— Привет, Рассел, — откликнулась она. Двинулась ко мне — ее каблуки цокали по асфальту. Как четырнадцать лет назад, она подставила мне щеку для поцелуя. Кожа ее была холодна и источала сильный запах — сугубо женский аромат, смесь духов и нервного напряжения.
Грейс довольно крупная женщина, ростом примерно пять футов и десять дюймов, с телом атлетического сложения и очаровательным лицом. Как и у матери, у нее прекрасные темные вьющиеся волосы.
— Извини, что только сейчас объявилась. Должно быть, кажусь тебе призраком.
— У тебя все в порядке?
— Конечно, нет.
— Заходи.
— Спасибо.
Я оставил Грейс в своем кабинете, а сам поднялся наверх, чтобы посмотреть, как там Изабелла. Она крепко спала. Я постоял около нее, глядя на ее зарывшееся в подушку лицо. Мне была видна изогнутая рукоятка ее прислоненной к постели палки. И в миллионный раз я задал себе вопрос: как мог Господь Бог устроить это для нее, как мог покинуть ее?
Изабелла не обрадуется, если увидит Грейс у нас утром: она уверена в том, что и Эмбер, и моя дочь — худшие разновидности манипуляторов, и на протяжении всех лет нашего супружества ее раздражает, когда я упоминаю о ком-нибудь из них.
В самом деле, лучше не сводить их вместе.
Грейс рассматривала мой книжный шкаф, когда я вернулся в кабинет. В чистом, накаленном добела ярком свете я заметил, что она бледна и производит впечатление какой-то влажно-липкой. На ее висках — росинки пота, а верхняя губа слегка поблескивает.
— Самое время открыть бар, — сказала она.
— Чего бы тебе хотелось?
— Если можно, сухой вермут со льдом. Только как следует перемешай.
Я сделал два коктейля и принес в кабинет. Она расстегнула парку, но так и не сняла ее. Я внимательно разглядывал ее, пока она шла через комнату за бокалом, как всегда испытывая изумление при виде части себя самого в ней.
Грейс красива и молода — ей восемнадцать. Она сильна, спокойна. От Эмбер она унаследовала лицо, разве что оно оказалось немного пошире — влияние кровей рода Монро. Как и у Эмбер, у нее прекрасно отточенные скулы, пухлый расслабленный рот, прямой узкий нос. Но кое-что в ней есть и от меня: густые невыразительные брови, ясные карие глаза, которые порой кажутся беззащитными. И, надо признать, именно мои черты освобождают лицо Грейс от самых выдающихся качеств Эмбер — ее коварства и артистичности, тех самых особенностей, следует добавить, которые так часто позволяют ее лицу появляться на обложках журналов и на телеэкране. Эмбер может изобразить все, что угодно, — от похоти до невинности, от предательства до сердечной боли, — причем умеет весьма удачно увязать все это с конкретной маркой шампуня, грима или бюстгальтера. Но под слоем всех ее «эмоций» неизменно скрывается коварство, что означает готовность к заговору. Вместе с тем она умеет создать ощущение, будто на свете существуют лишь два человека — она, Эмбер, и тот, на кого она в данный момент смотрит. Это исключительно ее, сугубо личное качество. Грейс, несмотря на всю свою красоту, никогда бы не смогла подделать его. «Как, впрочем, и Эмбер никогда теперь больше не сможет сделать это», — подумал я. Ужасное видение ее обезображенного лица явилось вдруг, пока я смотрел на нашу дочь.
— Что случилось? — спросил я.
— Два каких-то типа преследуют меня. Один — толстый, с большими ушами. И другой, довольно стройный, с короткой стрижкой. Я видела их около своего дома, возле работы — они всюду следуют за мной в красном грузовике-пикапе. Мне кажется, они буквально везде.
— И чего они добиваются?
— Откуда я знаю?
— Ты в полицию сообщала?
— Нет, вместо этого я решила приехать сюда в надежде хотя бы одну ночь поспать спокойно.
— Как давно они преследуют тебя?
— Не знаю. Я заметила их несколько дней назад.
— Они ни разу не подходили к тебе?
Грейс смотрела на меня пристально, словно увидела в моем лице что-то такое, чего раньше не замечала.
— Нет. В последние два дня я какое-то время провела со своим приятелем, но не думаю, что он способен... защитить меня.
— Кто это?
— Его зовут Брент.
— А фамилия у него есть?
— Сайдс. Он работает барменом, но хочет писать сценарии.
— В каком баре он работает?
— "Сорренто". Это на Апельсиновых холмах.
Грейс допила свой коктейль, поставила стакан на журнальный столик и присела на кушетку. Она уткнулась взглядом в пол, ее темные локоны падали вперед и почти полностью скрывали лицо.
— Брент влюбился в меня. Но, как я уже сказала, Рассел, он еще ребенок. Без конца осыпает меня подарками.
Она посмотрела на меня чуть повлажневшими глазами.
— Я слышал, ты вчера была у Эмбер? Я думал, вы друг с другом едва разговариваете.
Грейс моргнула, нахмурилась, чем снова сильно напомнила мне меня самого.
Она изучала меня в течение долгого и очень странного периода молчания, причем я почувствовал себя так, будто я сам разглядываю себя, своими собственными глазами. Потом она медленно покачала головой и отвернулась.
— Вчера вечером я с мамой не встречалась, — сказала она.
— Марти Пэриш сказал мне, что видел, как ты в половине двенадцатого выходила из ее дома.
— Отлично. А я тебе повторяю, не мог он этого видеть.
— Но он абсолютно уверен, я имею в виду — прошлой ночью. Это был твой красный «порше».
— Даже и не знаю. Расс, что мне тебе сказать, но меня там не было. Мартин слишком много пьет, чтобы быть в чем-либо уверенным, не так ли? В последний раз, когда я видела Мартина, он в бессознательном состоянии валялся на мамином диване. Правда, это имело место уже давно. А вчера я была с Брентом.
Она снова принялась изучать меня.
Нельзя сказать, что у нее замкнутое лицо — скорее его можно назвать открытым: оно вбирает в себя ровно столько, сколько и отдает. В нем нет никакой хитрости, во всяком случае, я не замечаю ее. Однако в нем явно присутствуют смущение и любопытство, а также небольшое количество того, что я мог бы назвать словом «надежда».
— Что происходит, Расс? Ты снова стал видеться с матерью?
— Нет. Просто я сегодня разговаривал с Марти. И он сказал мне, что видел, как вчера поздно вечером ты выходила из дома Эмбер.
— Значит, это Марти решил снова встречаться с ней.
Я кивнул.
— Никогда не понимала, как ей удается превращать вас всех в пресмыкающихся.
— Возможно, Брент Сайдс просветит тебя на этот счет.
Карие глаза Грейс снова остановились на моем лице.
— Лично я к этому никогда не стремилась.
— Эмбер могла бы сказать то же самое.
— И все же у меня создается впечатление, будто ты страстно жаждешь ощутить сердечную боль. Это что, действительно настолько приятно?
— Только пока ты молод.
— Вроде как я сейчас?
— Вроде. Такова жизнь. So Jah seh.
Она снова посмотрела на меня. И встала. Если фраза и испугала ее, то она ничем не выдала себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100