Свою фамилию он называть не стал – просто не смог решить, какую именно выбрать. В данный момент он звался Лупоглазовым, а это была вовсе не та фамилия, которой можно гордиться.
Подъезжая к Карамышевскому мосту, Абзац размышлял о том, как странно порой поворачивается жизнь. Десять дней назад одна мысль о том, что он обзаведется приятелем, вызвала бы у него взрыв хохота. Против такой идеи восставало все: его характер, привычки, убеждения и, прежде всего, профессия. Если ты не хочешь посвящать друзей в свои профессиональные и личные секреты, проще всего вообще не иметь друзей. Если ты не хочешь, чтобы кто-то, кому ты доверяешь, выстрелил тебе в затылок, не доверяй никому и ни к кому не поворачивайся спиной. Если ты хочешь выжить, живи один и всегда держи руку на спусковом крючке.
Это была азбука, и Абзац даже под угрозой расстрела не смог бы вразумительно объяснить, что заставляет его одно за другим нарушать собственные правила, казавшиеся прежде такими же незыблемыми, как закон всемирного тяготения. Ответ был прост: Чиж ему нравился. С точки зрения профессионального киллера, это вообще не могло считаться ответом, но другого у Абзаца не было. В Чиже чувствовалась надежность, которая не зависела ни от веяний времени, ни от конъюнктуры, ни от прогноза погоды. «СО МНОЙ МОЖНО ИДТИ В РАЗВЕДКУ!» – было выведено у него на лбу крупными фосфоресцирующими буквами. Абзац не привык доверять транспарантам и все время пытался отыскать на простодушной с виду физиономии Чижа сделанную мелким шрифтом неприметную приписку, – пытался и не находил. В конце концов он решил оставить эти попытки до тех пор, пока Чиж не проявит себя сам. Если у этого толстяка был какой-то тайный интерес, какая-то своя, глубоко запрятанная цель, все это должно было рано или поздно выйти на поверхность. Оставалось лишь следить, чтобы это не произошло слишком поздно, то есть держать ушки на макушке, к чему Абзац давно привык и что делал чисто автоматически.
На повороте колесо угодило в глубокую выбоину, и машину тряхнуло. Надежные английские амортизаторы смягчили удар, но седоков все равно подбросило. В багажнике глухо лязгнула связка стальных шампуров, а Чиж поспешно и очень своевременно приподнял кастрюлю с мясом, компенсировав собственными руками то, с чем не справились амортизаторы «ягуара». Реакция у него была отменная – не по возрасту и, если уж на то пошло, не по комплекции. Назвать Чижа толстяком можно было с натяжкой, но он уже начал заметно полнеть и обзавелся отчетливо видным со стороны двойным подбородком. Однако Абзац видел его в деле и продолжал терзаться сомнениями: а вдруг простодушие и надежность его нового приятеля являются такой же маской, как и его не внушающая никаких опасений «колобковая» внешность?
«Бог с ним, – подумал Абзац, въезжая на мост. – Жениться я на нем не собираюсь, брать его на дело мне незачем… Если его подослал ко мне Хромой, то остается открытым один вопрос: зачем? Чтобы шлепнуть меня после того, как я уберу Кондрашова? Слишком громоздко и ненадежно. Откуда Хромой мог знать, что я клюну на эту удочку? Откуда он вообще может знать, на что меня следует ловить? И потом, надо быть круглым идиотом, чтобы думать, будто я позволю кому-то себя пришить только на том основании, что он называет себя моим приятелем…»
Он посмотрел в зеркало заднего вида. Серебристый «лендровер-дискавери» упорно ехал следом, отставая метров на сто. Выдерживать заданный Абзацем темп было трудновато, но водитель «лендровера» старался изо всех сил. Не доходит, подумал Абзац. В этом паршивом мире никому ничего нельзя объяснить словами. Кажется, русским языком предупредил: буду убивать. Что теперь прикажете делать? С одной стороны, слово – не воробей, а с другой… Ну не устраивать же пальбу прямо на глазах у этого Чижа! Кто его знает, как он себя поведет, когда начнется настоящая заварушка. Может, он только этого и ждет, чтобы дать мне сзади по башке и упрятать меня в мешок…
Они проскочили мост, миновали Нижние Мневники и вскоре въехали на единственную улицу деревни Терехово. Это действительно была самая настоящая деревня, застроенная древними развалюхами, которые стыдливо прятались за покосившимися гнилыми заборами среди почерневших от времени поленниц, замшелых яблонь и каких-то кособоких курятников. То, что это тихо догнивающее местечко было расположено чуть ли не в центре Москвы, казалось полным отрицанием здравого смысла, и именно по этой причине Абзац любил время от времени наведываться сюда. Он даже оборудовал здесь одну их своих запасных нор, купив бесхозную развалюху на задах деревни.
Возле одного из крайних домов Шкабров остановил машину. Чиж бросил на него еще один удивленный взгляд, но он сделал успокаивающий жест рукой: все нормально, не беспокойся. Выбравшись из машины, Абзац посмотрел назад. Серебристый «лендровер» куда-то пропал, хотя две минуты назад он прилежно пылил позади. Странно, подумал Абзац, разминая ноги. Неужели я ошибся? Неужели ребята просто решили половить рыбку или ехали к кому-то в гости? Впрочем, почему бы и нет? Места здесь живописные, напротив, за рекой – лесопарк…
«Если хочешь кого-то замочить по-тихому, лучшего места просто не найти», – подумал он и словно невзначай провел рукой по пояснице, проверяя, не выпирает ли из-под легкой черной ветровки рукоятка «вальтера». С пистолетом он теперь не расставался. Это было рискованно, но Абзац решил, что больше никому не позволит висеть у себя на хвосте, брать себя за волосы и бить коленом в пах.
Он прошелся по густой и короткой, основательно загаженной гусями траве, внимательно глядя под ноги, чтобы не испачкать подошвы, и постучал в покосившуюся, серую от старости калитку, оснащенную массивной затейливой щеколдой, явно выкованной вручную в те незапамятные времена, когда подобные предметы можно было свободно купить или заказать знакомому кузнецу. За калиткой загремела цепь, хриплым сорванным басом залаяла собака. Через некоторое время над щербатым крошащимся верхним краем калитки возникло мрачное небритое лицо, изборожденное глубокими морщинами и покрытое вечным темно-коричневым загаром.
– Здравствуй, отец, – сказал Абзац. – Пяток поленьев не продашь?
– Поленьев? – глубокомысленно переспросил абориген и зачем-то оглянулся через плечо, словно советуясь с кем-то невидимым, – возможно, со своим кобелем, который продолжал хрипло гавкать и громыхать цепью в глубине двора. – Давай на бутылку и грузи хоть полный багажник.
– Ну, ты бизнесмен, – усмехнулся Абзац, вынимая бумажник. – Смотри, как бы зимой за хворостом бегать не пришлось. Багажник-то у меня не маленький.
– А у меня этих дров хоть ж.., жуй, – флегматично ответил абориген и распахнул калитку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Подъезжая к Карамышевскому мосту, Абзац размышлял о том, как странно порой поворачивается жизнь. Десять дней назад одна мысль о том, что он обзаведется приятелем, вызвала бы у него взрыв хохота. Против такой идеи восставало все: его характер, привычки, убеждения и, прежде всего, профессия. Если ты не хочешь посвящать друзей в свои профессиональные и личные секреты, проще всего вообще не иметь друзей. Если ты не хочешь, чтобы кто-то, кому ты доверяешь, выстрелил тебе в затылок, не доверяй никому и ни к кому не поворачивайся спиной. Если ты хочешь выжить, живи один и всегда держи руку на спусковом крючке.
Это была азбука, и Абзац даже под угрозой расстрела не смог бы вразумительно объяснить, что заставляет его одно за другим нарушать собственные правила, казавшиеся прежде такими же незыблемыми, как закон всемирного тяготения. Ответ был прост: Чиж ему нравился. С точки зрения профессионального киллера, это вообще не могло считаться ответом, но другого у Абзаца не было. В Чиже чувствовалась надежность, которая не зависела ни от веяний времени, ни от конъюнктуры, ни от прогноза погоды. «СО МНОЙ МОЖНО ИДТИ В РАЗВЕДКУ!» – было выведено у него на лбу крупными фосфоресцирующими буквами. Абзац не привык доверять транспарантам и все время пытался отыскать на простодушной с виду физиономии Чижа сделанную мелким шрифтом неприметную приписку, – пытался и не находил. В конце концов он решил оставить эти попытки до тех пор, пока Чиж не проявит себя сам. Если у этого толстяка был какой-то тайный интерес, какая-то своя, глубоко запрятанная цель, все это должно было рано или поздно выйти на поверхность. Оставалось лишь следить, чтобы это не произошло слишком поздно, то есть держать ушки на макушке, к чему Абзац давно привык и что делал чисто автоматически.
На повороте колесо угодило в глубокую выбоину, и машину тряхнуло. Надежные английские амортизаторы смягчили удар, но седоков все равно подбросило. В багажнике глухо лязгнула связка стальных шампуров, а Чиж поспешно и очень своевременно приподнял кастрюлю с мясом, компенсировав собственными руками то, с чем не справились амортизаторы «ягуара». Реакция у него была отменная – не по возрасту и, если уж на то пошло, не по комплекции. Назвать Чижа толстяком можно было с натяжкой, но он уже начал заметно полнеть и обзавелся отчетливо видным со стороны двойным подбородком. Однако Абзац видел его в деле и продолжал терзаться сомнениями: а вдруг простодушие и надежность его нового приятеля являются такой же маской, как и его не внушающая никаких опасений «колобковая» внешность?
«Бог с ним, – подумал Абзац, въезжая на мост. – Жениться я на нем не собираюсь, брать его на дело мне незачем… Если его подослал ко мне Хромой, то остается открытым один вопрос: зачем? Чтобы шлепнуть меня после того, как я уберу Кондрашова? Слишком громоздко и ненадежно. Откуда Хромой мог знать, что я клюну на эту удочку? Откуда он вообще может знать, на что меня следует ловить? И потом, надо быть круглым идиотом, чтобы думать, будто я позволю кому-то себя пришить только на том основании, что он называет себя моим приятелем…»
Он посмотрел в зеркало заднего вида. Серебристый «лендровер-дискавери» упорно ехал следом, отставая метров на сто. Выдерживать заданный Абзацем темп было трудновато, но водитель «лендровера» старался изо всех сил. Не доходит, подумал Абзац. В этом паршивом мире никому ничего нельзя объяснить словами. Кажется, русским языком предупредил: буду убивать. Что теперь прикажете делать? С одной стороны, слово – не воробей, а с другой… Ну не устраивать же пальбу прямо на глазах у этого Чижа! Кто его знает, как он себя поведет, когда начнется настоящая заварушка. Может, он только этого и ждет, чтобы дать мне сзади по башке и упрятать меня в мешок…
Они проскочили мост, миновали Нижние Мневники и вскоре въехали на единственную улицу деревни Терехово. Это действительно была самая настоящая деревня, застроенная древними развалюхами, которые стыдливо прятались за покосившимися гнилыми заборами среди почерневших от времени поленниц, замшелых яблонь и каких-то кособоких курятников. То, что это тихо догнивающее местечко было расположено чуть ли не в центре Москвы, казалось полным отрицанием здравого смысла, и именно по этой причине Абзац любил время от времени наведываться сюда. Он даже оборудовал здесь одну их своих запасных нор, купив бесхозную развалюху на задах деревни.
Возле одного из крайних домов Шкабров остановил машину. Чиж бросил на него еще один удивленный взгляд, но он сделал успокаивающий жест рукой: все нормально, не беспокойся. Выбравшись из машины, Абзац посмотрел назад. Серебристый «лендровер» куда-то пропал, хотя две минуты назад он прилежно пылил позади. Странно, подумал Абзац, разминая ноги. Неужели я ошибся? Неужели ребята просто решили половить рыбку или ехали к кому-то в гости? Впрочем, почему бы и нет? Места здесь живописные, напротив, за рекой – лесопарк…
«Если хочешь кого-то замочить по-тихому, лучшего места просто не найти», – подумал он и словно невзначай провел рукой по пояснице, проверяя, не выпирает ли из-под легкой черной ветровки рукоятка «вальтера». С пистолетом он теперь не расставался. Это было рискованно, но Абзац решил, что больше никому не позволит висеть у себя на хвосте, брать себя за волосы и бить коленом в пах.
Он прошелся по густой и короткой, основательно загаженной гусями траве, внимательно глядя под ноги, чтобы не испачкать подошвы, и постучал в покосившуюся, серую от старости калитку, оснащенную массивной затейливой щеколдой, явно выкованной вручную в те незапамятные времена, когда подобные предметы можно было свободно купить или заказать знакомому кузнецу. За калиткой загремела цепь, хриплым сорванным басом залаяла собака. Через некоторое время над щербатым крошащимся верхним краем калитки возникло мрачное небритое лицо, изборожденное глубокими морщинами и покрытое вечным темно-коричневым загаром.
– Здравствуй, отец, – сказал Абзац. – Пяток поленьев не продашь?
– Поленьев? – глубокомысленно переспросил абориген и зачем-то оглянулся через плечо, словно советуясь с кем-то невидимым, – возможно, со своим кобелем, который продолжал хрипло гавкать и громыхать цепью в глубине двора. – Давай на бутылку и грузи хоть полный багажник.
– Ну, ты бизнесмен, – усмехнулся Абзац, вынимая бумажник. – Смотри, как бы зимой за хворостом бегать не пришлось. Багажник-то у меня не маленький.
– А у меня этих дров хоть ж.., жуй, – флегматично ответил абориген и распахнул калитку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89