это относится даже к фарисеям, которые одно
время пользовались большим влиянием. Саддукеи же, движимые чистым
фанатизмом, просто хотят захватить власть, которая должна обеспечить им
возможность обогащения. Обе партии сходятся лишь в одном: в ненависти к
империи; правда, ни один из лидеров этого прямо не признает, но каждый
пользуется этой ненавистью для того, чтобы привлечь народ на свою сторону.
Вышепоименованный Павел и его сторонники - не враги нам; в этом меня убедили
отчеты тысяченачальника Лисия и мои обстоятельные беседы с Павлом. И
все-таки фанатики саддукеи хотели добиться именно его осуждения, чтобы таким
способом совершить тихий переворот. Позволь я осудить последователя Иисуса -
и Анания как первосвященник-фарисей попал бы в ловушку, расставленную его
противниками; он или вынужден был бы перейти в их лагерь, или был бы
устранен. Правда, поста своего он лишился бы все равно, хотя Павла я осудить
отказался. Думаю, этот удел ожидал его в любом случае, разве что способ
устранения мог быть другим.
Подведу итог сказанному. Все это означает: саддукеи подмяли-таки власть под
себя, а поскольку народ их и до сих пор не любит, то теперь можно ждать
открытого сопротивления, что найдет выражение в бунтах и неповиновении; а
так как порядок предстоит поддерживать нам, то будет расти и ненависть к
Риму. Ситуация осложняется тем, что потесненные фарисеи захотят восстановить
свое былое влияние и, вероятно, тоже начнут подстрекать народ. Положение,
как оно мне видится, становится не просто безвыходным, но чрезвычайно
опасным; в этом со мной согласен и тысяченачальник Лисий. Нашими союзниками
могли бы стать последователи Иисуса, но они, по упомянутым выше причинам,
подвергаются преследованиям, шансов прийти к власти у них нет. В то же время
списывать их со счетов нам не следует, ибо ряды их, по имеющимся у нас
сведениям, растут и в нужный момент они могут стать нам партнерами. Я, со
своей стороны, именно поэтому уклонился от вынесения приговора Павлу и
поэтому дал ему, кроме охраны, возможность свободно встречаться со своими
единомышленниками. Кстати, поступить так мне советовал и первосвященник
Анания, когда - судя по всему, уже предчувствуя свое падение - по требованию
саддукеев прибыл с делегацией в Кесарию на упомянутое выше судебное
заседание, перед началом которого мы с ним обменялись мнениями с глазу на
глаз. Победе саддукеев он уже не в силах был помешать, но попытался хотя бы
немного сдержать их натиск. Не высказываясь определенно, он все же дал мне
понять: в интересах мира, не вступая в прямую конфронтацию с теми, кто
находится в данный момент у власти, нужно всемерно поддерживать
последователей Иисуса.
Следуя этому совету и стараясь быть предельно осмотрительным, я и в
дальнейшем, не питая особых иллюзий, буду поддерживать добрые отношения с
Синедрионом. Насколько подсказывает мне мой опыт, Агриппа, царь Иудеи, не
заинтересован в мирном разрешении конфликта: чью сторону он примет, даже
пусть на словах, зависит полностью от его прихоти, и, как я вижу, тяжкое
положение народа оставляет его равнодушным.
Можно лишь сожалеть, что события приняли такой оборот. Анании я через гонца
предложил поддержку канцелярии прокуратора, однако Синедрион прислал мне
ответ: бывший первосвященник нужды ни в чем не испытывает, Синедрион
заботится о нем должным образом; попросту говоря, его держат под домашним
арестом. Больше в создавшейся ситуации сделать ничего не могу. В
соответствии с соглашением, заключенным с царем Агриппой, я не могу наложить
вето на решение о смещении первосвященника, как не могу вмешаться и в выборы
его преемника. С Ананией как с политической фигурой мы считаться более не
можем. Что же касается вышепоименованного Павла и растущего лагеря его
приверженцев, то их стоит, и даже необходимо, принимать всерьез.
Все это я считал важным довести до твоего сведения в интересах планирования
дальнейших наших шагов. Желаю доброго здоровья.
Писано в Кесарии, в пятом году правления императора Нерона.
Акелдама
За рощей, что окружает город, лежит заросший бурьяном пустырь. Собственно,
это городская окраина: разбросанные тут и там строения образуют нечто вроде
улицы. Недостроенные дома, жилища бедноты, неопрятные одичавшие кустики,
упорные масличные деревца.
Где-то посреди пустыря - ничем не приметный участок. Он невелик, саженей
триста, может чуть больше. У дороги ширина его - саженей десять; оттуда он
покато уходит вниз. С другой стороны он ограничен обозначает канавой; края
ее поросли лопухами, бурьяном, на каменистом дне блестит полоска воды,
распространяя зловоние в сухом, знойном воздухе.
Участок, по всему судя, бесхозный. Когда-то, по-видимому, его попытались
окружить живой изгородью; сейчас от нее остались лишь пучки прутьев. Почва -
в буграх и ямах, которые поросли сорняками, какими-то пурпурными цветами,
злой крапивой, дикой коноплей. По земле ползают муравьи, травяные клопы,
прыгают кузнечики, порхают бабочки, жужжат осы. В нижней части участка,
вблизи канавы, едва заметные холмики: четыре локтя в длину, один - в ширину.
Они тоже покрыты бурьяном, в бурьяне - камешки, побольше, помельче.
Обитатели окрестных домишек - люди нездешние, они прибыли сюда, в Иерусалим,
из глухих местечек в поисках работы и пропитания. Земля тут дешевая, здесь
они и пытаются зацепиться, построить какое-никакое жилье. Поле это называют
Землей Горшечника, будто бы потому, что почва тут рыжая, глинистая, или
потому, что пустующий участок возле канавы принадлежал, говорят, какому-то
горшечнику. А некоторые утверждают: настоящее название этого места -
Акелдама, Земля Крови, потому что тут похоронены невинно убиенные. Властям
это место известно как Поле Горшечника.
Мужчины, что здесь живут, с утра уходят в город, берутся за любую работу,
трудятся носильщиками, нанимаются в батраки. Некоторые женщины тоже ходят в
Иерусалим, стирать, убираться; девушки норовят попасть прислугой в
состоятельные дома. И детишек тут много, эти целыми днями бегают, играют,
дерутся на бесхозном участке или носят воду из дальнего колодца.
- Сказывают, все это поле у одного богатого горшечника во владении было.
Потом продал он его, а себе оставил эту делянку. Глины тут, это точно,
много, а горшечнику нужна глина. Она ему нужней, чем царю золото. -
Жилистый, худой старик с морщинистым лицом добрых десять лет как покинул
родной Эммаус. - Никак по-другому не получалось, господин, пастухами мы
были, да пришли с гор разбойники, всех овец угнали, они-де борются за
свободу, им овцы по праву положены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
время пользовались большим влиянием. Саддукеи же, движимые чистым
фанатизмом, просто хотят захватить власть, которая должна обеспечить им
возможность обогащения. Обе партии сходятся лишь в одном: в ненависти к
империи; правда, ни один из лидеров этого прямо не признает, но каждый
пользуется этой ненавистью для того, чтобы привлечь народ на свою сторону.
Вышепоименованный Павел и его сторонники - не враги нам; в этом меня убедили
отчеты тысяченачальника Лисия и мои обстоятельные беседы с Павлом. И
все-таки фанатики саддукеи хотели добиться именно его осуждения, чтобы таким
способом совершить тихий переворот. Позволь я осудить последователя Иисуса -
и Анания как первосвященник-фарисей попал бы в ловушку, расставленную его
противниками; он или вынужден был бы перейти в их лагерь, или был бы
устранен. Правда, поста своего он лишился бы все равно, хотя Павла я осудить
отказался. Думаю, этот удел ожидал его в любом случае, разве что способ
устранения мог быть другим.
Подведу итог сказанному. Все это означает: саддукеи подмяли-таки власть под
себя, а поскольку народ их и до сих пор не любит, то теперь можно ждать
открытого сопротивления, что найдет выражение в бунтах и неповиновении; а
так как порядок предстоит поддерживать нам, то будет расти и ненависть к
Риму. Ситуация осложняется тем, что потесненные фарисеи захотят восстановить
свое былое влияние и, вероятно, тоже начнут подстрекать народ. Положение,
как оно мне видится, становится не просто безвыходным, но чрезвычайно
опасным; в этом со мной согласен и тысяченачальник Лисий. Нашими союзниками
могли бы стать последователи Иисуса, но они, по упомянутым выше причинам,
подвергаются преследованиям, шансов прийти к власти у них нет. В то же время
списывать их со счетов нам не следует, ибо ряды их, по имеющимся у нас
сведениям, растут и в нужный момент они могут стать нам партнерами. Я, со
своей стороны, именно поэтому уклонился от вынесения приговора Павлу и
поэтому дал ему, кроме охраны, возможность свободно встречаться со своими
единомышленниками. Кстати, поступить так мне советовал и первосвященник
Анания, когда - судя по всему, уже предчувствуя свое падение - по требованию
саддукеев прибыл с делегацией в Кесарию на упомянутое выше судебное
заседание, перед началом которого мы с ним обменялись мнениями с глазу на
глаз. Победе саддукеев он уже не в силах был помешать, но попытался хотя бы
немного сдержать их натиск. Не высказываясь определенно, он все же дал мне
понять: в интересах мира, не вступая в прямую конфронтацию с теми, кто
находится в данный момент у власти, нужно всемерно поддерживать
последователей Иисуса.
Следуя этому совету и стараясь быть предельно осмотрительным, я и в
дальнейшем, не питая особых иллюзий, буду поддерживать добрые отношения с
Синедрионом. Насколько подсказывает мне мой опыт, Агриппа, царь Иудеи, не
заинтересован в мирном разрешении конфликта: чью сторону он примет, даже
пусть на словах, зависит полностью от его прихоти, и, как я вижу, тяжкое
положение народа оставляет его равнодушным.
Можно лишь сожалеть, что события приняли такой оборот. Анании я через гонца
предложил поддержку канцелярии прокуратора, однако Синедрион прислал мне
ответ: бывший первосвященник нужды ни в чем не испытывает, Синедрион
заботится о нем должным образом; попросту говоря, его держат под домашним
арестом. Больше в создавшейся ситуации сделать ничего не могу. В
соответствии с соглашением, заключенным с царем Агриппой, я не могу наложить
вето на решение о смещении первосвященника, как не могу вмешаться и в выборы
его преемника. С Ананией как с политической фигурой мы считаться более не
можем. Что же касается вышепоименованного Павла и растущего лагеря его
приверженцев, то их стоит, и даже необходимо, принимать всерьез.
Все это я считал важным довести до твоего сведения в интересах планирования
дальнейших наших шагов. Желаю доброго здоровья.
Писано в Кесарии, в пятом году правления императора Нерона.
Акелдама
За рощей, что окружает город, лежит заросший бурьяном пустырь. Собственно,
это городская окраина: разбросанные тут и там строения образуют нечто вроде
улицы. Недостроенные дома, жилища бедноты, неопрятные одичавшие кустики,
упорные масличные деревца.
Где-то посреди пустыря - ничем не приметный участок. Он невелик, саженей
триста, может чуть больше. У дороги ширина его - саженей десять; оттуда он
покато уходит вниз. С другой стороны он ограничен обозначает канавой; края
ее поросли лопухами, бурьяном, на каменистом дне блестит полоска воды,
распространяя зловоние в сухом, знойном воздухе.
Участок, по всему судя, бесхозный. Когда-то, по-видимому, его попытались
окружить живой изгородью; сейчас от нее остались лишь пучки прутьев. Почва -
в буграх и ямах, которые поросли сорняками, какими-то пурпурными цветами,
злой крапивой, дикой коноплей. По земле ползают муравьи, травяные клопы,
прыгают кузнечики, порхают бабочки, жужжат осы. В нижней части участка,
вблизи канавы, едва заметные холмики: четыре локтя в длину, один - в ширину.
Они тоже покрыты бурьяном, в бурьяне - камешки, побольше, помельче.
Обитатели окрестных домишек - люди нездешние, они прибыли сюда, в Иерусалим,
из глухих местечек в поисках работы и пропитания. Земля тут дешевая, здесь
они и пытаются зацепиться, построить какое-никакое жилье. Поле это называют
Землей Горшечника, будто бы потому, что почва тут рыжая, глинистая, или
потому, что пустующий участок возле канавы принадлежал, говорят, какому-то
горшечнику. А некоторые утверждают: настоящее название этого места -
Акелдама, Земля Крови, потому что тут похоронены невинно убиенные. Властям
это место известно как Поле Горшечника.
Мужчины, что здесь живут, с утра уходят в город, берутся за любую работу,
трудятся носильщиками, нанимаются в батраки. Некоторые женщины тоже ходят в
Иерусалим, стирать, убираться; девушки норовят попасть прислугой в
состоятельные дома. И детишек тут много, эти целыми днями бегают, играют,
дерутся на бесхозном участке или носят воду из дальнего колодца.
- Сказывают, все это поле у одного богатого горшечника во владении было.
Потом продал он его, а себе оставил эту делянку. Глины тут, это точно,
много, а горшечнику нужна глина. Она ему нужней, чем царю золото. -
Жилистый, худой старик с морщинистым лицом добрых десять лет как покинул
родной Эммаус. - Никак по-другому не получалось, господин, пастухами мы
были, да пришли с гор разбойники, всех овец угнали, они-де борются за
свободу, им овцы по праву положены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40