У Ларисы зачесалась правая ладонь. Казалось, разожмись кулак, и рука сама ударит эту даму по щеке. Лариса шагнула назад, прошептала:
– Немного…
– Расходы по разводу мы…
– Идите к черту, – устало сказала Лариса, – убирайтесь.
Несколько дней она пролежала в постели. Иногда ей казалось, что она оглохла, но потом поняла: просто все молчат. Никто не говорит ни слова. И Лариса молчала. Боль бродила по всему телу, чаще останавливаясь в сердце.
– У нее сильное сердце, – услышала она однажды незнакомый голос и поверила в это. Действительно, у меня сильное сердце, доказывала себе Лариса и чувствовала, что оживает. Иногда она видела перед собой Олега, говорила:
– Чудак. До чего ты довел меня. Так умереть можно. Олег плакал, и она боялась протянуть к нему руку.
И все-таки не выдержала, протянула…
– Ей легче, – сказал Филипп Владимирович.
«Неправда! – хотела крикнуть Лариса. – Вы ничего не понимаете! Я умираю…»
Первый раз она вышла из дому вечером тридцать первого декабря.
Падал и падал снег, спешил на землю. Шли шумные, по-праздничному беззаботные люди. Лариса смотрела под ноги, боялась взглянуть в лица встречным: каждый мужчина походил на Олега. Где он сейчас? Что делает? Наверное, завязывает перед зеркалом галстук и напевает. А ей что делать? Какую песню петь?
Домой она вернулась в одиннадцатом часу.
– Идем к соседям? – спросила Александра Яковлевна. – Очень зовут. Новый год. Праздник ведь.
– Да, – печально согласилась Лариса, – весело… Кому я нужна, такая?.. Здесь больно, режет, – она положила руку на сердце. – Болит и болит. Уснуть бы. Я пойду лягу.
Она ушла в комнату, чтобы не смотреть в глаза Александры Яковлевны. Стыдно.
Кто-то стучит. Кого-то несет нелегкая.
– С Новым годом, – услышала она голос Валентина. – И обязательно с новым счастьем. Не выгоните?
– Зачем пришел? – удивленно спросила Лариса, выйдя на кухню.
– Новый год встречать.
– На кладбище сейчас веселее, чем у нас, – усмехнулась она.
– А я не за весельем пришел. Ты посмотри, чего я накупил! – похвастался Валентин, вываливая на стол кульки и пакеты. – Тебе что есть можно?
– Сегодня все, – разрешила Александра Яковлевна.
В дверь забарабанили.
– Это Маро, – сказала Лариса.
Маро ворвалась на кухню, кинулась к подруге, легко и осторожно подняла ее на руки и пропела:
– Баю-баюшки-баю. Роди, душа, пожалуйста, девочку, только ростом меньше, чем я. Нянькой буду. А?
– Сговорились? – Лариса посмотрела на Маро и Валентина. Они отрицательно покачали головами и рассмеялись. Когда сели за стол, Маро вскрикнула:
– Ой, мне страшно! Я забыла! Если он убежал, он правильно сделал! Я дура! Да!
Разбросав стулья с дороги, она выбежала из комнаты. Валентин направился было за ней, но остановился, услышав бой часов.
В дверях показалась Маро. Она тащила за руку Максима Максимова.
– Ух! – облегченно вздохнула она. – Он замерз. Он меня ждал.
Часы били восьмой удар. Рюмки под руками не оказалось, и вино для Максима стали наливать в солонку (соль высыпали прямо на скатерть). Он замотал головой и показал глазами на графинчик с водкой.
– С Новым годом! С новым счастьем!
Выпили точно под двенадцатый удар.
– Вот теперь – здравствуйте, – сказал, сняв полупальто, Максим. – Страху-то я натерпелся. Думал, придется мне из-за Маруси сосульки вместо вина глотать.
– Ты молчи! – возмутилась Маро. – Ты водку пил!
– Я меру знаю, – заверил Максим.
– Пора бы, Маро, представить своего кавалера, – сказала Александра Яковлевна.
– Он не кавалер, он… Максим, – потупив глаза, пробормотала Маро. – Он песни смешные поет. Пой.
– После первой не могу. Голос мерзлый.
– Я тост скажу, – Маро встала. – Пословица есть. Без вина можно жить, без хлеба трудно жить, без воды можно долго жить, без воздуха можно совсем мало жить. А без чего совсем нельзя жить? Выпьем за это!
– А за что? – недоуменно спросил Валентин.
– Ясное дело, – крякнув, ответил Максим. – Само собой, за любовь.
– Ай! – вскрикнула Маро и погрозила ему кулаком. – Никто так не думал. Один ты. Без дружбы нельзя жить. Да!
– Ну, Маруся, кому как. Мне лично…
– Пой! – приказала Маро.
Максим нехотя отодвинул от себя тарелку с винегретом, сделал тоскливое выражение лица и затянул обреченным басом:
Семь братьев было нас на свете,
Мы продавали толсту шерсть,
Когда один из нас скончался,
Нас осталось шесть.
Потом Максим скорбно сообщил, что братьев осталось пять, четыре, три, два. Чуть не рыдая, он стонал:
Когда один из нас скончался,
То не осталось никого.
– И такого певца ты хотела заморозить! – воскликнула Александра Яковлевна, увидев впервые за несколько дней улыбку на лице дочери.
– Хорошо спел? – спросил Максим.
– Он сейчас водку просить будет! – Маро всплеснула руками.
– Ага, – подтвердил он, – угадала. И откуда ты все знаешь, Маруся?
Немного опьянели. Маро тормошила и без конца целовала Ларису, рассказывала ей на ухо:
– Он совсем хороший. Он меня Марусей зовет. Только он очень ухаживает.
Посторонний человек не заметил бы, что все сидевшие за столом чувствовали себя одной семьей. И лишь быстрые взгляды в сторону Ларисы говорили о том, что все думают о ней. Вино было на исходе, и Валентин, как тамада, отвергал многочисленные предложения Максима.
– Есть тост, самый важный, – сказал Валентин. – Выпьем за газету, за журналистов, за то, что о них не пишут, за то, что их чаще ругают, чем хвалят. Выпьем за то, чтобы стать журналистами – настоящими, смелыми, беспокойными!
– Правильно, – негромко произнесла Лариса. Она сидела, сложив руки на груди, скорбная, сосредоточенная. – Спасибо вам. Не бойтесь, я не буду плакать. Мне хорошо… Да, мне хорошо, ребята… – Она пересилила себя, выпрямилась. – Будем работать. Будем писать.
Максим взял Маро за руку. Лариса посмотрела на свою руку и сжала ее в кулак.
* * *
Олег пил много и не пьянел, не мог изгнать из памяти неприятные мысли, не мог почувствовать себя веселым и свободным. Лидия Константиновна ободряюще кивала ему, а он отворачивался. В соседней комнате сидел над рукописью отец. Недавно он впервые в жизни ударил своего сына.
Олегу казалось, что на щеке остался след.
Всем было весело. Лидия Константиновна, как обычно, умело подобрала компанию, разношерстную, но быстро столковавшуюся. Вино развязало языки, и никого не интересовало, почему мрачен Олег, а хозяин не выходит из кабинета. На кухне домработница меняла холодные компрессы на горячих лбах двух адвокатов и молодого поэта, который поднял слишком много тостов за свой талант.
Чтобы побороть смутное предчувствие какой-то беды, Олег часто подходил к столу и пил.
Вдруг мозг прорезала ясная мысль – Лариса! Олегу почудился ее голос: «Олик, милый…» Он оттолкнул от себя девушку, с которой танцевал, и, еще не соображая, что делает, выбежал в прихожую, натянул пальто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62