Но если он не восстановит кровообращение в ступне, не исключено, что ему придется попрощаться с обмороженными пальцами.
Стискивая зубы от боли, Тирни высвободил ногу из башмака и стянул носок. Лодыжка слегка опухла и выглядела не так плохо, как можно было предположить, судя по адской боли. Признаков обморожения он не увидел, но принялся безжалостно массировать пальцы. Когда к ним прилила кровь, боль стала нестерпимой, но это означало, что капилляры не отморожены безвозвратно.
Пока Тирни проделывал все эти операции, Лилли продолжала сидеть с широко раскрытыми глазами, лишившись дара речи и глядя на него, как на привидение. Было ясно, что она по-прежнему боится его.
Двигаясь медленно, чтобы не испугать ее еще больше, Тирни поднялся, подошел и опять опустился на колени перед диваном рядом с ней. Когда он попытался заговорить, его голос прозвучал хрипло.
– Теперь тебе лучше?
У нее еле хватило сил наклонить голову.
– О боже, я забыл про твои таблетки.
Тирни нашел на полу коричневый пластиковый пузырек, закатившийся под одно из кресел. Он принес ей воду из кухни. Лилли воспользовалась вторым ингалятором, потом проглотила таблетку. Пока она пила, Тирни заметил, что ее губы розовеют. Значит, в легкие поступает достаточно кислорода, хотя ее дыхание по-прежнему напоминало по звуку расстроенную волынку.
– Этот ингалятор отлично работает, – заметил Тирни. – Я не знал, который из них пустить в ход в первую очередь. Вроде бы выбрал тот, что надо.
Лилли опять чуть заметно кивнула.
Тирни пытливо вглядывался в ее лицо. Она двигалась и дышала, краска возвращалась, но он опасался, что у него начинается новая галлюцинация вроде тех, что мучили его на обратном пути от машины. В центре каждой из них была Лилли. В одних он, вернувшись, находил ее посиневшей от холода и нехватки кислорода, неподвижной, мертвой. В других она была сияющей и полной жизни, сексуально изголодавшейся, страстно втягивающей его в себя.
В действительности она оказалась не безжизненной и не страстной, скорее заторможенной.
– Должно быть, ты потеряла сознание как раз перед моим приходом, – объяснил Тирни. – Я несколько раз окликал тебя по имени, но ты не отвечала, даже не двигалась. Твоя грудь была совершенно неподвижна. Перепугала меня до полусмерти, – признался он. – Я подумал, что пришел слишком поздно.
– Я тоже так думала, – еле слышно прошелестела Лили.
И тут гримаса плача исказила ее лицо, эмоции прорвав ненадежную плотину самообладания и выплеснулись наружу безудержным потоком слез.
Тирни отреагировал чисто по-мужски. В миг, равные биению сердца, он был уже рядом с ней на диване, обхватил ее вздрагивающие от рыданий плечи.
– Все хорошо, все в порядке. Я вернулся, и ты жива.
Лилли рухнула ему на грудь. Он усадил ее к себе на колени и начал укачивать как ребенка, обнимая обеими руками и склонившись к ней головой. Он чувствовал, как ее руки комкают его свитер.
– Тихо, тихо, – шептал Тирни, проводя губами по ее волосам. – Не плачь, Лилли. Тебе же нельзя плакать, разве ты забыла? Ты же не хочешь вызвать новый приступ? – Он запрокинул ее голову, откинул назад спутанные волосы. Слава богу, ее лицо больше не было мертвенно-серым. Обхватив ее голову ладонями, он провел большими пальцами по щекам, чтобы вытереть слезы. – Ничто не могло помешать мне вернуться, разве что смерть там, в лесу.
Его взгляд скользнул к ее губам. Эти полные мягкие губы теперь порозовели, они были полураскрыты и влажны после того, как она пила воду, а может быть, от слез. У основания горла под нежной кожей билась жилка в такт биению сердца.
Сдерживая обуревающие его страсти, Тирни встал и перенес ее на матрац, опустился на него рядом с ней. Он сел, опираясь спиной на валик дивана, вытянув ноги к огню и держа Лилли на коленях.
Он положил ее голову к себе на грудь, она прижалась щекой к его свитеру. Он укрыл ее и себя одним из одеял, обнял ее крепче и прижался подбородком к ее макушке.
Всему этому она не воспротивилась. Тирни не питал иллюзий, будто Лилли ведет себя, как кроткая овечка, потому что доверяет ему. Он видел послание, выцарапанное на дверце шкафа. Она позволила ему обнять себя только потому, что пережитая травма истощила ее силы.
Долгое время после того, как она уснула, он сидел, глядя на огонь, и наслаждался ощущением ее близости, тяжестью ее груди, прижимавшейся к его животу. Было и больно, и сладко. Иногда ее пальцы зарывались в шерсть его трикотажного свитера. Ему хотелось верить, что таким образом она хочет удостовериться в его присутствии.
Но это мог быть чисто рефлекторный жест, выдающий подсознательное беспокойство.
Тирни старался не вспоминать, каким неуловимым движением ее язык скользнул ему навстречу, когда он целовал ее вчера на ночь, как восхитительно выглядели ее груди, обтянутые мокрым черным эластиком, в тот день на реке, как страстно ему хотелось обладать ею безраздельно.
Разумеется, его старания не думать обо всех этих вещах дали обратный результат: только о них он и думал. Он так жаждал прикоснуться к ее коже, что, поддавшись соблазну, просунул руку ей под свитер.
А потом он уснул.
* * *
Она проснулась в кольце его рук и сразу почувствовала, что он не спит. Она села, но в смущении отвернулась от него.
– Надо подбросить дров в огонь. – Вот и все, что он сказал.
Стараясь по возможности сохранить достоинство, Лилли слезла с его колен и села на матраце.
Ему пришлось опереться на валик, чтобы встать. Она заметила гримасу боли и сказала об этом вслух.
– Я чувствую себя разбитым.
– Не надо было позволять мне спать так долго, – сказала Лилли. – Тебе же было неудобно.
– Я тоже спал. Я проснулся всего несколько минут назад.
– Сколько же мы проспали?
Тирни взглянул на часы.
– Четыре часа.
Четыре часа! Четыре часа? Неужели она смогла проспать так долго, так мирно, так крепко в объятиях человека, которого считала убийцей? Должно быть, пребывание на грани смерти начисто лишило ее способности соображать.
Тирни оглядел ее с головы до ног.
– Как ты себя чувствуешь?
– Гораздо лучше. Я даже не думала, что можно так быстро оправиться после такого тяжелого припадка. – Лилли помолчала и добавила тихо: – Я тебя так и не поблагодарила.
– Поблагодарила.
– Нет. У меня был эмоциональный срыв и истерика со слезами.
– Ничего, я и так все понял.
– Но я так ничего и не сказала, а должна была сказать. Спасибо, Тирни.
– На здоровье.
Протекло несколько томительных секунд. Потом он отвернулся и прошел к стулу, на котором оставил свою куртку.
– Ты стал еще больше хромать.
– Растянул лодыжку по дороге к машине. Слава богу, не сломал.
– Как это случилось?
– Я не видел, куда иду, и… – Тирни отмахнулся, давая понять, что подробности значения не имеют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Стискивая зубы от боли, Тирни высвободил ногу из башмака и стянул носок. Лодыжка слегка опухла и выглядела не так плохо, как можно было предположить, судя по адской боли. Признаков обморожения он не увидел, но принялся безжалостно массировать пальцы. Когда к ним прилила кровь, боль стала нестерпимой, но это означало, что капилляры не отморожены безвозвратно.
Пока Тирни проделывал все эти операции, Лилли продолжала сидеть с широко раскрытыми глазами, лишившись дара речи и глядя на него, как на привидение. Было ясно, что она по-прежнему боится его.
Двигаясь медленно, чтобы не испугать ее еще больше, Тирни поднялся, подошел и опять опустился на колени перед диваном рядом с ней. Когда он попытался заговорить, его голос прозвучал хрипло.
– Теперь тебе лучше?
У нее еле хватило сил наклонить голову.
– О боже, я забыл про твои таблетки.
Тирни нашел на полу коричневый пластиковый пузырек, закатившийся под одно из кресел. Он принес ей воду из кухни. Лилли воспользовалась вторым ингалятором, потом проглотила таблетку. Пока она пила, Тирни заметил, что ее губы розовеют. Значит, в легкие поступает достаточно кислорода, хотя ее дыхание по-прежнему напоминало по звуку расстроенную волынку.
– Этот ингалятор отлично работает, – заметил Тирни. – Я не знал, который из них пустить в ход в первую очередь. Вроде бы выбрал тот, что надо.
Лилли опять чуть заметно кивнула.
Тирни пытливо вглядывался в ее лицо. Она двигалась и дышала, краска возвращалась, но он опасался, что у него начинается новая галлюцинация вроде тех, что мучили его на обратном пути от машины. В центре каждой из них была Лилли. В одних он, вернувшись, находил ее посиневшей от холода и нехватки кислорода, неподвижной, мертвой. В других она была сияющей и полной жизни, сексуально изголодавшейся, страстно втягивающей его в себя.
В действительности она оказалась не безжизненной и не страстной, скорее заторможенной.
– Должно быть, ты потеряла сознание как раз перед моим приходом, – объяснил Тирни. – Я несколько раз окликал тебя по имени, но ты не отвечала, даже не двигалась. Твоя грудь была совершенно неподвижна. Перепугала меня до полусмерти, – признался он. – Я подумал, что пришел слишком поздно.
– Я тоже так думала, – еле слышно прошелестела Лили.
И тут гримаса плача исказила ее лицо, эмоции прорвав ненадежную плотину самообладания и выплеснулись наружу безудержным потоком слез.
Тирни отреагировал чисто по-мужски. В миг, равные биению сердца, он был уже рядом с ней на диване, обхватил ее вздрагивающие от рыданий плечи.
– Все хорошо, все в порядке. Я вернулся, и ты жива.
Лилли рухнула ему на грудь. Он усадил ее к себе на колени и начал укачивать как ребенка, обнимая обеими руками и склонившись к ней головой. Он чувствовал, как ее руки комкают его свитер.
– Тихо, тихо, – шептал Тирни, проводя губами по ее волосам. – Не плачь, Лилли. Тебе же нельзя плакать, разве ты забыла? Ты же не хочешь вызвать новый приступ? – Он запрокинул ее голову, откинул назад спутанные волосы. Слава богу, ее лицо больше не было мертвенно-серым. Обхватив ее голову ладонями, он провел большими пальцами по щекам, чтобы вытереть слезы. – Ничто не могло помешать мне вернуться, разве что смерть там, в лесу.
Его взгляд скользнул к ее губам. Эти полные мягкие губы теперь порозовели, они были полураскрыты и влажны после того, как она пила воду, а может быть, от слез. У основания горла под нежной кожей билась жилка в такт биению сердца.
Сдерживая обуревающие его страсти, Тирни встал и перенес ее на матрац, опустился на него рядом с ней. Он сел, опираясь спиной на валик дивана, вытянув ноги к огню и держа Лилли на коленях.
Он положил ее голову к себе на грудь, она прижалась щекой к его свитеру. Он укрыл ее и себя одним из одеял, обнял ее крепче и прижался подбородком к ее макушке.
Всему этому она не воспротивилась. Тирни не питал иллюзий, будто Лилли ведет себя, как кроткая овечка, потому что доверяет ему. Он видел послание, выцарапанное на дверце шкафа. Она позволила ему обнять себя только потому, что пережитая травма истощила ее силы.
Долгое время после того, как она уснула, он сидел, глядя на огонь, и наслаждался ощущением ее близости, тяжестью ее груди, прижимавшейся к его животу. Было и больно, и сладко. Иногда ее пальцы зарывались в шерсть его трикотажного свитера. Ему хотелось верить, что таким образом она хочет удостовериться в его присутствии.
Но это мог быть чисто рефлекторный жест, выдающий подсознательное беспокойство.
Тирни старался не вспоминать, каким неуловимым движением ее язык скользнул ему навстречу, когда он целовал ее вчера на ночь, как восхитительно выглядели ее груди, обтянутые мокрым черным эластиком, в тот день на реке, как страстно ему хотелось обладать ею безраздельно.
Разумеется, его старания не думать обо всех этих вещах дали обратный результат: только о них он и думал. Он так жаждал прикоснуться к ее коже, что, поддавшись соблазну, просунул руку ей под свитер.
А потом он уснул.
* * *
Она проснулась в кольце его рук и сразу почувствовала, что он не спит. Она села, но в смущении отвернулась от него.
– Надо подбросить дров в огонь. – Вот и все, что он сказал.
Стараясь по возможности сохранить достоинство, Лилли слезла с его колен и села на матраце.
Ему пришлось опереться на валик, чтобы встать. Она заметила гримасу боли и сказала об этом вслух.
– Я чувствую себя разбитым.
– Не надо было позволять мне спать так долго, – сказала Лилли. – Тебе же было неудобно.
– Я тоже спал. Я проснулся всего несколько минут назад.
– Сколько же мы проспали?
Тирни взглянул на часы.
– Четыре часа.
Четыре часа! Четыре часа? Неужели она смогла проспать так долго, так мирно, так крепко в объятиях человека, которого считала убийцей? Должно быть, пребывание на грани смерти начисто лишило ее способности соображать.
Тирни оглядел ее с головы до ног.
– Как ты себя чувствуешь?
– Гораздо лучше. Я даже не думала, что можно так быстро оправиться после такого тяжелого припадка. – Лилли помолчала и добавила тихо: – Я тебя так и не поблагодарила.
– Поблагодарила.
– Нет. У меня был эмоциональный срыв и истерика со слезами.
– Ничего, я и так все понял.
– Но я так ничего и не сказала, а должна была сказать. Спасибо, Тирни.
– На здоровье.
Протекло несколько томительных секунд. Потом он отвернулся и прошел к стулу, на котором оставил свою куртку.
– Ты стал еще больше хромать.
– Растянул лодыжку по дороге к машине. Слава богу, не сломал.
– Как это случилось?
– Я не видел, куда иду, и… – Тирни отмахнулся, давая понять, что подробности значения не имеют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109