Пальцы коснулись нагретой теплом его тела тисненой телячьей кожи и любовно сомкнулись на прикрытом винтовой пробкой горлышке. Абзац вздохнул и снова покачал головой. Все когда-нибудь происходит впервые. Выходя из дома, он отлично понимал, что этот момент наступит, иначе зачем ему понадобилось брать с собой фляжку? И потом, в таком состоянии он наверняка завалит дело, каким бы пустяковым оно ни казалось.
– Какого дьявола? – вслух сказал Абзац. – Муки совести у него, видите ли. Алкаш чертов…
Сырой туман проглотил его слова, которые упали в сырую ватную тишину, как камешки в стоячую воду, и исчезли в ней без следа. Абзац вытащил из-за пазухи плоскую флягу, обтянутую тонкой тисненой кожей, решительно свинтил колпачок и, зажмурившись от приятных предвкушений, сделал первый за сегодняшнее утро глоток.
Это оказалось даже лучше, чем он думал. Отдающий дубовой бочкой жидкий огонь обжег гортань и пылающей струйкой потек вниз по пересохшему пищеводу, распространяя по всему телу приятное тепло. Озноб и противная похмельная дрожь исчезли словно по волшебству, плясавшие перед глазами огненные круги погасли. Абзац втянул ноздрями сырой лесной воздух и, не успев остановить себя, сделал еще один основательный глоток из фляжки, на сей раз надолго задержав виски во рту, чтобы не потерять ни капли удовольствия.
Абзац утер тыльной стороной ладони заслезившиеся глаза и усилием воли заставил себя завинтить фляжку. Фляжка у него была богатая, с тонкой отделкой, и совершенно не вязалась с резиновыми сапогами, засаленной кепкой, сильновытянутыми на коленях черными джинсами и старым рюкзаком. Впрочем, в облик Абзаца не вписывался и нарочито скромный наряд грибника, и обшитая кожей никелированная стальная фляжка, и обманчиво простая на вид серебряная зажигалка, которую он вынул из кармана джинсов вместе с пачкой «Мальборо». Люди с внешностью Абзаца обычно не ходят по грибы и очень редко пользуются услугами общественного транспорта. Как правило, такие люди перемещаются в пространстве, сидя за рулем новенькой иномарки, и одеваются в самых дорогих и престижных бутиках.
Единственное, что его все же отличало от завсегдатаев роскошных бутиков, так это его приверженность черному цвету. Как правило, он покупал модные черные рубашки и джинсы, носил черные куртки, а в прохладную погоду – длинный черный плащ с неизменной черной шляпой.
Закуривая, Абзац ухмыльнулся. Он отлично знал, что внешность в некоторых случаях выдает его с головой, но ничего не мог с этим поделать. Соблюдать хорошую физическую форму и содержать себя в чистоте было естественно, как дыхание. Как-то раз, выполняя деликатное поручение, которое требовало изменения имиджа, он не брился целую неделю, но это привело только к тому, что он стал как две капли воды похож на бродягу-супермена из рекламы сигарет «Кэмел», и женщины, вниманием которых он и так был не обделен, стали липнуть к нему как мухи. Кроме того, отрастающая борода немилосердно чесалась, и Абзац поспешил сбрить ее.
И только одно он мог бы при желании изменить в своем внешнем облике – прическу. Волосы у Абзаца были густые, иссиня-черные, прямые, как у индейца, и такие же длинные. Он собирал их в конский хвост на затылке, перевязывая черным кожаным шнурком, еще с полузабытых институтских времен. То, что было хорошо в семнадцать лет, было неуместно в тридцать восемь, но Абзац спокойно игнорировал полунасмешливые взгляды людей, с которыми ему приходилось общаться. Его прическа не была данью моде и не имела никакого отношения к тактике завлекания в свои сети представительниц прекрасного пола.
Просто ему нравилось носить длинные волосы, и он их носил, хотя конский хвост был тем, что на милицейском сленге называется «особой приметой». Что же касается косых взглядов и насмешливых реплик, то в Москве было очень мало людей, которые могли позволить себе высказать Абзацу в глаза свое мнение о его прическе. Помимо длинных волос, у Абзаца имелись широкие плечи, сильные руки с красивыми длинными пальцами, твердо очерченный подбородок и выразительные серые глаза, работавшие лучше любого дальномера.
Эти глаза безошибочно находили цель, умелые руки привычно наводили на нее оружие, а длинный и сильный указательный палец с безупречно ухоженным ногтем без малейшего колебания нажимал на спусковой крючок. Из вороненого ствола выплескивалось пламя, пуля отправлялась в полет по точно рассчитанной траектории и безошибочно ложилась в яблочко. Точка. Абзац.
Он уже не помнил, кто придумал эту кличку, которая в девяноста процентах случаев заменяла ему имя. Людей, которые знали, как его зовут на самом деле, можно было пересчитать по пальцам, и все они были уверены, что его давным-давно нет в живых. Иногда, особенно с похмелья, Абзац подолгу ломал голову, пытаясь припомнить свое настоящее имя, и это удавалось ему не всегда. Это раздражало его, он включал стерео, и под звуки незабвенных «Битлз» имя само собой проступало в мозгу, как переводная картинка или проявляющаяся полароидная фотография: Олег. Олег Андреевич, если быть точным. Олег Андреевич Шкабров, уроженец города Ленинграда, ныне Санкт-Петербурга, блудный сын полковника внешней разведки и научного сотрудника Эрмитажа. Научным сотрудником была мама Олега Андреевича, которая умерла от рака в начале девяностых. Полковник внешней разведки Шкабров бесследно сгинул в одной из своих таинственных командировок тремя годами раньше, так что теперь Абзацу некого было стесняться и не на кого оглядываться. Каждый выживает как умеет – эта истина справедлива для всех, и в особенности для одиноких мужчин тридцати восьми лет от роду.
Зажав в углу рта тлеющую сигарету, Абзац нерешительно повертел в руке флягу и сунул ее за пазуху. В конце концов, он приехал сюда не дышать свежим воздухом и предаваться воспоминаниям в обнимку с флягой.
Он поддал локтем сползающий рюкзак и решительно зашагал по заросшей травой колее, не обращая внимания на мелькавшие по обочинам дороги шляпки грибов. Лето выдалось богатым на грибы. Боровиками и подосиновиками торговали в городе на каждом углу, и на вокзалах было не протолкнуться от навьюченных пластиковыми ведрами и плетеными корзинами скверно одетых людей, которые хвастались друг перед другом своими трофеями. Абзац был горожанином до мозга костей, и идея употреблять в пищу нечто, никогда не подвергавшееся обработке в фабричных условиях, не упакованное в целлофан, не прошедшее санитарный контроль, не взвешенное и, главное, не оплаченное наличными, а просто подобранное с земли посреди леса, вызывала в нем брезгливое недоумение.
Он миновал участок сырого и заболоченного смешанного леса, где под ногами чавкала жирная черная грязь, а воздух звенел от комарья, прошел через березовую рощу и оказался в сухом сосновом бору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Какого дьявола? – вслух сказал Абзац. – Муки совести у него, видите ли. Алкаш чертов…
Сырой туман проглотил его слова, которые упали в сырую ватную тишину, как камешки в стоячую воду, и исчезли в ней без следа. Абзац вытащил из-за пазухи плоскую флягу, обтянутую тонкой тисненой кожей, решительно свинтил колпачок и, зажмурившись от приятных предвкушений, сделал первый за сегодняшнее утро глоток.
Это оказалось даже лучше, чем он думал. Отдающий дубовой бочкой жидкий огонь обжег гортань и пылающей струйкой потек вниз по пересохшему пищеводу, распространяя по всему телу приятное тепло. Озноб и противная похмельная дрожь исчезли словно по волшебству, плясавшие перед глазами огненные круги погасли. Абзац втянул ноздрями сырой лесной воздух и, не успев остановить себя, сделал еще один основательный глоток из фляжки, на сей раз надолго задержав виски во рту, чтобы не потерять ни капли удовольствия.
Абзац утер тыльной стороной ладони заслезившиеся глаза и усилием воли заставил себя завинтить фляжку. Фляжка у него была богатая, с тонкой отделкой, и совершенно не вязалась с резиновыми сапогами, засаленной кепкой, сильновытянутыми на коленях черными джинсами и старым рюкзаком. Впрочем, в облик Абзаца не вписывался и нарочито скромный наряд грибника, и обшитая кожей никелированная стальная фляжка, и обманчиво простая на вид серебряная зажигалка, которую он вынул из кармана джинсов вместе с пачкой «Мальборо». Люди с внешностью Абзаца обычно не ходят по грибы и очень редко пользуются услугами общественного транспорта. Как правило, такие люди перемещаются в пространстве, сидя за рулем новенькой иномарки, и одеваются в самых дорогих и престижных бутиках.
Единственное, что его все же отличало от завсегдатаев роскошных бутиков, так это его приверженность черному цвету. Как правило, он покупал модные черные рубашки и джинсы, носил черные куртки, а в прохладную погоду – длинный черный плащ с неизменной черной шляпой.
Закуривая, Абзац ухмыльнулся. Он отлично знал, что внешность в некоторых случаях выдает его с головой, но ничего не мог с этим поделать. Соблюдать хорошую физическую форму и содержать себя в чистоте было естественно, как дыхание. Как-то раз, выполняя деликатное поручение, которое требовало изменения имиджа, он не брился целую неделю, но это привело только к тому, что он стал как две капли воды похож на бродягу-супермена из рекламы сигарет «Кэмел», и женщины, вниманием которых он и так был не обделен, стали липнуть к нему как мухи. Кроме того, отрастающая борода немилосердно чесалась, и Абзац поспешил сбрить ее.
И только одно он мог бы при желании изменить в своем внешнем облике – прическу. Волосы у Абзаца были густые, иссиня-черные, прямые, как у индейца, и такие же длинные. Он собирал их в конский хвост на затылке, перевязывая черным кожаным шнурком, еще с полузабытых институтских времен. То, что было хорошо в семнадцать лет, было неуместно в тридцать восемь, но Абзац спокойно игнорировал полунасмешливые взгляды людей, с которыми ему приходилось общаться. Его прическа не была данью моде и не имела никакого отношения к тактике завлекания в свои сети представительниц прекрасного пола.
Просто ему нравилось носить длинные волосы, и он их носил, хотя конский хвост был тем, что на милицейском сленге называется «особой приметой». Что же касается косых взглядов и насмешливых реплик, то в Москве было очень мало людей, которые могли позволить себе высказать Абзацу в глаза свое мнение о его прическе. Помимо длинных волос, у Абзаца имелись широкие плечи, сильные руки с красивыми длинными пальцами, твердо очерченный подбородок и выразительные серые глаза, работавшие лучше любого дальномера.
Эти глаза безошибочно находили цель, умелые руки привычно наводили на нее оружие, а длинный и сильный указательный палец с безупречно ухоженным ногтем без малейшего колебания нажимал на спусковой крючок. Из вороненого ствола выплескивалось пламя, пуля отправлялась в полет по точно рассчитанной траектории и безошибочно ложилась в яблочко. Точка. Абзац.
Он уже не помнил, кто придумал эту кличку, которая в девяноста процентах случаев заменяла ему имя. Людей, которые знали, как его зовут на самом деле, можно было пересчитать по пальцам, и все они были уверены, что его давным-давно нет в живых. Иногда, особенно с похмелья, Абзац подолгу ломал голову, пытаясь припомнить свое настоящее имя, и это удавалось ему не всегда. Это раздражало его, он включал стерео, и под звуки незабвенных «Битлз» имя само собой проступало в мозгу, как переводная картинка или проявляющаяся полароидная фотография: Олег. Олег Андреевич, если быть точным. Олег Андреевич Шкабров, уроженец города Ленинграда, ныне Санкт-Петербурга, блудный сын полковника внешней разведки и научного сотрудника Эрмитажа. Научным сотрудником была мама Олега Андреевича, которая умерла от рака в начале девяностых. Полковник внешней разведки Шкабров бесследно сгинул в одной из своих таинственных командировок тремя годами раньше, так что теперь Абзацу некого было стесняться и не на кого оглядываться. Каждый выживает как умеет – эта истина справедлива для всех, и в особенности для одиноких мужчин тридцати восьми лет от роду.
Зажав в углу рта тлеющую сигарету, Абзац нерешительно повертел в руке флягу и сунул ее за пазуху. В конце концов, он приехал сюда не дышать свежим воздухом и предаваться воспоминаниям в обнимку с флягой.
Он поддал локтем сползающий рюкзак и решительно зашагал по заросшей травой колее, не обращая внимания на мелькавшие по обочинам дороги шляпки грибов. Лето выдалось богатым на грибы. Боровиками и подосиновиками торговали в городе на каждом углу, и на вокзалах было не протолкнуться от навьюченных пластиковыми ведрами и плетеными корзинами скверно одетых людей, которые хвастались друг перед другом своими трофеями. Абзац был горожанином до мозга костей, и идея употреблять в пищу нечто, никогда не подвергавшееся обработке в фабричных условиях, не упакованное в целлофан, не прошедшее санитарный контроль, не взвешенное и, главное, не оплаченное наличными, а просто подобранное с земли посреди леса, вызывала в нем брезгливое недоумение.
Он миновал участок сырого и заболоченного смешанного леса, где под ногами чавкала жирная черная грязь, а воздух звенел от комарья, прошел через березовую рощу и оказался в сухом сосновом бору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89