И Анания днем и ночью сидел
рядом с ним, убеждал его в пагубности фанатизма, внушал истины Иисуса - пока
не удостоверился, что цель полностью достигнута... Дидим все смотрел и
смотрел на дом: значит, все это произошло здесь.
Старуха вышла, со стоном нагнулась, поставила на циновку блюдо. В блюде были
фрукты и кусочек хлеба.
- Больше дать не могу, это все, что есть, остальное нужно семье.
- Спаси тебя Бог, - сказал Дидим, принимаясь жевать финик с хлебом.
Старуха стояла в дверях, смотрела, как Дидим, не сводя глаз с дома напротив,
ест.
- Ты сам-то откуда? - спросила она.
- Из Иерусалима, - ответил Дидим. - Восьмой день в пути.
- Да-а, такая дорога не для моих ног, - заметила женщина, поправляя накидку.
- А до Индии еще сколько дней идти?
- Не знаю. Я многих спрашивал, никто так и не мог сказать точно.
Старуха покивала, обдумывая ответ, потом вынесла из дома скамеечку,
поставила ее с другой стороны входа, села и стала опять смотреть на Дидима,
как он ест, как наблюдает за домом через улицу.
- Не к ним ли направляешься? - спросила она, кивая в ту сторону.
- А кто они такие? - обернулся к ней Дидим.
- Перехитрить меня хочешь? - засмеялась старуха. - Я же вижу, ты глаз не
сводишь с дома Иуды. Мне с первой минуты подозрительно было, что ты именно у
меня решил на ночлег остаться, а циновку не в доме постелил, а на улице.
- Не веришь, что я в самом деле в Индию направляюсь? - принял вызов Дидим.
- Верю, не верю - мое дело. Но, уж коли на то пошло, скорей не верю. Думаю,
братьев ты ищешь. Денег у тебя не так много, я сосчитала.
- Понемногу буду расходовать. Как-нибудь не умру.
- Зачем иудею в Индию? - все качала головой старуха. - Ты ведь, я вижу,
иудей.
- Брата иду искать.
- Эти вот, - старуха опять показала на дом напротив, - тоже себя называют
братьями. Иудеи, а поклоняются какому-то Иисусу, называют его Христом. Все
делят меж собой поровну, даже деньги.
Дидим молча ел хлеб и фрукты.
- Не говори, что ничего про них не слыхал. Иисус тоже был иудей, его на
кресте распяли в Иерусалиме, но он из мертвых воскрес. Он учил, чтобы люди
помогали другим, жили друг с другом в мире. Это они мне сказали, братья.
Если ты и вправду из Иерусалима, должен об этом знать.
- Брат мой был учеником Иисуса, встречался с ним. Даже после того, как тот
воскрес.
- Тогда ты мне все-таки неправду сказал: к этим ты пришел.
- Если бы к ним, то к ним бы и постучался, не к тебе.
Старуха качала головой все более недоверчиво.
- Скрываешь ты что-то, не верю я тебе. Ты что, не знал, что они тут живут?
- Откуда мне было знать? - Дидим смотрел на старуху чистыми, как у младенца,
глазами. - Я в Христа не верю, я за братом своим иду в Индию.
- Тогда совсем я тебя не пойму, - сказала старуха. - Может, ты злое дело
задумал против этих людей? Может, дом их поджечь собираешься?
- Зачем ты такое говоришь?
- А затем, что много тут нехорошего было. Тутошние иудеи по сей день
ненавидят этих братьев. Были здесь ох какие драки, даже убийства были.
Одного человека, Ананию, забили до смерти - за то, что он денег хотел дать
этим братьям. На этой улице он жил, только в другом конце, где живут
богатые, отсюда неблизко. Жена его, как узнала, тут же упала без чувств, а
потом померла.
- Когда это случилось?
- Лет двадцать тому назад.
- Говоришь, убили Ананию?
- Я там сама не была: что мне делать среди иудеев? Но люди много об этом
судачили. Иудеи рассказывали: Ананию сами христиане убили, чтобы деньги его
присвоить. Он богатый был, земли у него было много. А эти здесь, братья-то,
говорили: иудеи во всем виноваты. Дом этот тоже не раз забрасывали камнями,
это я своими глазами видела. Подберутся, бывало, когда те в доме молятся, и
бросают в них камни, кричат, поносят их. Мужчины выскочат, накинутся на
этих, колотят друг друга что есть мочи, кровь течет. А ведь и те и другие -
иудеи, только вот не могут жить в мире между собой. Начинают, правда, не
братья, это точно. Братья, они тихие, кроткие, даже со мной первыми
здороваются, хотя я им чужая, язычница. Я тебе честно скажу: мы с ними
всегда находим общий язык, у нас ссор почти не бывает...
Стемнело. Улица обезлюдела. Лица Дидима и старухи брезжили бледными пятнами
в свете молодого, едва народившегося месяца.
- Почему ты мне не веришь? - спросил Дидим.
- Ты сказал, твой брат был учеником Иисуса. А потом сказал, что не веришь в
Христа. Не бывает такого, чтобы у двух братьев была разная вера. А если так,
то чего твоего брата понесло в Индию и чего тебя несет следом за ним? И еще:
чего ты с первой минуты, как пришел, глаз с этого дома не сводишь? Я не
люблю, когда мне голову морочат...
- Не морочу я тебе голову. - Дидим отодвинул пустое блюдо. - Брата моего
зовут Фомой, он уверовал в Иисуса, потом ушел в Индию. Я же служил в
Иерусалиме чиновником, жил по законам древней веры. Но брат мне - все равно
брат.
- Вас не поймешь. Один - богач, другой - беднее последнего нищего. Один -
богатством гордится, другой - нищетой. Твердите, что надо быть вместе, надо
любить друг друга. А сами злобой друг к другу исходите.
- Страхом. Не злобой, а страхом.
- Страх и рождает злобу, потому что не может человек любить того, кого
боится. Я, например, ненавижу ночь, потому что боюсь ее. Состарилась вот, а
засыпать боюсь. Вы же - дня боитесь.
- Может, ты и права...
Они замолчали. Темнота вокруг полна была шорохами.
- Так ты говоришь, это - дом Иуды? - тихо спросил Дидим.
- Вижу, все ж сильно интересует тебя этот дом, - хмыкнула старуха.
- Говорили мне о нем в Иерусалиме.
- Давно это было. Младшенький мой еще на руках у меня сидел, а теперь вон -
лысеет уже. Дом долго стоял пустой; говорят, выстроил его какой-то торговец
коврами, у него много было домов повсюду, в этом он жил редко, только когда
случалось в Дамаск наведаться. Слуг у него было - целая армия. Потом продал
он дом человеку по имени Иуда, но человека того никто никогда не видал.
Говорят, жил он в деревне Кокеб, а к старости собирался сюда перебраться.
Потом появились Симон с Марией, это они здесь живут, к ним братья ходят. Не
знаю, владеют ли они этим домом или снимают его. Но все говорят: это дом
Иуды. И что Иуда купил его тайно, для братьев. Как потом Анания, которого
убили, потому что он деньги, вырученные от продажи земли, хотел отдать
братьям. - Старуха замолчала, глядя в темноте на Дидима. - Может, ты и есть
Иуда?
- Мое имя Дидим, я служил чиновником, денег у меня никогда много не было,
хватало только на семью, чтобы не терпеть нужды.
- Слишком много тут непонятного, чтобы я тебе просто так поверила.
Постучался в дом, на ночлег попросился, я отказала, а ты отдал мне свой
кошелек. Так даже иудей с иудеем не поступает. Особенно если у него денег
немного.
- К чему ты клонишь-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40