– Ты же ей не веришь, да?
– Кому не верю?
– Стэси, кому еще? Ты ведь не думаешь, что она и вправду сочинила целый роман? Просто за все годы, что я ее знаю, она ни разу даже не написала мне по электронной почте.
– Я тоже ни разу не писал тебе по электронной почте, – напомнил я. Взял самую большую сумку, которой едва хватило бы на выглаженный костюм. Мишель всегда так путешествовала. – Есть хочешь?
– Я брала с собой еду в самолет, милый. – Она поцеловала меня в щеку. – И давай серьезно. Почему Стэси говорит всем, что пишет роман?
– Вероятно, потому, что она его пишет.
– То есть ты считаешь, что она писатель.
– Я сказал у Кики…
– Не могу поверить, что ты читал его без меня.
– Я не знал, кто автор. Саймон дал его мне и автора не назвал.
– Но на всякий случай…
– Ты была на работе.
– Стэси моя подруга.
– Тогда почему ты говоришь о ней со мной?
– Она мне не перезванивает.
– Я не виноват.
– А что, если автор все же не она? Вдруг это все – одна большая ошибка? Анастасия исследователь. Она сама так говорила все время, что мы с ней знакомы. Она все делала только ради ученой карьеры – даже с этим Тони Сьенной спала. А теперь есть Саймон, и она пишет роман. Я не понимаю, Джонатон. Как ей это удается? Мне кажется, я ее совсем не знаю.
– Люди меняются.
– Нет, не меняются. Я не меняюсь. Ты не меняешься. С тех пор, как я тебя встретила, ты все такой же и всегда таким останешься. Я могу это принять. Но для Стэси быть притчей во языцех, быть писательницей Анастасией Лоуренс – это как надеть маскарадный костюм. И для кого? Для Саймона Шмальца?
– Ты сама помогала ей подобрать этот костюм. Ты ходила с ней по магазинам.
– Одно дело – начать одеваться по-взрослому, и совсем другое – написать роман.
– Вряд ли. Так или иначе, дело просто в фантазии.
– Тебе легко говорить. Ты уже написал роман, даже два. А я нет. Я работала. А теперь вдруг Анастасия становится автором целой книги, ничего мне не сказав. Почему? Потому что она считает, что у Саймона есть шарм…
– Ты никогда не хотела написать роман.
– Может, теперь хочу.
– Значит, ты изменилась.
– Ты не понял меня, Джонатон. – Мишель прожигала меня взглядом. Мы остановились. Мы стояли перед прилавком, где лежал дрожжевой хлеб – разной формы, для любой ручной клади. Туристы обходили нас стороной. Покупали хлеб в других местах или обходились без него, и даже продавец не осмеливался прерывать наш разговор своими грубыми сан-францисскими шуточками.
– Я просто хочу сказать, Мишель…
– Я не завидую Стэси. Это Стэси мне завидует.
– С какой стати ей тебе завидовать?
– Она тебе нравится больше.
– Я этого не говорил.
– Она пишет лучше.
– Она пишет лучше меня.
– Это несложно – ты вообще больше не пишешь.
– Я пишу предложение…
– …а она, на минуточку, – целую книгу. Когда она умудряется над ней работать? Вот я чего не понимаю. И зачем скрывать это от лучшей подруги?
– Целыми днями сидя в библиотеке?
– И что? Она взяла карандаш и начала: «Когда-то давным-давно жили-были…»?
– Вообще-то она печатала на компьютере.
– А должна была изучать английскую литературу.
– С такой прозой, как у нее, – не должна. Ей это просто не нужно.
– Почему ты никогда не можешь встать на мою сторону?
– Какие тут могут быть стороны? Если Анастасия…
– Да блядь, ее зовут Стэси! – Мишель взяла с прилавка булку. – Стэси – студентка. Она читает романы. Она их не пишет. – Мишель мяла хлеб. Драла его на куски. – Ее зовут Стэси. Она, твою мать, моя лучшая подруга.
– Говорю же, люди меняются. – Я забрал у нее булку, заплатил и положил в сумку. Повел Мишель к машине.
– Если люди меняются, – сказала она, цепляясь за меня, после того как я усадил ее в машину, – куда деваются те, кем они были?
Столько перемен. Кто знает, в каком порядке? Никакого порядка. Ничего как раньше, никогда снова.
Мишель, это я, Анастасия.
Где ты? Как дела? Почему?…
Прошу тебя.
Стэси? Алло?
Саймон, это я, Жанель.
Где ты? Как дела? Почему?…
Дело сделано.
Каким образом?
С каких пор это тебя волнует?
Сейчас все иначе.
Да. Больше денег. Но это забавный бизнес. Я так понимаю, за все наши усилия нам причитается всего пятнадцать процентов.
Ты не о том.
Хотелось бы понять, о чем ты.
Это может быть выгодно и для нас. Для нашего дела.
Я знаю, Саймон. Потому этим и занимаюсь.
Редактор, с которым ты встречалась, не должен звонить Анастасии. Ну, мы же не хотим, чтобы…
Фредди дал мне слово. Теперь ты поклянись, что…
Что?
Что не будешь делать глупостей.
Глупостей?
Анастасия будет очень богатой девушкой, но только если им понравится вся книга. Если остаток рукописи окажется хуже, сделка будет расторгнута.
Ты выбила контракт на миллион.
Только если им понравится роман целиком, Саймон. Ты уже получил от нее остаток?
Анастасия – писатель. На такие вещи нужно время.
Я обещала Фредди месяц.
Я не могу…
Меня не волнует, зачем она тебе, Саймон. Твой вкус для меня непостижим, но формально ты приемлемый холостяк, и не мне об этом судить. Тем не менее обещай мне – как своему партнеру, своему деловому партнеру, – что не будешь… не будешь… не будешь делать глупостей, пока все окончательно не утрясется. Мы не можем себе этого позволить, Саймон. Мы не можем допустить, чтобы все пошло прахом из-за того, что эта девочка не сможет писать или вообще раскиснет из-за… из-за…
А если она скажет нет?
По поводу сроков?
По поводу меня.
Ты же на самом деле не думаешь…
Может, до того как она закончит, найдется кто-нибудь получше. Получше для нее.
Она обычная, Саймон, очередная твоя находка. Ты очарован только потому, что она изо всех сил пытается быть твоим типажом.
Мне нравится ее собственная одежда. Не придирайся.
Отлично. Я не буду к этой шлюшке придираться. Но ты должен обещать.
Что обещать?
Обещать, что не дашь опутать себя юридически, связать себя финансово, пока она не подтвердит все, на что претендует. Подожди, пока не получишь всю рукопись.
Обещать?
Обещать.
Хорошо, я обещаю.
XVI
Как бы то ни было, после этого он хотел ее постоянно. Каждую ночь – свидание. Она бросила библиотеку. Пропускала занятия. Но ей не хватало одежды и даже денег, чтобы расплатиться с Мишель за несколько приличных костюмов. Анастасия не могла появляться на людях в таком виде. Она даже ничего не видела без нелепых старых очков, которые теперь почти не носила. Она ушла домой.
– Мне нужно кое-что уладить, – сказала она Саймону. – Пожалуйста, пойми.
Он ждал. Не показывался в галерее. Галерея означала Жанель, а Жанель означала битву, которая, поскольку оба они были безнадежно правы, означала бесцельную и чрезмерную трату энергии. К тому же это отпугивало клиентов. Поэтому Саймон просто сидел дома. Ждал Анастасию.
Жанель тоже ждала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86