и кто-то уже начал проталкиваться вперед, чтобы вцепиться в Бекешина скрюченными, как звериные когти, растопыренными пальцами, а кто-то еще собрался бежать к телефону, чтобы вызвать “скорую” и дорожный патруль, но тут среди этой толпы кретинов (вернее, кретинок) нашелся-таки один здравомыслящий человек, который все видел своими глазами, не испытывал предубеждения против владельцев личного транспорта и способен был разобраться в ситуации.
– Да чего вы орете? – разом перекрыв гвалт, крикнул он. – Вы посмотрите, где лежит велосипед! Это ж на самой осевой, куда велосипедистам под страхом смерти соваться запрещено. Он же сам под колеса кинулся! Да вы понюхайте его, он же пьяный, как земля!
Толпа поворчала еще немного и разошлась. Владелец черного “мерседеса”, как ни прискорбно было это сознавать, оказался не виновником, а потерпевшим, линчевать же пьяного велосипедиста было попросту неинтересно. Бекешин посмотрел на виновника происшествия, понял, что, если даже продать его самого вместе с семьей, квартирой и велосипедом, вырученных денег едва ли хватит даже на ремонт крыла, плюнул и двинулся в сторону кафе, вывеска которого маячила неподалеку.
Предварительно он вынул из бардачка мобильник, вставил на место аккумулятор, позвонил в офис и велел секретарше немедленно разыскать водителя и прислать его на место происшествия с джипом для себя и с эвакуатором для “мерседеса”. На испуганный вопрос секретарши: “Что случилось, Георгий Янович?” – он раздраженно ответил в том смысле, что его наконец-то клюнул в задницу жареный петух. Это была чистая правда: Бекешин водил машину с восемнадцати лет и ни разу не попадал в аварию.
День был безнадежно испорчен, и даже любимая присказка Бекешина, которую нужно было произносить непременно с китайским акцентом: “Никогда не надо торопис-са, никогда не надо огорчас-са; можно под трамваем очутис-са или под машиной оказас-са”, не произвела на него своего благотворного воздействия, особенно та ее часть, где говорилось про возможность очутиться под машиной. Колени у него до сих пор противно дрожали, и, войдя в кафе, он поспешно уселся за первый подвернувшийся столик и первым делом закурил.
Забегаловка была из тех, что тщатся выглядеть как фешенебельный ресторан, но при этом полны тараканов, заметенной в углы грязи и наглых нерасторопных официантов. Бекешин понял это с первого взгляда и брезгливо поморщился, но деваться было все равно некуда. Он заказал себе рюмку коньяка, кофе и закурил новую сигарету, постепенно приходя в себя и оглядываясь по сторонам.
За столиком в углу, тесно сдвинув стулья, выпивала компания молодых людей с широкими стрижеными затылками, одетых в скрипучую кожу и туфли с квадратными носами. Судя по тембру их голосов, выпили они уже изрядно. Бекешин снова поморщился: он не любил этот тип людей и старался держаться от них подальше – не из страха, конечно, а из элементарной брезгливости. Он не прислушивался, но молодые люди говорили громко, никого и ничего не стесняясь, и Бекешин очень быстро понял, что это компания спекулянтов подержанными автомобилями, только что втюхавшая какому-то бедолаге очередную развалюху. Разобравшись в ситуации, он окончательно потерял к молодым людям всякий интерес и занялся изучением дымных колец и спиралей, поднимавшихся с кончика его сигареты к засиженному мухами зеркальному потолку. Краем глаза он заметил, что в кафе вошел еще кто-то и сразу направился в дальний угол, заняв столик рядом с шумной компанией.
Компании это почему-то не понравилось: вероятно, они решили, что вновь прибывший вознамерился выведать их производственные секреты путем простого подслушивания, хотя секреты эти, во-первых, ни для кого не являлись новостью, а во-вторых, были слышны даже с улицы. Новому посетителю громогласно посоветовали валить, откуда пришел, и при этом пошевеливать батонами, если не хочет схлопотать по чавке. Тот что-то негромко ответил – видимо, что-то не слишком ласковое, потому что в углу вдруг заскрежетали ножки отодвигаемых стульев, что-то упало и со звоном разбилось о плиточный пол, и послышался глухой неопределенный шум, свидетельствующий о том, что кого-то хватают за одежду с целью вытрясти душу.
Бекешин вздохнул, морщась сильнее прежнего, и совсем уже было собрался покинуть кафе, не дожидаясь заказанного кофе, но природное любопытство все-таки взяло верх: он повернул голову и посмотрел в угол. Да и то сказать: какой же русский упустит случай поглазеть на драку? Да и не русский, коли уж на то пошло…
В это время один из молодых людей, мелко перебирая ногами и загребая воздух широко раскинутыми руками, спиной вперед пролетел по проходу, опрокинув по дороге несколько стульев, и грянулся спиной о пол аккурат под ноги Бекешину. Физиономия у него была буквально расквашена, так что и не разобрать было, какой вид она имела первоначально, и Бекешин, который кое-что смыслил в делах такого рода, почувствовал невольное уважение к человеку, который это сделал.
Он сел поудобнее, развернувшись боком к своему столику, и стал наблюдать. Зрелище того стоило: одинокий посетитель оказался настоящим профи, и на его действия было любо-дорого посмотреть. Бекешин смотрел, со злорадным удовольствием ведя обратный отсчет; пять.., четыре.., три.., два.., снова четыре – двое нашли в себе силы подняться и даже опять пойти в атаку.., снова три.., два.., один…
Лежавший у его ног бритоголовый тип издал хриплый стон, тяжело завозился, приподнялся на локте и полез правой рукой за пазуху. Вынув оттуда тяжелый черный “ТТ”, он без лишних слов передернул затвор и начал дрожащей рукой наводить оружие в цель, по-прежнему лежа на полу. Бекешин посмотрел на него, перевел взгляд в угол и опять посмотрел на стрелка с разбитой физиономией. Все это переставало ему нравиться, тем более что одиночка, геройски бившийся в углу с шестикратно превосходившим его противником, был ему, оказывается, хорошо знаком.
Бекешин поднял повыше ногу, аккуратно поставил ее на запястье сжимавшей пистолет руки и придавил ее к полу. Стрелок перевел на него непонимающий бешеный взгляд.
– Ты че, козел? – невнятно и гнусаво возмутился он. – Пусти, падла, пока сам пулю не схлопотал! Пусти, сказал, пожалеешь!
Бекешин окинул его внимательным взглядом, быстро классифицировал: дерьмо мелкое, подленькое, гроза микраги, шелупонь с гнутыми пальцами, серьезные люди с такими даже не разговаривают, – молниеносно просчитал шансы на то, что этот подонок может найти его в огромном городе и доставить какие-то хлопоты и неприятности, пришел к выводу, что шансы эти близки к нулю, обаятельно улыбнулся и нанес короткий удар сверху вниз прямо по расквашенной морде.
Кое-что из того, чему учили в десанте, он все-таки помнил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– Да чего вы орете? – разом перекрыв гвалт, крикнул он. – Вы посмотрите, где лежит велосипед! Это ж на самой осевой, куда велосипедистам под страхом смерти соваться запрещено. Он же сам под колеса кинулся! Да вы понюхайте его, он же пьяный, как земля!
Толпа поворчала еще немного и разошлась. Владелец черного “мерседеса”, как ни прискорбно было это сознавать, оказался не виновником, а потерпевшим, линчевать же пьяного велосипедиста было попросту неинтересно. Бекешин посмотрел на виновника происшествия, понял, что, если даже продать его самого вместе с семьей, квартирой и велосипедом, вырученных денег едва ли хватит даже на ремонт крыла, плюнул и двинулся в сторону кафе, вывеска которого маячила неподалеку.
Предварительно он вынул из бардачка мобильник, вставил на место аккумулятор, позвонил в офис и велел секретарше немедленно разыскать водителя и прислать его на место происшествия с джипом для себя и с эвакуатором для “мерседеса”. На испуганный вопрос секретарши: “Что случилось, Георгий Янович?” – он раздраженно ответил в том смысле, что его наконец-то клюнул в задницу жареный петух. Это была чистая правда: Бекешин водил машину с восемнадцати лет и ни разу не попадал в аварию.
День был безнадежно испорчен, и даже любимая присказка Бекешина, которую нужно было произносить непременно с китайским акцентом: “Никогда не надо торопис-са, никогда не надо огорчас-са; можно под трамваем очутис-са или под машиной оказас-са”, не произвела на него своего благотворного воздействия, особенно та ее часть, где говорилось про возможность очутиться под машиной. Колени у него до сих пор противно дрожали, и, войдя в кафе, он поспешно уселся за первый подвернувшийся столик и первым делом закурил.
Забегаловка была из тех, что тщатся выглядеть как фешенебельный ресторан, но при этом полны тараканов, заметенной в углы грязи и наглых нерасторопных официантов. Бекешин понял это с первого взгляда и брезгливо поморщился, но деваться было все равно некуда. Он заказал себе рюмку коньяка, кофе и закурил новую сигарету, постепенно приходя в себя и оглядываясь по сторонам.
За столиком в углу, тесно сдвинув стулья, выпивала компания молодых людей с широкими стрижеными затылками, одетых в скрипучую кожу и туфли с квадратными носами. Судя по тембру их голосов, выпили они уже изрядно. Бекешин снова поморщился: он не любил этот тип людей и старался держаться от них подальше – не из страха, конечно, а из элементарной брезгливости. Он не прислушивался, но молодые люди говорили громко, никого и ничего не стесняясь, и Бекешин очень быстро понял, что это компания спекулянтов подержанными автомобилями, только что втюхавшая какому-то бедолаге очередную развалюху. Разобравшись в ситуации, он окончательно потерял к молодым людям всякий интерес и занялся изучением дымных колец и спиралей, поднимавшихся с кончика его сигареты к засиженному мухами зеркальному потолку. Краем глаза он заметил, что в кафе вошел еще кто-то и сразу направился в дальний угол, заняв столик рядом с шумной компанией.
Компании это почему-то не понравилось: вероятно, они решили, что вновь прибывший вознамерился выведать их производственные секреты путем простого подслушивания, хотя секреты эти, во-первых, ни для кого не являлись новостью, а во-вторых, были слышны даже с улицы. Новому посетителю громогласно посоветовали валить, откуда пришел, и при этом пошевеливать батонами, если не хочет схлопотать по чавке. Тот что-то негромко ответил – видимо, что-то не слишком ласковое, потому что в углу вдруг заскрежетали ножки отодвигаемых стульев, что-то упало и со звоном разбилось о плиточный пол, и послышался глухой неопределенный шум, свидетельствующий о том, что кого-то хватают за одежду с целью вытрясти душу.
Бекешин вздохнул, морщась сильнее прежнего, и совсем уже было собрался покинуть кафе, не дожидаясь заказанного кофе, но природное любопытство все-таки взяло верх: он повернул голову и посмотрел в угол. Да и то сказать: какой же русский упустит случай поглазеть на драку? Да и не русский, коли уж на то пошло…
В это время один из молодых людей, мелко перебирая ногами и загребая воздух широко раскинутыми руками, спиной вперед пролетел по проходу, опрокинув по дороге несколько стульев, и грянулся спиной о пол аккурат под ноги Бекешину. Физиономия у него была буквально расквашена, так что и не разобрать было, какой вид она имела первоначально, и Бекешин, который кое-что смыслил в делах такого рода, почувствовал невольное уважение к человеку, который это сделал.
Он сел поудобнее, развернувшись боком к своему столику, и стал наблюдать. Зрелище того стоило: одинокий посетитель оказался настоящим профи, и на его действия было любо-дорого посмотреть. Бекешин смотрел, со злорадным удовольствием ведя обратный отсчет; пять.., четыре.., три.., два.., снова четыре – двое нашли в себе силы подняться и даже опять пойти в атаку.., снова три.., два.., один…
Лежавший у его ног бритоголовый тип издал хриплый стон, тяжело завозился, приподнялся на локте и полез правой рукой за пазуху. Вынув оттуда тяжелый черный “ТТ”, он без лишних слов передернул затвор и начал дрожащей рукой наводить оружие в цель, по-прежнему лежа на полу. Бекешин посмотрел на него, перевел взгляд в угол и опять посмотрел на стрелка с разбитой физиономией. Все это переставало ему нравиться, тем более что одиночка, геройски бившийся в углу с шестикратно превосходившим его противником, был ему, оказывается, хорошо знаком.
Бекешин поднял повыше ногу, аккуратно поставил ее на запястье сжимавшей пистолет руки и придавил ее к полу. Стрелок перевел на него непонимающий бешеный взгляд.
– Ты че, козел? – невнятно и гнусаво возмутился он. – Пусти, падла, пока сам пулю не схлопотал! Пусти, сказал, пожалеешь!
Бекешин окинул его внимательным взглядом, быстро классифицировал: дерьмо мелкое, подленькое, гроза микраги, шелупонь с гнутыми пальцами, серьезные люди с такими даже не разговаривают, – молниеносно просчитал шансы на то, что этот подонок может найти его в огромном городе и доставить какие-то хлопоты и неприятности, пришел к выводу, что шансы эти близки к нулю, обаятельно улыбнулся и нанес короткий удар сверху вниз прямо по расквашенной морде.
Кое-что из того, чему учили в десанте, он все-таки помнил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91