю, что твой лекарь будет этому рад…
— К черту всех лекарей! Мне наплевать на боль в плече. Меня снедает совсем другая боль. — Он подошел к двери и ловко распахнул ее. — Я ведь не собираюсь заниматься с тобой любовью в этой комнате.
Выйдя, он захлопнул дверь ногой.
Глава 27
Им не нужно было ничего, кроме самого простого ложа и горящего очага. Гастон подбросил дров, и скоро пламя загудело. Никогда еще его, нынче пустая, комната не казалась ему такой уютной. Даже когда в ней стояла мебель и на стенах висели ковры. Селина стояла на коленях на толстом ворохе волчьих, собольих и куньих шкур и, глядя на него, ждала, когда он подойдет.
Стоило ей оказаться здесь, как комнату заполнили волшебные чары, которые она излучала. Вся его жизнь уже находилась под этими чарами. Ее глаза светились, как будто он более достоин поклонения, чем все боги, более желанен, чем все драгоценности мира, более нужен, чем воздух.
Неужели он прежде боялся, что она отнимет его мужество? Сейчас, гладя ее по волосам, он сам себе удивлялся. А она смотрела на него так, словно он освещал все вокруг, как солнце, луна и звезды, вместе взятые. Глядя в ее глаза, в которых играли отблески очага, он видел в них себя — сильного, смелого, мужественного.
Он присел перед ней на колени и стал гладить ее лоб, щеки, шею.
Когда он ослабил корсаж ее платья и спустил его с плеч, Селина закрыла глаза.
— Каждый раз, — шептала она, — ты заставляешь меня чувствовать совершенно по-новому.
У Гастона перехватило горло. Найдется ли где король, правитель пустыни, восточный шейх, обладающий таким сокровищем? Соблазнительным и невинным. Белым, как снег, и нежным, как первый весенний лепесток? Обжигающим и опьяняющим?
Он приник губами к ямке между ключицами, вдыхая аромат лаванды, тимьяна и роз, которым благоухала ее кожа после утренней ванны.
— В этот раз мы не будем спешить, дорогая. Впереди у нас вся ночь.
— Вся ночь! — горячо прошептала она в ответ.
Он потянул платье вниз и залюбовался полуобнаженной Селиной. Это было великолепное зрелище. Полуобнаженная и не стесняющаяся своей наготы, с волосами цвета пламени, отросшими и спадающими локонами на плечи. С трепещущими и упругими грудями, соски которых наливались твердостью от одного его взгляда.
Она начала дышать глубже, и он непроизвольно подхватил ее ритм.
— Ты прекрасна, как богиня, — с благоговением произнес он, проводя пальцем от ее горла до груди. — Нет, ты прекраснее. Любая богиня позавидует твоей красоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Но сама Селина выглядела совершенно спокойной.
— Селина! — Одной рукой он взял ее за подбородок и заглянул в глаза. Может быть, она от сильного волнения не понимает, что происходит?
— Не волнуйся, Гастон. Она смотрела на него вполне осмысленно, и голос звучал твердо. — Со мной все в порядке.
— Милорд, не теряйте надежды, — не очень уверенно произнесла Бринна. — Связь между вами может помешать ей вернуться, но, возможно, все произойдет, как мы все надеемся.
— Так или иначе, мы узнаем это через четыре дня. — Селина обвила его руками и прижалась к его груди.
Гастон встряхнул ее. Как она может быть такой спокойной, когда ее жизнь висит на волоске?
— Бринна, извини, — сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Я хочу поговорить со своей женой.
— Конечно, милорд, — ответила она, обходя их и не спуская с обоих благоговейного взгляда. — Мне еще надо навестить Этьена — я обещала напоить его настоем трав. Лекарство быстро вернет ему силы. Миледи, мы ведь сможем поговорить и завтра?
— Да, Бринна. Спасибо тебе за помощь.
Колдунья повернулась и вышла. Когда за ней закрылась дверь, Гастон глубоко вздохнул, прежде чем начать разговор.
— Помощь! — с сарказмом воскликнул он. — Селина, ты разве не поняла, о чем она говорила? Ведь если ты не сможешь вернуться, то…
— Я все понимаю, — спокойно ответила она. — Но не боюсь.
Зато он боялся, но не решился продолжать, опасаясь, что выдаст себя с головой.
Он отпустил ее и отвернулся. Никогда, даже во время самых жестоких битв, не ощущал он на языке этого холодного, горького вкуса. Вкуса страха.
— Господи и все твои святые! Я не намерен так легко смириться, — хмуро произнес он. — Я буду бороться. Мы найдем решение. Мы похороним наши чувства, побудем это время порознь.
— Отречься от нашей любви? Притвориться, что между нами ничего не было? Так просто, как будто задуть свечу?
— Да! — вскинулся он. — Да! Я сейчас же уеду отсюда. Буду скакать без остановки столько, сколько хватит сил у Фараона. За четыре дня я доберусь до…
— Гастон! — взмахнула ресницами Селина. — Неужели ты всерьез надеешься, что это поможет? — мягко спросила она.
Он почувствовал, как страх железным обручем сжал грудь, не давая вздохнуть. Он понимал: несколько недель назад это сработало бы. Но не сейчас.
— Не надеюсь, — признался он.
Она подошла к нему, губы тронула ласковая улыбка.
— О том, что случится, мы узнаем, только когда это случится. Подождем четыре дня. До тех пор нет смысла напрасно терзать себя. Ведь этим мы ничего не изменим.
Он глядел на нее. Она двигалась спокойно и уверенно. Ничто в ее облике не выражало даже намека на страх или сомнение. Гастон почувствовал гордость за нее, за ее храбрость и самообладание. И еще он почувствовал новый прилив любви.
— Ты действительно ничего не боишься?
— Я у тебя многому научилась, мой отважный рыцарь.
Они долго стояли обнявшись и молчали.
— Я и вправду многому научилась, — прошептала она наконец — Как раз сегодня утром подумала, что уже несколько недель не страдаю от приступов страха. И не только благодаря твоим урокам дыхательной гимнастики. Но и кое-чему другому.
— Какой же мудрости ты смогла у меня набраться? — спросил он, невесело усмехнувшись.
— Ну, например, когда перед тобой появляется важное дело, ты просто берешь и делаешь его. Потому что страх — чувство разрушительное. — Селина уткнулась ему в грудь. — А жизнь слишком коротка и драгоценна, чтобы растрачивать ее на такие ощущения.
Он не ответил, потому что в горле стоял комок, мешавший говорить.
— Гастон, у нас осталось всего четыре дня, и я не собираюсь провести их в страхе.
— Ладно, не будем бояться, — согласился он. — Мы обеими руками вцепимся во время и заставим его послужить нам.
— Притворимся, что впереди у нас долгая и счастливая жизнь.
— И ничто не в состоянии разлучить нас.
— Ни осколок пули, — шептала она. — Ни лунное затмение. Ни леди Р.
— В мире нет ничего — только мы двое. Навсегда.
Гастон наклонился и поцеловал Селину, потом поднял ее на руки.
— Гастон, — попробовала протестовать она. — У тебя же швы на ранах разойдутся. Не думаю, что твой лекарь будет этому рад…
— К черту всех лекарей! Мне наплевать на боль в плече. Меня снедает совсем другая боль. — Он подошел к двери и ловко распахнул ее. — Я ведь не собираюсь заниматься с тобой любовью в этой комнате.
Выйдя, он захлопнул дверь ногой.
Глава 27
Им не нужно было ничего, кроме самого простого ложа и горящего очага. Гастон подбросил дров, и скоро пламя загудело. Никогда еще его, нынче пустая, комната не казалась ему такой уютной. Даже когда в ней стояла мебель и на стенах висели ковры. Селина стояла на коленях на толстом ворохе волчьих, собольих и куньих шкур и, глядя на него, ждала, когда он подойдет.
Стоило ей оказаться здесь, как комнату заполнили волшебные чары, которые она излучала. Вся его жизнь уже находилась под этими чарами. Ее глаза светились, как будто он более достоин поклонения, чем все боги, более желанен, чем все драгоценности мира, более нужен, чем воздух.
Неужели он прежде боялся, что она отнимет его мужество? Сейчас, гладя ее по волосам, он сам себе удивлялся. А она смотрела на него так, словно он освещал все вокруг, как солнце, луна и звезды, вместе взятые. Глядя в ее глаза, в которых играли отблески очага, он видел в них себя — сильного, смелого, мужественного.
Он присел перед ней на колени и стал гладить ее лоб, щеки, шею.
Когда он ослабил корсаж ее платья и спустил его с плеч, Селина закрыла глаза.
— Каждый раз, — шептала она, — ты заставляешь меня чувствовать совершенно по-новому.
У Гастона перехватило горло. Найдется ли где король, правитель пустыни, восточный шейх, обладающий таким сокровищем? Соблазнительным и невинным. Белым, как снег, и нежным, как первый весенний лепесток? Обжигающим и опьяняющим?
Он приник губами к ямке между ключицами, вдыхая аромат лаванды, тимьяна и роз, которым благоухала ее кожа после утренней ванны.
— В этот раз мы не будем спешить, дорогая. Впереди у нас вся ночь.
— Вся ночь! — горячо прошептала она в ответ.
Он потянул платье вниз и залюбовался полуобнаженной Селиной. Это было великолепное зрелище. Полуобнаженная и не стесняющаяся своей наготы, с волосами цвета пламени, отросшими и спадающими локонами на плечи. С трепещущими и упругими грудями, соски которых наливались твердостью от одного его взгляда.
Она начала дышать глубже, и он непроизвольно подхватил ее ритм.
— Ты прекрасна, как богиня, — с благоговением произнес он, проводя пальцем от ее горла до груди. — Нет, ты прекраснее. Любая богиня позавидует твоей красоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95