Юрий подумал, не сходить ли ему за капитаном, благо до отделения было рукой подать, но тут же насмешливо покачал головой: зачем, собственно? Не для того же, в самом деле, чтобы добрый дядя милиционер защитил его от злого негодяя Васьки! И уж наверняка не для того, чтобы небритый мент первым допросил задержанного, оставив результаты допроса при себе. “Хватит, – решил Юрий. – Хватит делать из меня дурака. Ты еще пожалеешь, капитан, что взял с меня эту свою подписку. Больше я в эти игры не играю, а если и играю, то по своим правилам”.
Топча следы кроссовок, он прошел к дому, поднялся на скрипучее крыльцо и нырнул в прохладный сумрак сеней, все время ожидая удара по черепу. Он обследовал дом, не пропуская ни одного угла, заглянул в подпол и на чердак, и все это лишь для того, чтобы убедиться в том, в чем почти не сомневался с самого начала; дом был пуст.
Он снова вышел во двор и только теперь заметил соседа, старого бездельника Макарыча, который, повиснув на грозящем вот-вот рухнуть заборе, наблюдал за его перемещениями, дымя трескучей самокруткой и хитро щуря левый глаз.
– Васька был? – без предисловий спросил Юрий.
– А как же, – охотно откликнулся Макарыч. – Был. Тебя искал и приятеля твоего. Грозился бошки вам посносить.
– А куда пошел, не знаешь?
– Не-а. Откудова мне знать? Он мне, мил человек, не докладывал, да я и не спрашивал – он, когда пьяный, злее росомахи. Махнет топором, а наутро и не упомнит. Кто это, скажет, Макарыча укоротил? А скажи ему, что это он, – не поверит. Не ведаю я, куда он подался. Побегал тут, кулаками помахал, в сарае чего-то порылся да и убег, а куда убег – нет, не знаю.
Юрий пожал плечами и заглянул в сарай. Действия полумифического Васьки казались ему какими-то странными. Во всяком случае, ему казалось, что человек, виновный в убийстве двадцати пяти человек, диверсии на ЛЭП и сразу трех поджогах, не говоря уже о взломе сейфа в прорабской и хищении нескольких десятков километров медного провода, должен вести себя как-то иначе: если не более умно, то уж наверняка более осторожно. Или с ним и вправду сыграла нехорошую шутку “паленая” водка?
В сарае было душно, сумрачно и все еще отчетливо пахло коровьим навозом, хотя никакой коровы здесь давным-давно не было. Юрий осмотрелся, не особенно надеясь увидеть здесь что-то интересное, и вопреки своим ожиданиям сразу увидел следы пребывания Васьки: куча пыльного трухлявого сена, с незапамятных времен лежавшая в углу сарая, была переворошена, клочья ломкой, рассыпающейся в затхлую пыль травы валялись на утоптанном земляном полу, как будто кто-то рылся в куче, торопливо разгребая сено, пучками разбрасывая его в стороны, а потом довольно небрежно привел все в первоначальный вид.
Юрий озадаченно хмыкнул, взял стоявший у стены старый, обломанный у самого основания черенок от лопаты и, подойдя к куче, принялся разгребать сено. Очень скоро черенок наткнулся на что-то твердое, и, расчистив находку, Юрий протяжно присвистнул: перед ним лежал моток знакомого до отвращения медного провода, в котором на глаз было метров пятьдесят. Провод был черно-зеленый от окисла, но его конец свежо поблескивал чистым красноватым металлом. Срез выглядел так, словно провод совсем недавно рубили зубилом.
Юрий молча припорошил свою находку сеном, отшвырнул в сторону палку и вышел из сарая, отряхивая ладони. Макарыч что-то спросил. Занятый своими мыслями, Юрий не расслышал вопроса, но на всякий случай отрицательно покачал головой.
Он присел на крыльцо, вынул из пачки последнюю сигарету, закурил и привалился спиной к нагретым полуденным солнцем пыльным бревнам стены. Настало время принять решение: либо так, либо этак. Можно было, наплевав на несообразности в поведении Васьки, привести сюда капитана, ткнуть его носом в то, что лежало в сарае, и сказать: вот, я сделал твою работу, нашел преступника. Теперь тебе остается только поймать его, заковать в наручники и отвезти в город, где он расколется на первом же допросе или повесится в камере, как его приятель Митяй. В любом случае твои погоны, капитан, останутся при тебе, а может быть, даже украсятся большой майорской звездой…
Второй путь заключался в том, чтобы довести начатое дело до конца. Это был не самый приятный путь, и Юрий сомневался, что хоть кто-нибудь одобрит его действия или хотя бы поймет, зачем ему все это нужно. В самом деле, зачем? “Или он вас, или вы его. А по-другому вы не умеете…” Может быть, подумал Юрий. Может быть, я и не умею по-другому. Но проверить-то надо! А вдруг получится?
Он поднял голову и увидел, что Макарыч все еще болтается на заборе, как вывешенный на просушку старый тюфяк, и по-прежнему хитро щурится с таким видом, словно все вокруг валяют дурака исключительно для его, Макарыча, развлечения. Впрочем, скорее всего, щурился он все-таки от ядовитого дыма своей самокрутки.
– Макарыч, – сказал Юрий, – скажи хотя бы, в какую сторону он пошел?
На небритой сморщенной физиономии соседа на миг отразилось тяжкое сомнение. Он сощурил второй глаз, почесал плешь под засаленной фуражечкой военного образца, покашлял в кулак, а потом молча ткнул корявым пальцем в сторону задней калитки.
Юрий вздрогнул: этого он и боялся. Прямо от задней калитки начиналась узкая тропинка, которая вела прямиком к ручью, где Петрович повадился от нечего делать удить рыбу.
Он медленно встал, в последний раз затянулся сигаретой и тщательно растер окурок подошвой сапога. “Не трогайте его”, – словно наяву послышался ему Татьянкин голос, но он прогнал воспоминание прочь – сейчас ему было не до галлюцинаций.
– Эй, служивый, – раздался дребезжащий тенорок Макарыча, – ружье тебе дать?
– Иди ты к черту, дед, – ответил ему Юрий. – Я ни с кем не собираюсь воевать.
– Ты-то, может, и не собираешься, – с сомнением протянул Макарыч, но Юрий уже был за калиткой. По прямой до ручья, где обычно рыбачил Петрович, было километров пять. Юрий припустил прямо от калитки ровной походной рысью, словно ему предстоял марш-бросок по пересеченной местности. Растянутое сухожилие робко заявило о себе, но он лишь немного увеличил темп, и боль разочарованно отступила.
Юрий бежал, перепрыгивая через рытвины, огибая испятнанные подсохшей коростой мха скальные выступы, которые тут и там выпирали из каменистой почвы, заставляя тропинку менять направление, подныривал под низко нависающие ветви, берег дыхание и старался не думать. “Мыслительный процесс, – сказал он себе, – хорошая штука, но лишь тогда, когда ты располагаешь достаточным количеством фактов. В противном случае есть риск утонуть в болоте противоречивых версий и догадок, совсем как Квазимода, которого бросили в Федоскину топь. И ведь что характерно: самого Квазимоду утопили, а пиджак оставили, да еще и со всеми документами…"
«Все, все, – сказал он себе, еще немного убыстряя темп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91