Это было четырехугольное, грубо отделанное, голое помещение, в заднем углу которого в землю глубоко и крепко был вбит толстый столб. Рядом лежала средних размеров куча сена и листьев, стояли полная воды миска и большой глиняный осколок, должно быть от кружки, используемый теперь как тарелка, на которой лежала каша, состоявшая, как казалось, наполовину из столярного клея и наполовину из дождевых червей или пиявок.
Сопротивляться было бессмысленно, поэтому я спокойно дал привязать себя толстой веревкой к этому столбу и лег на сено.
Женщина остановилась перед входом. Один из моих «попутчиков» молча вышел из хижины, другой же счел необходимым дать мне несколько указаний относительно моего поведения.
– Ты в плену! – заметил он так же метко, как и остроумно.
Я не отвечал.
– Ты не можешь убежать! – поучал он меня.
Я снова ничего не ответил.
– Мы сейчас уйдем, но старуха будет тебя охранять.
– Скажи ей хотя бы, чтобы она это делала снаружи.
– Она останется в хижине, – отвечал он, – она не должна выпускать тебя из виду; кроме того, она накормит тебя, если ты захочешь есть; ты ведь не можешь двигать руками.
– А где еда?
– Вот! – Он указал на осколок кружки, чье содержимое было столь соблазнительно.
– Что это?
– Я не знаю, но Мадана может стряпать как никакая другая женщина в деревне.
– Зачем вы меня сюда притащили?
– Мне нельзя тебе этого говорить; ты узнаешь это от другого человека. Не пытайся освободиться, иначе Мадана позовет нескольких человек, которые свяжут тебя так, что ты даже пошевелиться не сможешь.
Мужчина ушел. Я слышал удаляющиеся шаги обоих мужчин; затем в дом чуть ли не вползла, скрючившись, милая Петрушка и примостилась рядом с входом так, что я находился прямо перед ее взором.
Это было, прямо скажем, неприятное положение, но меня больше беспокоила мучительная мысль о моих друзьях в Лизане. Мелек с надеждой ждал меня, и курды тоже наверняка беспокоились по поводу моего долгого отсутствия. А я лежал здесь привязанный, как собака в конуре. Интересно, чем это кончится?
Утешало меня только одно обстоятельство. Если Мохаммед Эмин приехал в Лизан, то халдеи, наверное, уже оказались на том месте, где на нас напали, нашли мертвую лошадь и следы борьбы, а во всем остальном мне приходилось полагаться на ум и отвагу моего верного Халефа.
Я лежал долго, ломая голову в поисках выхода из этой нелепой ситуации. Тут меня вывел из состояния задумчивости голос милой Маданы. Она была женщиной, поэтому не могла так долго ничего не говорить.
– Хочешь есть? – спросила она меня.
– Нет.
– А пить?
– Нет.
Разговор кончился, благоухающая Петрушка подковыляла ко мне, мирно уселась прямо перед моим носом и взяла на колени отвергнутый мною осколок кружки с пищей. Всеми пятью пальцами правой руки она взяла таинственную смесь и распахнула рот, как дорожную сумку из черной кожи. Я закрыл глаза. Раздалось громкое чавканье, затем шуршащие звуки, которые возникают, когда язык используют как тряпку, которой смахивают остатки с посуды, и наконец продолжительное довольное хрюканье. О Петрушка, почему бы тебе не благоухать в отдалении от меня, на улице?
Только спустя много времени я снова открыл глаза.
Моя надежная охрана еще сидела передо мною, уставившись на меня. В ее глазах я заметил немного сочувствия и куда больше любопытства.
– Кто ты? – спросила она меня.
– А ты что, этого не знаешь?
– Нет. Ты мусульманин?
– Я христианин.
– Христианин – и в плену? Ты разве не курд-бервари?
– Я христианин с Запада.
– С Запада! – воскликнула она удивленно. – Где мужчины танцуют с женщинами и где едят лопатами?
Отголоски нашей западной культуры достигли и ушей Петрушки; она слышала про наши ложки и польку.
– Да, – сказал я.
– Что тебе надо в нашей стране?
– Я хочу посмотреть, так ли красивы ваши женщины, как и наши.
– И какой ты сделал вывод?
– Они очень красивы.
– Да, они красивы, – подтвердила она, – красивей, чем в какой-либо другой стране. У тебя есть женщина?
– Нет.
– Мне жалко тебя! Твоя жизнь как миска, где нету ни сармысака, ни салджангоша.
Улитки в чесноке? Значит, это и было то ужасное блюдо, которое так быстро исчезло в пасти «дорожной сумки»! И без всяких «лопат».
– Ты не хочешь взять себе женщину?
– Может быть, и хотел бы, но не могу.
– Почему?
– Как это можно, если меня связали?
– Тебя снова развяжут.
– Меня освободят?
– Мы – халдеи; мы не убиваем пленных. Что ты сделал, что тебя связали?
– Сейчас расскажу. Я прибыл в эту местность через Мосул и Амадию…
Она прервала меня торопливо:
– Через Амадию?
– Да.
– Когда ты там был?
– Недавно.
– Как долго?
– Несколько дней.
– Может, ты видел там одного человека, эмира и хакима с Запада?
– Видел. Он вылечил девочку, которая приняла яд.
– Он еще там?
– Нет.
– Где он?
– Почему ты спрашиваешь о нем?
– Потому что я слышала, что он посетит эту местность.
Она говорила с большой поспешностью, что могло свидетельствовать только о живейшем интересе.
– Он уже в этой местности, – сказал я.
– Где? Быстро скажи мне!
– Здесь.
– Здесь, в Шурде? Ты ошибаешься; я ничего об этом не слыхивала!
– Не здесь, в Шурде, а в твоей хижине.
– В этой хижине? Боже мой, тогда это, должно быть, ты!
– Конечно!
– Можешь ли ты это доказать?
– Да.
– Тогда скажи, кого ты встретил в доме больной, принявшей яд?
– Мару Дуриме.
– Она тебе давала талисман?
– Нет, но она сказала, что если я окажусь в беде, то должен сказать «Рух-и-кульян».
– Тогда это и в самом деле ты, ты, господин! – закричала она, всплеснув руками. – Ты друг Мары Дуриме; я тебе помогу, я тебя спасу. Расскажи мне, как тебя поймали!
Уже в третий раз за день я испытал чудодейственную силу имени Мары Дуриме. Какой же властью обладала эта таинственная женщина?!
– Кто такая Мара Дуриме?
– Она старая княгиня, чьи потомки отпали от Мессии и перешли к Мохаммеду. Теперь же она расплачивается за их грехи и путешествует туда-сюда, не имея никакого покоя.
– А кто такой Рух-и-кульян?
– Это добрый дух. Одни говорят, это архангел Гавриил, другие – архангел Михаил, защитник верующих. Он появляется в определенных местах в определенное время. Но расскажи прежде, как ты очутился в плену?
Этот рассказ в дальнейшем мог принести мне пользу. Стараясь не обращать внимания на неудобное положение тела, на крепко связанные руки, я подробно рассказал ей про мои приключения, начиная с самой Амадии. Старуха слушала с величайшим вниманием, а когда я закончил, нежно взяла одну из моих «зашнурованных» рук.
– Господин, ты прав, – воскликнула она, – это Неджир-бей держит тебя в плену! Я не знаю, почему он это делает, но я его не люблю: он грубый человек. Я спасу тебя.
– Ты развяжешь меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Сопротивляться было бессмысленно, поэтому я спокойно дал привязать себя толстой веревкой к этому столбу и лег на сено.
Женщина остановилась перед входом. Один из моих «попутчиков» молча вышел из хижины, другой же счел необходимым дать мне несколько указаний относительно моего поведения.
– Ты в плену! – заметил он так же метко, как и остроумно.
Я не отвечал.
– Ты не можешь убежать! – поучал он меня.
Я снова ничего не ответил.
– Мы сейчас уйдем, но старуха будет тебя охранять.
– Скажи ей хотя бы, чтобы она это делала снаружи.
– Она останется в хижине, – отвечал он, – она не должна выпускать тебя из виду; кроме того, она накормит тебя, если ты захочешь есть; ты ведь не можешь двигать руками.
– А где еда?
– Вот! – Он указал на осколок кружки, чье содержимое было столь соблазнительно.
– Что это?
– Я не знаю, но Мадана может стряпать как никакая другая женщина в деревне.
– Зачем вы меня сюда притащили?
– Мне нельзя тебе этого говорить; ты узнаешь это от другого человека. Не пытайся освободиться, иначе Мадана позовет нескольких человек, которые свяжут тебя так, что ты даже пошевелиться не сможешь.
Мужчина ушел. Я слышал удаляющиеся шаги обоих мужчин; затем в дом чуть ли не вползла, скрючившись, милая Петрушка и примостилась рядом с входом так, что я находился прямо перед ее взором.
Это было, прямо скажем, неприятное положение, но меня больше беспокоила мучительная мысль о моих друзьях в Лизане. Мелек с надеждой ждал меня, и курды тоже наверняка беспокоились по поводу моего долгого отсутствия. А я лежал здесь привязанный, как собака в конуре. Интересно, чем это кончится?
Утешало меня только одно обстоятельство. Если Мохаммед Эмин приехал в Лизан, то халдеи, наверное, уже оказались на том месте, где на нас напали, нашли мертвую лошадь и следы борьбы, а во всем остальном мне приходилось полагаться на ум и отвагу моего верного Халефа.
Я лежал долго, ломая голову в поисках выхода из этой нелепой ситуации. Тут меня вывел из состояния задумчивости голос милой Маданы. Она была женщиной, поэтому не могла так долго ничего не говорить.
– Хочешь есть? – спросила она меня.
– Нет.
– А пить?
– Нет.
Разговор кончился, благоухающая Петрушка подковыляла ко мне, мирно уселась прямо перед моим носом и взяла на колени отвергнутый мною осколок кружки с пищей. Всеми пятью пальцами правой руки она взяла таинственную смесь и распахнула рот, как дорожную сумку из черной кожи. Я закрыл глаза. Раздалось громкое чавканье, затем шуршащие звуки, которые возникают, когда язык используют как тряпку, которой смахивают остатки с посуды, и наконец продолжительное довольное хрюканье. О Петрушка, почему бы тебе не благоухать в отдалении от меня, на улице?
Только спустя много времени я снова открыл глаза.
Моя надежная охрана еще сидела передо мною, уставившись на меня. В ее глазах я заметил немного сочувствия и куда больше любопытства.
– Кто ты? – спросила она меня.
– А ты что, этого не знаешь?
– Нет. Ты мусульманин?
– Я христианин.
– Христианин – и в плену? Ты разве не курд-бервари?
– Я христианин с Запада.
– С Запада! – воскликнула она удивленно. – Где мужчины танцуют с женщинами и где едят лопатами?
Отголоски нашей западной культуры достигли и ушей Петрушки; она слышала про наши ложки и польку.
– Да, – сказал я.
– Что тебе надо в нашей стране?
– Я хочу посмотреть, так ли красивы ваши женщины, как и наши.
– И какой ты сделал вывод?
– Они очень красивы.
– Да, они красивы, – подтвердила она, – красивей, чем в какой-либо другой стране. У тебя есть женщина?
– Нет.
– Мне жалко тебя! Твоя жизнь как миска, где нету ни сармысака, ни салджангоша.
Улитки в чесноке? Значит, это и было то ужасное блюдо, которое так быстро исчезло в пасти «дорожной сумки»! И без всяких «лопат».
– Ты не хочешь взять себе женщину?
– Может быть, и хотел бы, но не могу.
– Почему?
– Как это можно, если меня связали?
– Тебя снова развяжут.
– Меня освободят?
– Мы – халдеи; мы не убиваем пленных. Что ты сделал, что тебя связали?
– Сейчас расскажу. Я прибыл в эту местность через Мосул и Амадию…
Она прервала меня торопливо:
– Через Амадию?
– Да.
– Когда ты там был?
– Недавно.
– Как долго?
– Несколько дней.
– Может, ты видел там одного человека, эмира и хакима с Запада?
– Видел. Он вылечил девочку, которая приняла яд.
– Он еще там?
– Нет.
– Где он?
– Почему ты спрашиваешь о нем?
– Потому что я слышала, что он посетит эту местность.
Она говорила с большой поспешностью, что могло свидетельствовать только о живейшем интересе.
– Он уже в этой местности, – сказал я.
– Где? Быстро скажи мне!
– Здесь.
– Здесь, в Шурде? Ты ошибаешься; я ничего об этом не слыхивала!
– Не здесь, в Шурде, а в твоей хижине.
– В этой хижине? Боже мой, тогда это, должно быть, ты!
– Конечно!
– Можешь ли ты это доказать?
– Да.
– Тогда скажи, кого ты встретил в доме больной, принявшей яд?
– Мару Дуриме.
– Она тебе давала талисман?
– Нет, но она сказала, что если я окажусь в беде, то должен сказать «Рух-и-кульян».
– Тогда это и в самом деле ты, ты, господин! – закричала она, всплеснув руками. – Ты друг Мары Дуриме; я тебе помогу, я тебя спасу. Расскажи мне, как тебя поймали!
Уже в третий раз за день я испытал чудодейственную силу имени Мары Дуриме. Какой же властью обладала эта таинственная женщина?!
– Кто такая Мара Дуриме?
– Она старая княгиня, чьи потомки отпали от Мессии и перешли к Мохаммеду. Теперь же она расплачивается за их грехи и путешествует туда-сюда, не имея никакого покоя.
– А кто такой Рух-и-кульян?
– Это добрый дух. Одни говорят, это архангел Гавриил, другие – архангел Михаил, защитник верующих. Он появляется в определенных местах в определенное время. Но расскажи прежде, как ты очутился в плену?
Этот рассказ в дальнейшем мог принести мне пользу. Стараясь не обращать внимания на неудобное положение тела, на крепко связанные руки, я подробно рассказал ей про мои приключения, начиная с самой Амадии. Старуха слушала с величайшим вниманием, а когда я закончил, нежно взяла одну из моих «зашнурованных» рук.
– Господин, ты прав, – воскликнула она, – это Неджир-бей держит тебя в плену! Я не знаю, почему он это делает, но я его не люблю: он грубый человек. Я спасу тебя.
– Ты развяжешь меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102