на других — на дорогу, поэтому к нам повернут в профиль. Цветопередача — никудышная, но все же можно определить, что машина — белая, рубашка — скорее всего красная, фланелевая, а борода и всклокоченные волосы, соприкасающиеся с бородой, — рыжевато-каштановая масса, но почти сливается с затененным интерьером кабины. Глаза скрыты солнцезащитными очками. Левая рука, свисающая из открытого окна машины, с закатанным рукавом рубашки, — мощная. Короткие пальцы, без колец, — широко растопырены на фоне дверцы.
— В точности как его описала Кимми Винн, — сказал Вальд. — И полностью соответствует психологическому портрету.
Несколько секунд я всматривался в этого человека. Он показался мне демоном, вырвавшимся с затемненных полотен Караваджо. Борода ли, явная громадная сила ли — причины его сходства с тотемом, или же подобное ощущение возникает исключительно из того, что он натворил, это не имеет значения. Но волосы у меня на голове встали, а по спине стремительно пробежала волна легкой дрожи, когда я собрал в целое размытые черты его лица.
Возможно ли опознать его по этой фотографии? — вот что имеет сейчас значение, вот что действительно сейчас важно!
— Копии готовы? — спросил Винтерс.
— Будут в течение часа.
— Продолжай заниматься ими, отбери лучшие и передай в газеты. Укажи номер, по которому могут звонить все, кто захочет сообщить нам какую-либо информацию по данному снимку. С этим все ясно.
— Линии и так перегружены, поэтому с телефонами пока заминка, к тому же кондиционеры не работают, и каждый злится на меня за то, что информацией мы снабжаем одного лишь Рассела.
— Он наш должник, — сказал Винтерс, уставившись на меня своими черными глазищами. — Карен, спускайся в «катакомбы» и жди Рассела. Ты сама знаешь, что попридержать, а что можно передать ему. Марта, прокрути Монро эти кадры.
Пэриш неуклюже склонился над одним из трех видеомониторов, стоявших в ряд справа от громоздкого стола Винтерса, вставил кассету в средний и нажал на кнопку.
— Ты сейчас увидишь первую реальную, чрезвычайно важную улику, предоставленную нам группой поддержки, — сказал Винтерс. — Чистая случайность. Сущее золото. Соседка — Лиза Нолан — сама принесла ее Вальду.
Экран ожил. Дворик перед домом. День. В правом верхнем углу маячит дата и время съемки: третье июля, 4.26 пополудни. Три ребенка — две светловолосые девочки и рыжий карапуз — носятся на поросшей травой лужайке, пытаются загнать друг друга в новенький красный четырехскоростной джип. Следом за детворой гоняется, тяжело дыша, золотистый охотничий пес. Вот камера сместилась к капоту джипа, на мгновение задержалась на сверкающем бампере, на рекламном значке продавца машины, прикрепленном на панели, предназначенной для номерного знака, на сверкающем в лучах солнца передке. Впереди на пассажирском месте — улыбающаяся женщина лет сорока. Она машет рукой. В это время на улице появляется точно такая же машина, но только она — белая. Останавливается перед местом съемки, и водитель, приятного вида азиат лет сорока с небольшим, высовывается из окна.
— Рик, а может, махнемся!
— Да ты что, Трэн, Лиза убьет меня, — вопит оператор. Он чуть опускает объектив, пока отвечает и смеется.
Лиза кивает и шутя грозит в камеру пальцем.
Водитель белого джипа с явным восхищением смотрит на новенькую красную машину. Из-за его плеча выглядывает женщина. Всем телом она подается вперед, чтобы лучше видеть.
К заднему стеклу припали лица трех ребятишек — двух маленьких мальчиков и девочки.
— Узнаешь девочку в белом джипе? — спросил Пэриш.
— Кимми Винн, — сказал я.
— Точно, — подтвердил Вальд. — А теперь посмотри на ее тень.
Из-за белого джипа вывернулся и попал в кадр белый «таурус» в тот момент, когда джип огибал стоявшую на месте новую машину Ноланов. Водитель «тауруса» объехал джип Винна. Завершив свой маневр, быстро заглянул в объектив и так же быстро отвернулся. Он был повернут к зрителю в профиль, когда его машина исчезла из виду.
Пэриш шагнул вперед, отмотал пленку назад и снова прокрутил эту сцену. При втором просмотре я разглядел его более отчетливо: могучую громаду тела, застывшую за рулем, рубаху из красной шотландки, густые космы рыжевато-коричневой бороды и спутанных волос, явно загорелое лицо, темные очки, свисающую из окна руку и кисть — широкие и сильные, как у крестьян на картинах Риверы, а также растопыренные пальцы, четко обозначившиеся на белом фоне машины. В третий раз Мартин прокрутил ту же сцену. Картинка оказалась прекрасно сфокусированной. «Таурус» проезжал от снимавшего ее Рика примерно в пятидесяти футах. На протяжении почти целой секунды косматый тип — вполне возможно, в самом деле Полуночный Глаз — был в центре всей мизансцены, можно сказать, кинозвездой.
Глядя на погасший экран, Винтерс лишь покачал головой.
— Рассел, обыграй в своей статье о группе поддержки тот факт, что гражданка — эта самая Лиза Нолан — поступила очень умно, принеся эту пленку Эрику Вальду, помощнику шерифа и одновременно руководителю группы. Мы не можем прямо призывать население участвовать в расследовании. Я молю Бога, чтобы кто-нибудь опознал по снимку эту обезьяну. Если же нет, у Чета имеются кое-какие улики, которые, может быть, нам помогут. Карен ждет тебя в патологоанатомическом отделении. После нее поговори с Четом. А когда получишь полную информацию, приступай к работе. И сделай все возможное, чтобы не дать округу сорваться с тормозов.
— Он — большой, грузный и сильный, — сказала Карен, глубоко вздохнув и вводя меня в патологоанатомическое отделение, в так называемые «катакомбы».
Стоящий здесь запах — характерный, как и во всех моргах, — сладковато-зловонная смесь формальдегида, крови и плоти. Висящие над головой лампы горят ярко, но не излучают ни чуточки тепла. По полу стелется зябкий сквозняк, цепляется за колени, обволакивает суставы.
Я всегда ненавидел это место — не только в связи с тем, что оно предоставляет мне возможность увидеть, но и за то, как это место воздействует на меня. А оно создает ощущение, подобное сну, — нереальности происходящего. Лично для меня работать в «катакомбах» значит — гнаться за уликой, за доказательствами сквозь безмолвный, слабо светящийся туман, что окружает мертвецов. А во-вторых, как только я вступаю в это помещение, потолок разом начинает снижаться, будто стремится свалиться мне на голову, свет тускнеет, а находящиеся в нескольких ярдах от меня стены становятся едва различимыми. Чем дольше находишься там, тем более гнетущим становится это ощущение.
— Рост — шесть футов два дюйма, вес — два десять, — продолжила она, когда мы оказались внутри. — Скорее всего работает правой рукой, но это пока лишь предположение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— В точности как его описала Кимми Винн, — сказал Вальд. — И полностью соответствует психологическому портрету.
Несколько секунд я всматривался в этого человека. Он показался мне демоном, вырвавшимся с затемненных полотен Караваджо. Борода ли, явная громадная сила ли — причины его сходства с тотемом, или же подобное ощущение возникает исключительно из того, что он натворил, это не имеет значения. Но волосы у меня на голове встали, а по спине стремительно пробежала волна легкой дрожи, когда я собрал в целое размытые черты его лица.
Возможно ли опознать его по этой фотографии? — вот что имеет сейчас значение, вот что действительно сейчас важно!
— Копии готовы? — спросил Винтерс.
— Будут в течение часа.
— Продолжай заниматься ими, отбери лучшие и передай в газеты. Укажи номер, по которому могут звонить все, кто захочет сообщить нам какую-либо информацию по данному снимку. С этим все ясно.
— Линии и так перегружены, поэтому с телефонами пока заминка, к тому же кондиционеры не работают, и каждый злится на меня за то, что информацией мы снабжаем одного лишь Рассела.
— Он наш должник, — сказал Винтерс, уставившись на меня своими черными глазищами. — Карен, спускайся в «катакомбы» и жди Рассела. Ты сама знаешь, что попридержать, а что можно передать ему. Марта, прокрути Монро эти кадры.
Пэриш неуклюже склонился над одним из трех видеомониторов, стоявших в ряд справа от громоздкого стола Винтерса, вставил кассету в средний и нажал на кнопку.
— Ты сейчас увидишь первую реальную, чрезвычайно важную улику, предоставленную нам группой поддержки, — сказал Винтерс. — Чистая случайность. Сущее золото. Соседка — Лиза Нолан — сама принесла ее Вальду.
Экран ожил. Дворик перед домом. День. В правом верхнем углу маячит дата и время съемки: третье июля, 4.26 пополудни. Три ребенка — две светловолосые девочки и рыжий карапуз — носятся на поросшей травой лужайке, пытаются загнать друг друга в новенький красный четырехскоростной джип. Следом за детворой гоняется, тяжело дыша, золотистый охотничий пес. Вот камера сместилась к капоту джипа, на мгновение задержалась на сверкающем бампере, на рекламном значке продавца машины, прикрепленном на панели, предназначенной для номерного знака, на сверкающем в лучах солнца передке. Впереди на пассажирском месте — улыбающаяся женщина лет сорока. Она машет рукой. В это время на улице появляется точно такая же машина, но только она — белая. Останавливается перед местом съемки, и водитель, приятного вида азиат лет сорока с небольшим, высовывается из окна.
— Рик, а может, махнемся!
— Да ты что, Трэн, Лиза убьет меня, — вопит оператор. Он чуть опускает объектив, пока отвечает и смеется.
Лиза кивает и шутя грозит в камеру пальцем.
Водитель белого джипа с явным восхищением смотрит на новенькую красную машину. Из-за его плеча выглядывает женщина. Всем телом она подается вперед, чтобы лучше видеть.
К заднему стеклу припали лица трех ребятишек — двух маленьких мальчиков и девочки.
— Узнаешь девочку в белом джипе? — спросил Пэриш.
— Кимми Винн, — сказал я.
— Точно, — подтвердил Вальд. — А теперь посмотри на ее тень.
Из-за белого джипа вывернулся и попал в кадр белый «таурус» в тот момент, когда джип огибал стоявшую на месте новую машину Ноланов. Водитель «тауруса» объехал джип Винна. Завершив свой маневр, быстро заглянул в объектив и так же быстро отвернулся. Он был повернут к зрителю в профиль, когда его машина исчезла из виду.
Пэриш шагнул вперед, отмотал пленку назад и снова прокрутил эту сцену. При втором просмотре я разглядел его более отчетливо: могучую громаду тела, застывшую за рулем, рубаху из красной шотландки, густые космы рыжевато-коричневой бороды и спутанных волос, явно загорелое лицо, темные очки, свисающую из окна руку и кисть — широкие и сильные, как у крестьян на картинах Риверы, а также растопыренные пальцы, четко обозначившиеся на белом фоне машины. В третий раз Мартин прокрутил ту же сцену. Картинка оказалась прекрасно сфокусированной. «Таурус» проезжал от снимавшего ее Рика примерно в пятидесяти футах. На протяжении почти целой секунды косматый тип — вполне возможно, в самом деле Полуночный Глаз — был в центре всей мизансцены, можно сказать, кинозвездой.
Глядя на погасший экран, Винтерс лишь покачал головой.
— Рассел, обыграй в своей статье о группе поддержки тот факт, что гражданка — эта самая Лиза Нолан — поступила очень умно, принеся эту пленку Эрику Вальду, помощнику шерифа и одновременно руководителю группы. Мы не можем прямо призывать население участвовать в расследовании. Я молю Бога, чтобы кто-нибудь опознал по снимку эту обезьяну. Если же нет, у Чета имеются кое-какие улики, которые, может быть, нам помогут. Карен ждет тебя в патологоанатомическом отделении. После нее поговори с Четом. А когда получишь полную информацию, приступай к работе. И сделай все возможное, чтобы не дать округу сорваться с тормозов.
— Он — большой, грузный и сильный, — сказала Карен, глубоко вздохнув и вводя меня в патологоанатомическое отделение, в так называемые «катакомбы».
Стоящий здесь запах — характерный, как и во всех моргах, — сладковато-зловонная смесь формальдегида, крови и плоти. Висящие над головой лампы горят ярко, но не излучают ни чуточки тепла. По полу стелется зябкий сквозняк, цепляется за колени, обволакивает суставы.
Я всегда ненавидел это место — не только в связи с тем, что оно предоставляет мне возможность увидеть, но и за то, как это место воздействует на меня. А оно создает ощущение, подобное сну, — нереальности происходящего. Лично для меня работать в «катакомбах» значит — гнаться за уликой, за доказательствами сквозь безмолвный, слабо светящийся туман, что окружает мертвецов. А во-вторых, как только я вступаю в это помещение, потолок разом начинает снижаться, будто стремится свалиться мне на голову, свет тускнеет, а находящиеся в нескольких ярдах от меня стены становятся едва различимыми. Чем дольше находишься там, тем более гнетущим становится это ощущение.
— Рост — шесть футов два дюйма, вес — два десять, — продолжила она, когда мы оказались внутри. — Скорее всего работает правой рукой, но это пока лишь предположение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100