Когда вы с ней поженитесь?
Не знаю. – Я потыкал рыбу на тарелке. Саймон свою просто игнорировал. – Как ты мне предлагаешь начать проверять Анастасию?
– Просто появись там. Она всегда дома.
– Ей это не покажется странным?
– Кто она такая, чтобы судить? Она тобой восхищается. Говорит о тебе, думает, что ты способен ее понять. Не знаю почему.
– Я не могу появиться просто так. – Я покраснел. – Я не знаю, что сказать.
– Я же тебя не на свидание посылаю. Просто хочу, чтобы ты поговорил с ней, увидел, что у нее все в порядке. Узнал, о чем она пишет, и убедился, что это хорошо. Ей нужна мотивация. Я купил ей всяких офисных штук, а она, по-моему, их до сих пор не распаковала. Я одолжил ей свой кабинет, а она только и делает, что читает. Повсюду разбрасывает книги, как избалованный ребенок. – Он отпил «Пеллегрино». – Вот что ты сделаешь, – сказал он. Достал из портфеля и передал мне книгу. – Отнесешь ей это.
– Зачем мне… история катания на лыжах в Швейцарии?
– Она просила меня забрать ее из библиотеки. Попозже зайдешь и скажешь, что я попросил тебя закинуть ей книгу по дороге в… куда ты там ходишь, когда не сидишь дома. А потом останешься и выпьешь чаю. Я покупаю ей лапсанг сушонг. – Он поставил портфель. – Ты справишься, Джонатон. Я наблюдал вас вместе. Вы оба с одной планеты свалились.
– Может, мне сначала позвонить?
– Она дома. Никогда не выходит из квартиры. И к тому же редко отвечает на звонки, если, конечно, звоню не я.
– Позвони тогда сам.
– Тогда не будет элемента неожиданности. Не хочу, чтоб она подумала, будто ею манипулируют.
– Ею не манипулируют.
– Верно. Не манипулируют. – Помощник официанта унес наши тарелки с нетронутой рыбой, вполне пригодной для подачи следующим клиентам. – Просто веди себя как обычно. Наверняка даже ты знаешь, как это делается.
Дверь в подъезд Саймона была подперта и оставлена открытой, чтобы упростить доставку антикварных стенных панелей для реконструкции третьего этажа. Я вызвал лифт, обитый войлоком для защиты дубовых панелей от грубых манер плотников и электриков, и поехал на двадцать первый этаж. Он был предпоследним, как и все остальное в жизни Саймона, не считая Анастасии (у него действительно был пунктик всегда обладать «номером два» – будь то этаж в здании, модель машины или класс бриллианта на обручальном кольце жены, – он утверждал, что это вопрос честолюбия, но я думаю, дело скорее в доминировании). Я постучал, чтобы мне открыли. Перед собой я держал «Краткую историю лыжного спорта в Швейцарии, издание второе», чтобы Анастасия сразу увидела, зачем я пришел. Честно говоря, я сомневался, что моего владения речью будет достаточно. Что я мог сказать? В последний раз я видел Стэси – не считая изображений по телевизору, в газетах и журналах – в день ее свадьбы, когда с ней танцевал, – два пьяных тела покачивались на волнах никому не слышной музыки, разделяемые, разделенные Мишель, которой хотелось еще раз повальсировать с подругой в память о старых временах, пока все не изменилось. Но все изменилось, и вот я стоял здесь – ничтожная причина, которую скоро навестит ее величайшее последствие. Даже если бы я не знал, что произойдет, все равно прекрасно запомнил бы странную амнезию, не покидавшую меня всю дорогу после ланча с Саймоном до двери Анастасии: я представлял себе Анастасию только вблизи, как во время танца. Я помнил ощущение плоти, запах пота на шее. Было такое чувство, что я не узнал бы ее на первой странице «Таймc», но узнал бы в темноте в постели. Отчасти то была проекция физического влечения, сексуально обрубленного этим смехотворным браком, но не только. Мне казалось, даже постучать в дверь Анастасии интимнее, чем трахнуть мою невесту.
Она не отвечала. Но, повернув ручку, я обнаружил, что дверь открыта. Пожалуй, я оставлю ей книгу в прихожей, и все. Просто положу… и немножко осмотрюсь, гляну, как она с ним живет. Просто загляну в…
А, это ты, – сказала она, и ее спокойствие при виде меня было обратно пропорционально моему шоку. Она отложила книгу на большой пустой стол, за которым сидела.
Замок на двери… я из библиотеки… – Где же книга? Я уже оставил ее в?… Я проверил карманы, устроил шоу, несколько затянувшееся – на моем пиджаке было много карманов, – но не настолько, чтобы успеть прийти в себя.
Она закурила. Улыбнулась мне и сказала:
– Я так рада тебя видеть.
– Но я не просто так пришел, – возразил я.
– Тебя, конечно, прислала Мишель. Все нормально. Она хороший друг. Она мне рассказывала…
– Мишель здесь?
– Была до тебя.
– Когда? Она ушла?
– Так тебя прислала не она? Ты сам ко мне сюда пришел? Я так и знала! Я приготовлю тебе чай. – Она усадила меня на диван, где Мишель успела расчистить место. И вышла.
Я уже пытался описать, как она выглядела в тот день, включая ее одежду, но должен упомянуть здесь, что ни слова из написанного мною не проистекало из моих воспоминаний; очевидно, то, какой она тогда была, как была одета и как вела себя, казалось мне настолько естественным, что отнимало не больше внимания, чем вид моей собственной руки, движущейся по странице, когда я писал романы. Она так походила на образ, который я всегда воображал, что детали внешности не производили на меня никакого впечатления. Я не хочу сказать, что желал ее меньше, чем тогда, танцуя на ее свадьбе. Я желал ее намного больше.
Я подошел к столу. Сел, где сидела она. Открыл книгу, начал читать ее прозу. Я углубился в повествование, и все бы текло своим чередом, не остановись мой взгляд на странной пометке на полях: прообраз – Хедли X.?
Конечно, я узнал почерк Анастасии – она подписывала мне «Как пали сильные», роман доставили через «Пигмалион», пока она была за границей. Но когда я несколько раз перечитывал книгу в поисках ее автора, меня не слишком волновали литературные предшественники. Что бы это ни значило, заметка в ее личной книге оказалась познавательной: героиня «Как пали сильные» по имени Кэсси, в которой я улавливал так много от Анастасии, обладала отнюдь не мимолетным сходством с Хедли Хемингуэй, первой женой Эрнеста. Я знал, что Анастасия специализировалась на Хемингуэе, и в том, что она выбрала такую личность, как Хедли, и использовала ее в своем романе, был определенный смысл. Нелогичным казался вопросительный знак, поставленный Анастасией в конце примечания. Разве она не знала, что прообразом Кэсси была Хедли? Или она до того углубилась в свою новую работу, что читала прошлую книгу как чужую? Не могла читать ее как свою? Я пролистал дальше. Все ее пометки на полях были написаны будто кем-то посторонним, а не исходили изнутри (в отличие, скажем, от тех замечаний, что делал я сам, перечитывая собственные романы). Изучая работу, которую она проделала со своей книгой, я понял, что из нее вышел бы прекрасный ученый, выбери она такую карьеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Не знаю. – Я потыкал рыбу на тарелке. Саймон свою просто игнорировал. – Как ты мне предлагаешь начать проверять Анастасию?
– Просто появись там. Она всегда дома.
– Ей это не покажется странным?
– Кто она такая, чтобы судить? Она тобой восхищается. Говорит о тебе, думает, что ты способен ее понять. Не знаю почему.
– Я не могу появиться просто так. – Я покраснел. – Я не знаю, что сказать.
– Я же тебя не на свидание посылаю. Просто хочу, чтобы ты поговорил с ней, увидел, что у нее все в порядке. Узнал, о чем она пишет, и убедился, что это хорошо. Ей нужна мотивация. Я купил ей всяких офисных штук, а она, по-моему, их до сих пор не распаковала. Я одолжил ей свой кабинет, а она только и делает, что читает. Повсюду разбрасывает книги, как избалованный ребенок. – Он отпил «Пеллегрино». – Вот что ты сделаешь, – сказал он. Достал из портфеля и передал мне книгу. – Отнесешь ей это.
– Зачем мне… история катания на лыжах в Швейцарии?
– Она просила меня забрать ее из библиотеки. Попозже зайдешь и скажешь, что я попросил тебя закинуть ей книгу по дороге в… куда ты там ходишь, когда не сидишь дома. А потом останешься и выпьешь чаю. Я покупаю ей лапсанг сушонг. – Он поставил портфель. – Ты справишься, Джонатон. Я наблюдал вас вместе. Вы оба с одной планеты свалились.
– Может, мне сначала позвонить?
– Она дома. Никогда не выходит из квартиры. И к тому же редко отвечает на звонки, если, конечно, звоню не я.
– Позвони тогда сам.
– Тогда не будет элемента неожиданности. Не хочу, чтоб она подумала, будто ею манипулируют.
– Ею не манипулируют.
– Верно. Не манипулируют. – Помощник официанта унес наши тарелки с нетронутой рыбой, вполне пригодной для подачи следующим клиентам. – Просто веди себя как обычно. Наверняка даже ты знаешь, как это делается.
Дверь в подъезд Саймона была подперта и оставлена открытой, чтобы упростить доставку антикварных стенных панелей для реконструкции третьего этажа. Я вызвал лифт, обитый войлоком для защиты дубовых панелей от грубых манер плотников и электриков, и поехал на двадцать первый этаж. Он был предпоследним, как и все остальное в жизни Саймона, не считая Анастасии (у него действительно был пунктик всегда обладать «номером два» – будь то этаж в здании, модель машины или класс бриллианта на обручальном кольце жены, – он утверждал, что это вопрос честолюбия, но я думаю, дело скорее в доминировании). Я постучал, чтобы мне открыли. Перед собой я держал «Краткую историю лыжного спорта в Швейцарии, издание второе», чтобы Анастасия сразу увидела, зачем я пришел. Честно говоря, я сомневался, что моего владения речью будет достаточно. Что я мог сказать? В последний раз я видел Стэси – не считая изображений по телевизору, в газетах и журналах – в день ее свадьбы, когда с ней танцевал, – два пьяных тела покачивались на волнах никому не слышной музыки, разделяемые, разделенные Мишель, которой хотелось еще раз повальсировать с подругой в память о старых временах, пока все не изменилось. Но все изменилось, и вот я стоял здесь – ничтожная причина, которую скоро навестит ее величайшее последствие. Даже если бы я не знал, что произойдет, все равно прекрасно запомнил бы странную амнезию, не покидавшую меня всю дорогу после ланча с Саймоном до двери Анастасии: я представлял себе Анастасию только вблизи, как во время танца. Я помнил ощущение плоти, запах пота на шее. Было такое чувство, что я не узнал бы ее на первой странице «Таймc», но узнал бы в темноте в постели. Отчасти то была проекция физического влечения, сексуально обрубленного этим смехотворным браком, но не только. Мне казалось, даже постучать в дверь Анастасии интимнее, чем трахнуть мою невесту.
Она не отвечала. Но, повернув ручку, я обнаружил, что дверь открыта. Пожалуй, я оставлю ей книгу в прихожей, и все. Просто положу… и немножко осмотрюсь, гляну, как она с ним живет. Просто загляну в…
А, это ты, – сказала она, и ее спокойствие при виде меня было обратно пропорционально моему шоку. Она отложила книгу на большой пустой стол, за которым сидела.
Замок на двери… я из библиотеки… – Где же книга? Я уже оставил ее в?… Я проверил карманы, устроил шоу, несколько затянувшееся – на моем пиджаке было много карманов, – но не настолько, чтобы успеть прийти в себя.
Она закурила. Улыбнулась мне и сказала:
– Я так рада тебя видеть.
– Но я не просто так пришел, – возразил я.
– Тебя, конечно, прислала Мишель. Все нормально. Она хороший друг. Она мне рассказывала…
– Мишель здесь?
– Была до тебя.
– Когда? Она ушла?
– Так тебя прислала не она? Ты сам ко мне сюда пришел? Я так и знала! Я приготовлю тебе чай. – Она усадила меня на диван, где Мишель успела расчистить место. И вышла.
Я уже пытался описать, как она выглядела в тот день, включая ее одежду, но должен упомянуть здесь, что ни слова из написанного мною не проистекало из моих воспоминаний; очевидно, то, какой она тогда была, как была одета и как вела себя, казалось мне настолько естественным, что отнимало не больше внимания, чем вид моей собственной руки, движущейся по странице, когда я писал романы. Она так походила на образ, который я всегда воображал, что детали внешности не производили на меня никакого впечатления. Я не хочу сказать, что желал ее меньше, чем тогда, танцуя на ее свадьбе. Я желал ее намного больше.
Я подошел к столу. Сел, где сидела она. Открыл книгу, начал читать ее прозу. Я углубился в повествование, и все бы текло своим чередом, не остановись мой взгляд на странной пометке на полях: прообраз – Хедли X.?
Конечно, я узнал почерк Анастасии – она подписывала мне «Как пали сильные», роман доставили через «Пигмалион», пока она была за границей. Но когда я несколько раз перечитывал книгу в поисках ее автора, меня не слишком волновали литературные предшественники. Что бы это ни значило, заметка в ее личной книге оказалась познавательной: героиня «Как пали сильные» по имени Кэсси, в которой я улавливал так много от Анастасии, обладала отнюдь не мимолетным сходством с Хедли Хемингуэй, первой женой Эрнеста. Я знал, что Анастасия специализировалась на Хемингуэе, и в том, что она выбрала такую личность, как Хедли, и использовала ее в своем романе, был определенный смысл. Нелогичным казался вопросительный знак, поставленный Анастасией в конце примечания. Разве она не знала, что прообразом Кэсси была Хедли? Или она до того углубилась в свою новую работу, что читала прошлую книгу как чужую? Не могла читать ее как свою? Я пролистал дальше. Все ее пометки на полях были написаны будто кем-то посторонним, а не исходили изнутри (в отличие, скажем, от тех замечаний, что делал я сам, перечитывая собственные романы). Изучая работу, которую она проделала со своей книгой, я понял, что из нее вышел бы прекрасный ученый, выбери она такую карьеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86