И волчица отошла в сторону, а я снова провалился куда-то в темноту.
В следующий раз я проснулся, когда на меня что-то упало. Оказалось – тушка небольшого серого зайца, еще теплая, даже кровь на раздавленной клыками голове не успела свернуться. Солнце уже понемногу опускалось за верхушки деревьев. Сегодняшний день, каким бы ни оказался для меня кошмарным, все-таки заканчивался, следовало готовиться к ночлегу, а для этого нужно было хотя бы развести огонь.
Очень хотелось есть. Ходить я не мог – едва опирался на ноги, как боль в мышцах бросала меня на землю. Пришлось ползать, чтобы набрать дров. Хорошо, что я упал рядом с засохшим деревом, удалось наломать с него веток и разжечь небольшой костер.
Потом, все так же лежа, я освежевал зайца, выбросил шкуру как можно дальше в кусты, чтобы не мешали ночью спать мелкие хищники, которые обязательно устроят возню за нее, и нарезал мясо тонкими полосками. А дальше просто натыкал мясо на острый сук и жарил над огнем. Получалось оно недожаренное, почти сырое, но мне так хотелось есть, что на досадные мелочи я не обращал внимания.
После ужина я отправился на боковую, не особенно беспокоясь о том, что ночью на меня может кто-то напасть. Не осталось сил на страх: если кому-то захочется мною перекусить, значит, судьба. Пусть об этом переживают жрецы, которые меня послали в этот путь, или оборотни…
Утром я долго не мог встать – каждое движение причиняло настолько острую боль, что сразу наворачивались слезы на глаза.
Все вокруг было серым и мокрым. По лесу полз противный туман, от которого на лице и одежде оседали холодные капельки. Трава была мокрой от росы, ползком передвигаться было невозможно. Пришлось встать и, подвывая от боли и хромая на обе ноги, отправиться туда, где вчера я слышал плеск воды.
В тумане ничего нельзя было разглядеть, в результате, когда я пробрался через кусты, неожиданно оказался по колено в ледяной воде. Кажется, даже заорал от холода и страха, судорожно рванулся обратно, но кусты, только что меня пропустившие, обратно уже не выпускали, стараясь проткнуть глаза сучьями с острыми шипами.
Расцарапав до крови лицо и руки, я смирился. Напился, набрал полную фляжку и побрел по ручью в поисках того места, где смог бы выбраться.
Идти пришлось довольно долго. Когда, окончательно промерзнув и прокляв все на свете, я увидел открытый берег, поросший мелкой травой, радости мне это не доставило – там стояла моя волчица и нервно подрагивала ушами.
Я выбрался на траву, стараясь не обращать на нее внимания, вылил из сапог воду, выжал штаны и оделся. Даже удивился, что она разрешила мне это сделать. Правда, как только я натянул штаны, все мгновенно изменилось. Зверь повернул ко мне свою огромную голову и, показав острые клыки, негромко зарычал.
Вполне понятно – иди за ней следом, иначе будет плохо. Хорошо хоть после купания в холодной воде мышцы немного ожили. Я не спеша двинулся на ней, бежать не собирался, мне вчерашнего дня хватило, чтобы понять: состязаться с волками в скорости и выносливости не стоит – себе дороже. Они сильнее, быстрее и наверняка умнее меня, мне остается только ползти за ними насколько хватит сил.
Волчица сначала нервничала, несколько раз обегала меня, один раз даже куснула за ногу, кстати, довольно болезненно, но в конце концов поняла, что быстрее я все равно не пойду, и смирилась. С этого времени она убегала вперед, находила поляну и ждала меня там. Иногда охотилась. Несколько раз я видел, что ее морда измазана кровью или в пуху. Мне поесть она не предлагала, видимо, решила, что вчерашнего маленького зайца мне должно хватить на всю оставшуюся жизнь.
Я шел ровным неспешным шагом, несколько раз попытался прилечь, но волчица хватала меня зубами за руку и поднимала. Клыки поранили меня, но я терпел. А что оставалось делать? Не думаю, что со своими ножами смог бы справиться с таким быстрым и ловким зверем. Я даже удивлялся, что раньше думал иначе и вступал в схватку с оборотнями, хотя они быстрее любого зверя. Было, правда, это давно и помнилось смутно, а сейчас во мне жили только усталость и тупое безразличие ко всему, что со мной происходит.
К вечеру, когда солнце стало опускаться к вершинам деревьев, я упал без сил на землю. Лес изменился, стал другим – если возле храма он был темным и мрачным, в нем росли только сосны и ели, то здесь уже появились осины и березы, а темно-зеленый мох исчез, уступив место невысокой траве, в которой иногда виднелись красные созревшие ягодки земляники.
Когда я развел костер, волчица принесла еще одну тушку, на этот раз неизвестного мне животного с коричневым мягким мехом и остренькой мордой с синими, уже мертвыми глазами. Это мясо мне не очень понравилось, оно оказалось горьковатым, но все равно я съел его полусырым без остатка – не было сил ждать. Наверно, поэтому ночью желудок пучило, и несколько раз пришлось сбегать в соседние кусты.
В эту ночь мне плохо спалось. На небо выплыла полная луна, показывая желтое, испорченное оспинами круглое лицо, и, как только она появилась, волчица завыла. К ней присоединились другие волки, которые, видимо, все время находились где-то рядом. От этого жуткого воя я вздрагивал каждый раз, когда звери начинали выводить новые рулады, и дрожал то ли от возбуждения, то ли от страха. Выли они до середины ночи, пока луна не исчезла за набежавшими тучами, и только тогда мне удалось заснуть.
Утром по лесу снова ползла пелена бледно-серого промозглого тумана. Иногда ее рвал в клочья ветер, и тогда вдруг становились видны трава и деревья. Ручья рядом не оказалось, пришлось довольствоваться остатками воды во фляжке и плохо прожаренным мясом, которое осталось с ужина. Желудок был недоволен, но его никто не спрашивал – если при таких нагрузках ничего не есть, можно легко ноги протянуть.
Все-таки странное существо человек, прошла всего-то пара дней, а я уже привык тому, что рядом находятся дикие звери, которым съесть меня ровно ничего не стоит. Даже страх прошел, смытый какой-то жуткой безнадежностью. Теперь я понял, что испытывают рабы, которых заставляют работать на рудниках, – боль, отупение и смертельную усталость.
А на следующий день вышел на опушку. Лес кончился, волчица и волки исчезли, и я впервые за последние дни оказался предоставлен сам себе. Звери вывели меня к широкой, вымощенной булыжником дороге, которая явно вела к большому городу. Идти по ней было гораздо легче и приятнее, чем по лесу.
Часа через полтора меня догнала телега с мужиком, мы разговорились. Итак, я шел по королевству Грига.
После недолгого разговора мужик предложил мне место в телеге, и дальше я ехал с некоторым комфортом, даже умудрился поспать, зарывшись в сено. Заночевал у того же мужика, что так любезно меня довез до своей деревни, попарился в бане, поел по-настоящему сытной человеческой еды – напился молока, съел каравай хлеба – и замечательно выспался на сеновале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
В следующий раз я проснулся, когда на меня что-то упало. Оказалось – тушка небольшого серого зайца, еще теплая, даже кровь на раздавленной клыками голове не успела свернуться. Солнце уже понемногу опускалось за верхушки деревьев. Сегодняшний день, каким бы ни оказался для меня кошмарным, все-таки заканчивался, следовало готовиться к ночлегу, а для этого нужно было хотя бы развести огонь.
Очень хотелось есть. Ходить я не мог – едва опирался на ноги, как боль в мышцах бросала меня на землю. Пришлось ползать, чтобы набрать дров. Хорошо, что я упал рядом с засохшим деревом, удалось наломать с него веток и разжечь небольшой костер.
Потом, все так же лежа, я освежевал зайца, выбросил шкуру как можно дальше в кусты, чтобы не мешали ночью спать мелкие хищники, которые обязательно устроят возню за нее, и нарезал мясо тонкими полосками. А дальше просто натыкал мясо на острый сук и жарил над огнем. Получалось оно недожаренное, почти сырое, но мне так хотелось есть, что на досадные мелочи я не обращал внимания.
После ужина я отправился на боковую, не особенно беспокоясь о том, что ночью на меня может кто-то напасть. Не осталось сил на страх: если кому-то захочется мною перекусить, значит, судьба. Пусть об этом переживают жрецы, которые меня послали в этот путь, или оборотни…
Утром я долго не мог встать – каждое движение причиняло настолько острую боль, что сразу наворачивались слезы на глаза.
Все вокруг было серым и мокрым. По лесу полз противный туман, от которого на лице и одежде оседали холодные капельки. Трава была мокрой от росы, ползком передвигаться было невозможно. Пришлось встать и, подвывая от боли и хромая на обе ноги, отправиться туда, где вчера я слышал плеск воды.
В тумане ничего нельзя было разглядеть, в результате, когда я пробрался через кусты, неожиданно оказался по колено в ледяной воде. Кажется, даже заорал от холода и страха, судорожно рванулся обратно, но кусты, только что меня пропустившие, обратно уже не выпускали, стараясь проткнуть глаза сучьями с острыми шипами.
Расцарапав до крови лицо и руки, я смирился. Напился, набрал полную фляжку и побрел по ручью в поисках того места, где смог бы выбраться.
Идти пришлось довольно долго. Когда, окончательно промерзнув и прокляв все на свете, я увидел открытый берег, поросший мелкой травой, радости мне это не доставило – там стояла моя волчица и нервно подрагивала ушами.
Я выбрался на траву, стараясь не обращать на нее внимания, вылил из сапог воду, выжал штаны и оделся. Даже удивился, что она разрешила мне это сделать. Правда, как только я натянул штаны, все мгновенно изменилось. Зверь повернул ко мне свою огромную голову и, показав острые клыки, негромко зарычал.
Вполне понятно – иди за ней следом, иначе будет плохо. Хорошо хоть после купания в холодной воде мышцы немного ожили. Я не спеша двинулся на ней, бежать не собирался, мне вчерашнего дня хватило, чтобы понять: состязаться с волками в скорости и выносливости не стоит – себе дороже. Они сильнее, быстрее и наверняка умнее меня, мне остается только ползти за ними насколько хватит сил.
Волчица сначала нервничала, несколько раз обегала меня, один раз даже куснула за ногу, кстати, довольно болезненно, но в конце концов поняла, что быстрее я все равно не пойду, и смирилась. С этого времени она убегала вперед, находила поляну и ждала меня там. Иногда охотилась. Несколько раз я видел, что ее морда измазана кровью или в пуху. Мне поесть она не предлагала, видимо, решила, что вчерашнего маленького зайца мне должно хватить на всю оставшуюся жизнь.
Я шел ровным неспешным шагом, несколько раз попытался прилечь, но волчица хватала меня зубами за руку и поднимала. Клыки поранили меня, но я терпел. А что оставалось делать? Не думаю, что со своими ножами смог бы справиться с таким быстрым и ловким зверем. Я даже удивлялся, что раньше думал иначе и вступал в схватку с оборотнями, хотя они быстрее любого зверя. Было, правда, это давно и помнилось смутно, а сейчас во мне жили только усталость и тупое безразличие ко всему, что со мной происходит.
К вечеру, когда солнце стало опускаться к вершинам деревьев, я упал без сил на землю. Лес изменился, стал другим – если возле храма он был темным и мрачным, в нем росли только сосны и ели, то здесь уже появились осины и березы, а темно-зеленый мох исчез, уступив место невысокой траве, в которой иногда виднелись красные созревшие ягодки земляники.
Когда я развел костер, волчица принесла еще одну тушку, на этот раз неизвестного мне животного с коричневым мягким мехом и остренькой мордой с синими, уже мертвыми глазами. Это мясо мне не очень понравилось, оно оказалось горьковатым, но все равно я съел его полусырым без остатка – не было сил ждать. Наверно, поэтому ночью желудок пучило, и несколько раз пришлось сбегать в соседние кусты.
В эту ночь мне плохо спалось. На небо выплыла полная луна, показывая желтое, испорченное оспинами круглое лицо, и, как только она появилась, волчица завыла. К ней присоединились другие волки, которые, видимо, все время находились где-то рядом. От этого жуткого воя я вздрагивал каждый раз, когда звери начинали выводить новые рулады, и дрожал то ли от возбуждения, то ли от страха. Выли они до середины ночи, пока луна не исчезла за набежавшими тучами, и только тогда мне удалось заснуть.
Утром по лесу снова ползла пелена бледно-серого промозглого тумана. Иногда ее рвал в клочья ветер, и тогда вдруг становились видны трава и деревья. Ручья рядом не оказалось, пришлось довольствоваться остатками воды во фляжке и плохо прожаренным мясом, которое осталось с ужина. Желудок был недоволен, но его никто не спрашивал – если при таких нагрузках ничего не есть, можно легко ноги протянуть.
Все-таки странное существо человек, прошла всего-то пара дней, а я уже привык тому, что рядом находятся дикие звери, которым съесть меня ровно ничего не стоит. Даже страх прошел, смытый какой-то жуткой безнадежностью. Теперь я понял, что испытывают рабы, которых заставляют работать на рудниках, – боль, отупение и смертельную усталость.
А на следующий день вышел на опушку. Лес кончился, волчица и волки исчезли, и я впервые за последние дни оказался предоставлен сам себе. Звери вывели меня к широкой, вымощенной булыжником дороге, которая явно вела к большому городу. Идти по ней было гораздо легче и приятнее, чем по лесу.
Часа через полтора меня догнала телега с мужиком, мы разговорились. Итак, я шел по королевству Грига.
После недолгого разговора мужик предложил мне место в телеге, и дальше я ехал с некоторым комфортом, даже умудрился поспать, зарывшись в сено. Заночевал у того же мужика, что так любезно меня довез до своей деревни, попарился в бане, поел по-настоящему сытной человеческой еды – напился молока, съел каравай хлеба – и замечательно выспался на сеновале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103