Из расположенного в полукилометре от подстанции болота, которое местное население именовало Федоскиной топью, поднимались липкие испарения и тучи прожорливого гнуса. Из-за безобразно высокой влажности все тело было покрыто скользкой пленкой пота, который обильно проступал сквозь одежду даже тогда, когда человек неподвижно сидел в тени. Впрочем, сидеть неподвижно было сложновато: гнус только и ждал, чтобы потенциальная жертва перестала размахивать руками и награждать себя увесистыми оплеухами, предоставив ему возможность наброситься и приступить к трапезе.
Воздух был густой, горячий и влажный, как суп с клецками, и сильно пах разогретой хвоей и теплой сосновой смолой. Это был, в общем-то, довольно приятный запах, но из-за духоты и влажности казалось, что это именно он вытеснил из атмосферы весь кислород, превратив воздух в сваренный на канифоли крутой бульон.
Это было тем более невыносимо, что по кронам мачтовых сосен и старых кедров гулял верховой ветер, заставляя лес негромко шуметь. Этот шум немного напоминал отдаленное ворчание прибоя. Редкие порывы ветра достигали дна распадка, принося секундное облегчение, но, когда сквознячок исчезал, становилось еще тяжелее.
Митяй вышел из приземистого, сложенного из силикатного кирпича здания подстанции и остановился на цементном крылечке, привычно отгоняя мошкару. Он вынул из нагрудного кармана куртки мятую пачку “Памира”, покопался в ней заскорузлым указательным пальцем и с некоторым трудом извлек оттуда кривую сплющенную сигарету. Он покатал ее между большим и указательным пальцами, разминая до приемлемого состояния, неторопливо обшарил все карманы в поисках спичек, нашел, несколько раз чиркнул по разлохмаченному, затертому коробку и прикурил, ловко сложив трубочкой большие мосластые ладони.
Сделав затяжку, он едва заметно поморщился. Сигарета отсырела от пота, да и курить ему, честно говоря, вовсе не хотелось. Но просто сидеть внутри здания, в трехтысячный раз перечитывая прибитый к стене выцветший плакат с правилами техники безопасности и изучая узор обоев, было совершенно невыносимо. Можно было, конечно, пройтись по территории, посмотреть, все ли в порядке, но кой черт разберется во всех этих проводах и изоляторах? Если половину всего этого добра в одночасье растащат, он, Митяй, пожалуй, этого даже не заметит. Да и кто здесь станет воровать? Тайга ведь кругом, а в поселке все друг друга знают. И потом, кому могут понадобиться все эти силовые шкафы, растяжки и прочая дрянь? В домашнем хозяйстве все это абсолютно бесполезно, а ежели, к примеру, говорить о медном проводе, так его в здешних краях было бы очень затруднительно продать. До железной дороги двести верст, а до ближайшего города, который будет чуток покрупнее прыща на комариной заднице, и того больше. Глухие места, дикие, зато вот ЛЭП покрасили – приобщились, значит, к цивилизации…
Митяй прихлопнул на щеке очередного кровопийцу и посмотрел на островерхие решетчатые опоры ЛЭП, спускавшиеся в распадок по склону ближней сопки. В поле его зрения попадало всего четыре опоры, и только самая дальняя из них поблескивала свежей серебристой краской. До остальных трех очередь пока не дошла. Сторож напряг зрение, пытаясь разглядеть столичных гастролеров, которые наверняка огребали сумасшедшие бабки за то, что занимались никому не нужным делом, но расстояние было чересчур велико даже для его не переутомленных чтением заумных книг глаз.
На подстанции было тихо. Провода, трансформаторы, силовые шкафы и как там еще называется вся эта рассчитанная на высокое напряжение металлическая рухлядь уже второй месяц молчали – жившие внутри них электрические шмели на время впали в спячку, перестав наполнять округу своим басовитым гудением, от которого, казалось, начинал вибрировать воздух. Тишина действовала Митяю на нервы, хотя он, по идее, давно должен был к ней привыкнуть.
Он все-таки обошел территорию, хотя и знал, что это будет пустой тратой времени. Впрочем, свободного времени у него было сколько угодно и даже больше, так что убивать его, как говорится, сам Бог велел.
На территории был полный порядок – во всяком случае, так показалось Митяю. Ограда из проволочной сетки была цела по всему периметру, все замки выглядели нетронутыми, трансформаторные будки молчали, как надгробные памятники. Глядя на их украшенные изображениями черепов и грозными надписями железные дверцы, Митяй испытал привычное желание как-то нарушить эту неприятную тишину. Он знал, как это сделать. Нужно просто вернуться в здание, войти в комнату дежурного оператора и перекинуть вверх тугой рычаг рубильника – тот самый, на котором болтается прикрепленная с помощью проволоки табличка;
«Не включать! Работают люди!»
Как во сне, он вошел в здание, прошел по короткому коридорчику, открыл дверь и остановился перед главным распределительным щитом. Криво болтавшаяся на рукояти рубильника фанерная табличка притягивала его взгляд как магнитом.
– Вот чертовня какая, – вслух сказал Митяй и тряхнул кудлатой головой, отгоняя наваждение. – Сбесился я, что ли? Там же люди…
Говорить и даже думать об этом не было нужды: он и без того отлично знал, что будет, если кто-нибудь включит чертов рубильник. Строго говоря, он, Митяй Завьялов, охранял здесь вовсе не оборудование, а именно этот рубильник, чтобы, упаси Бог, какой-нибудь недоумок ненароком не подал напряжение на тот участок ЛЭП, где бригада москвичей меняла провода и красила опоры. До сих пор никто из посторонних даже не пытался приблизиться к подстанции, и Митяй знал только одного человека, которого так и подмывало толкнуть кверху обтянутую резиной рукоятку и посмотреть, что из этого получится. К сожалению, этим человеком был он сам, и вовсе не потому, что московские монтажники чем-то ему не угодили. В душе Митяя поселился какой-то мелкий, но очень зловредный бес, который все время толкал его под руку и нашептывал на ухо. Ему хотелось включить ток именно и только потому, что делать этого было ни в коем случае нельзя. Митяй точно знал, что ни за какие деньги даже не притронется к проклятому рубильнику, но что только ни придет в голову человеку, сутками остающемуся один на один с мертвой тишиной!
С усилием оторвав взгляд от рубильника, Митяй повернулся к распределительному щиту спиной и сел на вертящийся стул с продранным клеенчатым сиденьем, стоявший перед обшарпанным письменным столом. Это было место дежурного оператора. В единственной тумбе стола были горой навалены какие-то пыльные бумаги и электросхемы, от одного взгляда на которые у Митяя сводило скулы и начинало ломить в висках. Некоторое время Митяй тупо смотрел в узкое окно с пыльным стеклом, забранное уже тронутой ржавчиной прочной решеткой, а потом со вздохом открыл тумбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Воздух был густой, горячий и влажный, как суп с клецками, и сильно пах разогретой хвоей и теплой сосновой смолой. Это был, в общем-то, довольно приятный запах, но из-за духоты и влажности казалось, что это именно он вытеснил из атмосферы весь кислород, превратив воздух в сваренный на канифоли крутой бульон.
Это было тем более невыносимо, что по кронам мачтовых сосен и старых кедров гулял верховой ветер, заставляя лес негромко шуметь. Этот шум немного напоминал отдаленное ворчание прибоя. Редкие порывы ветра достигали дна распадка, принося секундное облегчение, но, когда сквознячок исчезал, становилось еще тяжелее.
Митяй вышел из приземистого, сложенного из силикатного кирпича здания подстанции и остановился на цементном крылечке, привычно отгоняя мошкару. Он вынул из нагрудного кармана куртки мятую пачку “Памира”, покопался в ней заскорузлым указательным пальцем и с некоторым трудом извлек оттуда кривую сплющенную сигарету. Он покатал ее между большим и указательным пальцами, разминая до приемлемого состояния, неторопливо обшарил все карманы в поисках спичек, нашел, несколько раз чиркнул по разлохмаченному, затертому коробку и прикурил, ловко сложив трубочкой большие мосластые ладони.
Сделав затяжку, он едва заметно поморщился. Сигарета отсырела от пота, да и курить ему, честно говоря, вовсе не хотелось. Но просто сидеть внутри здания, в трехтысячный раз перечитывая прибитый к стене выцветший плакат с правилами техники безопасности и изучая узор обоев, было совершенно невыносимо. Можно было, конечно, пройтись по территории, посмотреть, все ли в порядке, но кой черт разберется во всех этих проводах и изоляторах? Если половину всего этого добра в одночасье растащат, он, Митяй, пожалуй, этого даже не заметит. Да и кто здесь станет воровать? Тайга ведь кругом, а в поселке все друг друга знают. И потом, кому могут понадобиться все эти силовые шкафы, растяжки и прочая дрянь? В домашнем хозяйстве все это абсолютно бесполезно, а ежели, к примеру, говорить о медном проводе, так его в здешних краях было бы очень затруднительно продать. До железной дороги двести верст, а до ближайшего города, который будет чуток покрупнее прыща на комариной заднице, и того больше. Глухие места, дикие, зато вот ЛЭП покрасили – приобщились, значит, к цивилизации…
Митяй прихлопнул на щеке очередного кровопийцу и посмотрел на островерхие решетчатые опоры ЛЭП, спускавшиеся в распадок по склону ближней сопки. В поле его зрения попадало всего четыре опоры, и только самая дальняя из них поблескивала свежей серебристой краской. До остальных трех очередь пока не дошла. Сторож напряг зрение, пытаясь разглядеть столичных гастролеров, которые наверняка огребали сумасшедшие бабки за то, что занимались никому не нужным делом, но расстояние было чересчур велико даже для его не переутомленных чтением заумных книг глаз.
На подстанции было тихо. Провода, трансформаторы, силовые шкафы и как там еще называется вся эта рассчитанная на высокое напряжение металлическая рухлядь уже второй месяц молчали – жившие внутри них электрические шмели на время впали в спячку, перестав наполнять округу своим басовитым гудением, от которого, казалось, начинал вибрировать воздух. Тишина действовала Митяю на нервы, хотя он, по идее, давно должен был к ней привыкнуть.
Он все-таки обошел территорию, хотя и знал, что это будет пустой тратой времени. Впрочем, свободного времени у него было сколько угодно и даже больше, так что убивать его, как говорится, сам Бог велел.
На территории был полный порядок – во всяком случае, так показалось Митяю. Ограда из проволочной сетки была цела по всему периметру, все замки выглядели нетронутыми, трансформаторные будки молчали, как надгробные памятники. Глядя на их украшенные изображениями черепов и грозными надписями железные дверцы, Митяй испытал привычное желание как-то нарушить эту неприятную тишину. Он знал, как это сделать. Нужно просто вернуться в здание, войти в комнату дежурного оператора и перекинуть вверх тугой рычаг рубильника – тот самый, на котором болтается прикрепленная с помощью проволоки табличка;
«Не включать! Работают люди!»
Как во сне, он вошел в здание, прошел по короткому коридорчику, открыл дверь и остановился перед главным распределительным щитом. Криво болтавшаяся на рукояти рубильника фанерная табличка притягивала его взгляд как магнитом.
– Вот чертовня какая, – вслух сказал Митяй и тряхнул кудлатой головой, отгоняя наваждение. – Сбесился я, что ли? Там же люди…
Говорить и даже думать об этом не было нужды: он и без того отлично знал, что будет, если кто-нибудь включит чертов рубильник. Строго говоря, он, Митяй Завьялов, охранял здесь вовсе не оборудование, а именно этот рубильник, чтобы, упаси Бог, какой-нибудь недоумок ненароком не подал напряжение на тот участок ЛЭП, где бригада москвичей меняла провода и красила опоры. До сих пор никто из посторонних даже не пытался приблизиться к подстанции, и Митяй знал только одного человека, которого так и подмывало толкнуть кверху обтянутую резиной рукоятку и посмотреть, что из этого получится. К сожалению, этим человеком был он сам, и вовсе не потому, что московские монтажники чем-то ему не угодили. В душе Митяя поселился какой-то мелкий, но очень зловредный бес, который все время толкал его под руку и нашептывал на ухо. Ему хотелось включить ток именно и только потому, что делать этого было ни в коем случае нельзя. Митяй точно знал, что ни за какие деньги даже не притронется к проклятому рубильнику, но что только ни придет в голову человеку, сутками остающемуся один на один с мертвой тишиной!
С усилием оторвав взгляд от рубильника, Митяй повернулся к распределительному щиту спиной и сел на вертящийся стул с продранным клеенчатым сиденьем, стоявший перед обшарпанным письменным столом. Это было место дежурного оператора. В единственной тумбе стола были горой навалены какие-то пыльные бумаги и электросхемы, от одного взгляда на которые у Митяя сводило скулы и начинало ломить в висках. Некоторое время Митяй тупо смотрел в узкое окно с пыльным стеклом, забранное уже тронутой ржавчиной прочной решеткой, а потом со вздохом открыл тумбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91