Впечатление было такое, будто в туннеле стоит поезд.
— Давай, Наца, выползай, — прошептала Сирокко. Сердце Робин едва не выскочило из груди. Память вернула ее на двадцать лет назад, и даже раньше...
... к тому дню, когда ей, совсем юной девушке, подарили крошечную змейку, южноамериканскую анаконду, Eunectes murinus. Змейка должна была стать ее демоном. Демоном Робин — никаких там кошечек или ворон; нет, у нее будет змеюга. Робин назвала анаконду Нацей — что на одном из земных языков означало «свинка», — увидев, как та разом сожрала шесть перепуганных мышей.
... ко дню прибытия в Гею, когда Наца сидела в сумке у Робин, испытывая страх и замешательство после знакомства с таможенным досмотром, а также с низкой гравитацией. В тот день Наца трижды укусила Робин.
... к тому дню, когда Робин потеряла Нацу где-то в подземелье между Тефидой и Тейей. Они с Крисом тогда долго ее искали, раскладывали приманку, без конца окликали — но все без толку. Крис пытался убедить Робин, что змея непременно найдет себе пищу во мраке, что она не пропадет. Робин все пыталась в это поверить, но так и не смогла.
Предполагалось, что Робин до конца своих дней не должна расставаться со змеей. Она рассчитывала состариться вместе с рептилией. Робин знала, что анаконды вырастают до десяти метров в длину и со временем вдвое перевешивают обычного питона. Воистину замечательная змея, эта анаконда...
Наца издала такое шипение, что по спине у Робин побежали мурашки. Должно быть, такие звуки, хотя и не столь глубокие и громкие, раздавались в болотах мелового периода. Да, замечательная змея... но ведь такими огромными они не вырастают.
— Тсс... Сирокко... давай-ка мы...
Наца двинулась с места. Наверняка с самого сотворения мира не рождалось подобного пресмыкающегося. Увидев, как ползет Наца, тираннозавр с воем удрал бы в кусты, росомаха бы обделалась, а львов и тигров хватил бы сердечный удар.
И сердце Робин чуть не остановилось.
Голова анаконды вышла из туннеля и замерла. Один ее скользящий взад и вперед язык вдвое превышал в обхвате взрослую анаконду. Голова Нацы была совершенно белая. Размером она оказалась как раз с тот локомотив, что вначале примерещился Робин во тьме. Золотистые глаза поблескивали из узких черных щелок.
— Поговори с ней, Робин, — прошептала Сирокко.
— Да ты что? — настойчиво зашипела Робин. — По-моему, ты просто не понимаешь. Пойми, анаконда — не щенок и не котенок.
— Я понимаю.
— Нет, не понимаешь! О них можно заботиться, но ими нельзя владеть. Они переносят тебя только потому, что ты слишком большая, чтобы тебя сожрать. Если она голодна...
— Она не голодна. Клянусь, Робин, мне кое-что про нее известно. Игра здесь идет по-крупному. Ты ведь не думаешь, что она на одних цыплятах и кроликах такой вымахала, правда?
— Я вообще не могу поверить, что она такой вымахала! За двадцать лет? Это немыслимо.
Снова послышался звук скольжения, и еще двадцать метров Нацы появилось из темного туннеля. Затем змея помедлила и опять попробовала языком воздух.
— Она меня не вспомнит. Она же не ручная, черт побери. Мне приходилось очень осторожно с ней обращаться — но даже тогда она меня кусала.
— Честное слово, Робин, она не голодна. Но даже будь она голодна, такая мелочь, как мы, ее не интересует.
— Не понимаю, чего ты от меня хочешь.
— Просто не отступай и поговори с ней. Скажи ей то же, что обычно говорила двадцать лет назад. Позволь ей к тебе привыкнуть... и не убегай.
Так Робин и поступила. Они стояли в трех-четырех сотнях метров от змеи. Каждые несколько минут та немного подползала, и из туннеля появлялись еще пятьдесят ее метров. Казалось, метры эти у Нацы никогда не кончатся.
Настал момент, когда громадная голова оказалась от них в каких-то двух метрах. Робин знала, что будет дальше, и собралась с духом.
Огромный язык вылез из пасти. Он слегка коснулся предплечий Робин, немного поиграл с тканью ее одежд, скользнул по волосам.
И — ничего.
Касания языка были влажные и холодные — но вовсе не противные. И тут Робин каким-то образом поняла, что змея ее помнит. Язык, казалось, передавал от Нацы к Робин некий знак узнавания. «Я тебя знаю».
Наца двинулась снова, громадная голова чуть приподнялась над полом, и Робин оказалась в полукруге белой змеи, что вздымалась у нее над головой. Один наводящий ужас желтый глаз разглядывал ее со змеиной задумчивостью, но Робин почему-то было не страшно. Голова немного наклонилась...
Робин вспомнила то, что прежде нравилось Наце. Порой она указательным пальцем терла макушку змеи. Наца сразу откликалась, обвивала ее руку и требовала еще.
Тогда Робин вытянула руки и обоими кулаками потерла гладкую кожу на макушке Нацы. Змея издала относительно негромкое шипение — не громче гудка заходящего в порт океанского лайнера — и чуть подалась назад. Язык ее снова коснулся Робин. Затем Наца подползла с другой стороны и наклонила голову, чтобы ее потерли с другого боку.
Сирокко медленно к ним подошла. Наца безмятежно наблюдала.
— Ну вот, — тихо сказала Робин. — Я с ней поговорила. Что дальше?
— Очевидно, она не просто анаконда, — начала Сирокко.
— Еще как очевидно.
— Не знаю, что ее так изменило. Питание? Низкая гравитация? Но так или иначе что-то ведь изменило. Она приспособилась к подземной жизни. Я ее раза два-три тут замечала — с каждым разом она становилась все больше и держалась от меня в стороне. У меня есть повод считать, что теперь она куда разумнее, чем была.
— Почему?
— Один друг сказал мне, что так может получиться. Когда я в прошлый раз с нею встретилась, я сказала ей, что, если она хочет увидеться со своей старой подругой, пусть ждет меня здесь, в Дионисе. И вот — пожалуйста.
Робин изумилась, но начала испытывать некоторые подозрения.
— А цель? Сирокко вздохнула:
— Ты спрашивала, что такое зло. Быть может, это оно и есть. Я долго об этом думала, но боюсь, никак мне не справиться с тем, что может показаться злым по отношению к змее. Не думаю, что она любит Гею. Но так или иначе все, что я могу — это предложить. Остальное зависит от тебя и от нее.
— Что предложить?
— Чтобы ты попросила ее следовать за нами в Гиперион. А там — убить Гею.
ЭПИЗОД ХХVII
Искра смотрела на Верджинель и пыталась скрыть разочарование.
— Ты устала? Все дело в этом?
— Нет, — ответила Верджинель. — Просто мне сегодня... не до беготни.
— Ты себя плохо чувствуешь? — Искра не могла припомнить ни единого случая, когда титанида пожаловалась хотя бы на головную боль. Все они отличались железным здоровьем. Не считая сломанных костей и серьезных внутренних повреждений, мало что могло заставить титаниду слечь.
Хотя, конечно, это ее право. Искра никогда не питала иллюзий насчет того, что Верджинель — ее собственность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
— Давай, Наца, выползай, — прошептала Сирокко. Сердце Робин едва не выскочило из груди. Память вернула ее на двадцать лет назад, и даже раньше...
... к тому дню, когда ей, совсем юной девушке, подарили крошечную змейку, южноамериканскую анаконду, Eunectes murinus. Змейка должна была стать ее демоном. Демоном Робин — никаких там кошечек или ворон; нет, у нее будет змеюга. Робин назвала анаконду Нацей — что на одном из земных языков означало «свинка», — увидев, как та разом сожрала шесть перепуганных мышей.
... ко дню прибытия в Гею, когда Наца сидела в сумке у Робин, испытывая страх и замешательство после знакомства с таможенным досмотром, а также с низкой гравитацией. В тот день Наца трижды укусила Робин.
... к тому дню, когда Робин потеряла Нацу где-то в подземелье между Тефидой и Тейей. Они с Крисом тогда долго ее искали, раскладывали приманку, без конца окликали — но все без толку. Крис пытался убедить Робин, что змея непременно найдет себе пищу во мраке, что она не пропадет. Робин все пыталась в это поверить, но так и не смогла.
Предполагалось, что Робин до конца своих дней не должна расставаться со змеей. Она рассчитывала состариться вместе с рептилией. Робин знала, что анаконды вырастают до десяти метров в длину и со временем вдвое перевешивают обычного питона. Воистину замечательная змея, эта анаконда...
Наца издала такое шипение, что по спине у Робин побежали мурашки. Должно быть, такие звуки, хотя и не столь глубокие и громкие, раздавались в болотах мелового периода. Да, замечательная змея... но ведь такими огромными они не вырастают.
— Тсс... Сирокко... давай-ка мы...
Наца двинулась с места. Наверняка с самого сотворения мира не рождалось подобного пресмыкающегося. Увидев, как ползет Наца, тираннозавр с воем удрал бы в кусты, росомаха бы обделалась, а львов и тигров хватил бы сердечный удар.
И сердце Робин чуть не остановилось.
Голова анаконды вышла из туннеля и замерла. Один ее скользящий взад и вперед язык вдвое превышал в обхвате взрослую анаконду. Голова Нацы была совершенно белая. Размером она оказалась как раз с тот локомотив, что вначале примерещился Робин во тьме. Золотистые глаза поблескивали из узких черных щелок.
— Поговори с ней, Робин, — прошептала Сирокко.
— Да ты что? — настойчиво зашипела Робин. — По-моему, ты просто не понимаешь. Пойми, анаконда — не щенок и не котенок.
— Я понимаю.
— Нет, не понимаешь! О них можно заботиться, но ими нельзя владеть. Они переносят тебя только потому, что ты слишком большая, чтобы тебя сожрать. Если она голодна...
— Она не голодна. Клянусь, Робин, мне кое-что про нее известно. Игра здесь идет по-крупному. Ты ведь не думаешь, что она на одних цыплятах и кроликах такой вымахала, правда?
— Я вообще не могу поверить, что она такой вымахала! За двадцать лет? Это немыслимо.
Снова послышался звук скольжения, и еще двадцать метров Нацы появилось из темного туннеля. Затем змея помедлила и опять попробовала языком воздух.
— Она меня не вспомнит. Она же не ручная, черт побери. Мне приходилось очень осторожно с ней обращаться — но даже тогда она меня кусала.
— Честное слово, Робин, она не голодна. Но даже будь она голодна, такая мелочь, как мы, ее не интересует.
— Не понимаю, чего ты от меня хочешь.
— Просто не отступай и поговори с ней. Скажи ей то же, что обычно говорила двадцать лет назад. Позволь ей к тебе привыкнуть... и не убегай.
Так Робин и поступила. Они стояли в трех-четырех сотнях метров от змеи. Каждые несколько минут та немного подползала, и из туннеля появлялись еще пятьдесят ее метров. Казалось, метры эти у Нацы никогда не кончатся.
Настал момент, когда громадная голова оказалась от них в каких-то двух метрах. Робин знала, что будет дальше, и собралась с духом.
Огромный язык вылез из пасти. Он слегка коснулся предплечий Робин, немного поиграл с тканью ее одежд, скользнул по волосам.
И — ничего.
Касания языка были влажные и холодные — но вовсе не противные. И тут Робин каким-то образом поняла, что змея ее помнит. Язык, казалось, передавал от Нацы к Робин некий знак узнавания. «Я тебя знаю».
Наца двинулась снова, громадная голова чуть приподнялась над полом, и Робин оказалась в полукруге белой змеи, что вздымалась у нее над головой. Один наводящий ужас желтый глаз разглядывал ее со змеиной задумчивостью, но Робин почему-то было не страшно. Голова немного наклонилась...
Робин вспомнила то, что прежде нравилось Наце. Порой она указательным пальцем терла макушку змеи. Наца сразу откликалась, обвивала ее руку и требовала еще.
Тогда Робин вытянула руки и обоими кулаками потерла гладкую кожу на макушке Нацы. Змея издала относительно негромкое шипение — не громче гудка заходящего в порт океанского лайнера — и чуть подалась назад. Язык ее снова коснулся Робин. Затем Наца подползла с другой стороны и наклонила голову, чтобы ее потерли с другого боку.
Сирокко медленно к ним подошла. Наца безмятежно наблюдала.
— Ну вот, — тихо сказала Робин. — Я с ней поговорила. Что дальше?
— Очевидно, она не просто анаконда, — начала Сирокко.
— Еще как очевидно.
— Не знаю, что ее так изменило. Питание? Низкая гравитация? Но так или иначе что-то ведь изменило. Она приспособилась к подземной жизни. Я ее раза два-три тут замечала — с каждым разом она становилась все больше и держалась от меня в стороне. У меня есть повод считать, что теперь она куда разумнее, чем была.
— Почему?
— Один друг сказал мне, что так может получиться. Когда я в прошлый раз с нею встретилась, я сказала ей, что, если она хочет увидеться со своей старой подругой, пусть ждет меня здесь, в Дионисе. И вот — пожалуйста.
Робин изумилась, но начала испытывать некоторые подозрения.
— А цель? Сирокко вздохнула:
— Ты спрашивала, что такое зло. Быть может, это оно и есть. Я долго об этом думала, но боюсь, никак мне не справиться с тем, что может показаться злым по отношению к змее. Не думаю, что она любит Гею. Но так или иначе все, что я могу — это предложить. Остальное зависит от тебя и от нее.
— Что предложить?
— Чтобы ты попросила ее следовать за нами в Гиперион. А там — убить Гею.
ЭПИЗОД ХХVII
Искра смотрела на Верджинель и пыталась скрыть разочарование.
— Ты устала? Все дело в этом?
— Нет, — ответила Верджинель. — Просто мне сегодня... не до беготни.
— Ты себя плохо чувствуешь? — Искра не могла припомнить ни единого случая, когда титанида пожаловалась хотя бы на головную боль. Все они отличались железным здоровьем. Не считая сломанных костей и серьезных внутренних повреждений, мало что могло заставить титаниду слечь.
Хотя, конечно, это ее право. Искра никогда не питала иллюзий насчет того, что Верджинель — ее собственность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151