Наверное, сказал Керл, будет лучше просто сказать, что капитан умер во время плавания и погребен в море. Я сказал, что такая мысль мне нравится, и говорил правду или почти правду. Керл собрал команду и все рассказал, и никто особо не возражал.
Потом я подумал, не назвать ли мне палицу «Череподробитель», но кто-нибудь наверняка поинтересовался бы, о чьем черепе идет речь, поэтому я оставил прежнее имя. Впоследствии я отдал Мечедробитель Таугу, и он тоже называл палицу так.
Глава 21
ВСТРЕЧА С НИМИ
Ночью в каюте мы с Гильфом обсудили сложившуюся ситуацию. Он говорил мало – и тогда, и вообще, – но он умел слушать, а уж если говорил, то всегда дельные вещи, которые заслуживали внимания и над которыми стоило поразмыслить впоследствии. Дело в том, что моя рана никак не заживала и я боялся возможного ухудшения. Она горела, и при надавливании из нее вытекала кровь, смешанная с гноем.
Я был испуган. Знаю, до сих пор я мало говорил о страхе, но я испытывал страх довольно часто все время, пока находился в Митгартре. Я не собираюсь сейчас возвращаться назад и рассказывать обо всех таких моментах, поскольку это не имеет смысла. Кроме того, о некоторых случаях я вообще не упоминал – например, о случае, произошедшем со мной в первые дни моего проживания у Бертольда Храброго, когда я на охоте ранил медведя и тот полез за мной на дерево. Я не думал, что такие большие медведи умеют лазать по деревьям, и вообще он был бурым, а не черным. Надо полагать, медведи в Целидоне отличаются от американских собратьев, поскольку он взбирался на дерево быстрее меня. Когда зверь подобрался вплотную ко мне, я вонзил стрелу ему в глотку, и он свалился на землю и ушел. Парализованный страхом, я долго не мог слезть с дерева.
Я просто сидел там, судорожно вцепившись в ветку, и дрожал всем телом. Я выронил лук, когда убегал, и медведь чуть не оттяпал мне руку, когда перекусил древко стрелы.
В общем, я был испуган, и мы с Гильфом говорили о моем ранении и возможных осложнениях. Он сказал, что глубокие раны самые скверные, так как их не вылизать дочиста. Я рассмеялся, поскольку в любом случае не дотянулся бы языком дотуда. Я бы промыл рану, но меня останавливала мысль о качестве воды на корабле. Гильф был прав: лучше уж вылизать.
Потом я вспомнил, что Бертольд Храбрый говорил мне, как бодаханы иногда исцеляют больных животных и помогают ему по мере сил. Дизири принадлежала к племени эльфов, и я не сомневался, что она помогла бы мне, если бы знала о моем ранении. Нам нужно связаться с эльфами, сказал я и спросил, есть ли на корабле какие-нибудь.
Гильф положил голову между лап. Он от меня что-то скрывает, понял я и сказал:
– Если тебе известно, где найти эльфов, почему бы тебе не позвать их на помощь? Если они откажутся, хуже мне все равно не станет.
Несколько мгновений он молча смотрел на меня, а потом подошел к двери и поскребся, просясь наружу. Я отворил дверь. Уже стемнело, взошла луна, зажглись звезды и дул легкий ветер, едва наполнявший паруса. В морских путешествиях больше всего я любил именно это время суток.
Потом Гильф протолкнулся мимо меня (дверной проем был узкий), пробежал через палубу и прыгнул за борт. Когда он вернулся и мы переговорили, я снова вышел из каюты и спросил Керла, боится ли он эльфов.
Он задумчиво почесал затылок, как порой делаю я.
– Не знаю, сэр Эйбел. Я никогда ни одного не видел.
– Увидишь, – пообещал я и указал на матросов ночной вахты. Все они спали вповалку на палубе, кроме рулевого и впередсмотрящего. Я велел Керлу разбудить их и отправить в кубрик и сказал, что он может объяснить свой приказ, как угодно.
Керл несколько удивился:
– Я должен объяснять свои приказы, сэр Эйбел?
Я сказал «нет», и он принялся будить матросов громкими криками. Я велел одному из них найти внизу Поука и прислать ко мне. Мы поставили Поука за штурвал, а рулевого отправили вслед за остальными. При таком легком ветре и таком спокойном море я сам мог бы управлять кораблем или мы могли бы просто закрепить штурвал в одном положении. Ни Поук, ни Керл не понимали, что происходит.
Когда все матросы спустились вниз, Гильф снова прыгнул за борт. Потом нам оставалось только ждать, поэтому я примостился в одном из проемов в зубчатой стене. Керл казался напуганным. Он очень тихо подошел ко мне.
– Это ведь необычный пес, да, сэр?
Я кивнул.
– Наверное, сэр, он поднимается вдохнуть, когда мы не видим?
Я сказал «да», и скоро Керл отошел прочь. В небе сиял тонкий месяц, просто прекрасный. Спустя какое-то время я увидел, что на самом деле это лук в руках у Леди. Тогда я ничего не знал о ней, но тем не менее увидел ее. Она дочь Вальфатера и обладает большой властью. Бертольд Храбрый всегда называл Скай третьим миром, а обитающий там народ оверкинами. При виде Леди я невольно подумал о первом и втором мирах: интересно, какие они? Однажды я спрашивал о них Бертольда Храброго, но он сказал лишь, что никто ничего толком не знает.
Я моргнул, и Леди исчезла. Я вспомнил, как Бертольд Храбрый говорил, что время там течет гораздо быстрее и, пока здесь проходят минуты, там пролетают года. Иногда оверкинов убивают (это я узнал позже), но они никогда не старятся и не умирают, как мы.
Потом я подумал о высшем мире, первом. Поначалу я решил, что если жить так высоко и смотреть на всех остальных сверху вниз, невольно станешь надменным. Но немного погодя я понял свою ошибку и тихо проговорил:
– Нет, неправильно. Ты станешь не надменным, а добрым, если в тебе изначально было хоть что-нибудь хорошее.
Я сразу понял, что Поук меня услышал, но не знаю, как он истолковал мои слова.
Я думал: а что, если бы я жил там наверху, совсем один, если не считать кроликов и белок? Или был бы единственным взрослым среди маленьких детишек? Конечно, я мог бы расхаживать с важным видом и выпендриваться перед ними, но захотелось ли бы мне? Ребенка, который плохо себя ведет, я мог бы отшлепать и довести до слез. Но я же рыцарь. Разве такая победа достойна рыцаря?
Я решил, что буду просто заботиться о детях изо всех сил и надеяться, что однажды они повзрослеют и станут людьми, с которыми можно разговаривать на равных.
Наверное, тут я задремал, а возможно, дремал уже давно. Так или иначе, мне приснилось, что я снова стал ребенком и сплю на склоне холма. Во сне я увидел летучий замок, проплывший по небу, и невольно вспомнил о своей жизни в мире, где нет машин, а есть мечи.
Во сне я начал падать вперед, но моментально проснулся, встал и подошел к Поуку. На западе я увидел темное облако и всадника, спускавшегося с него. Он казался страшно маленьким, поскольку находился очень далеко, но я видел его совершенно отчетливо: мужчину в черных доспехах на крупном белом коне с вытянутой шеей, оскаленными зубами и безумными глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132