На сей раз, однако, он не сделал ни того, ни другого. Когда дети ворвались в комнату со своим неотложным вопросом, он как раз разговаривал с мистером Бекманом и даже отдаленно не подозревал о замышляемом ими заговоре.
– Сколько мы пробудем в Порт-Саиде, папа? – задала вопрос Джинкс, напустив на себя самый невинный вид, на какой была способна.
– Пока не починят лопасть. – Отец не поднял глаз от стола; мысленно он был еще с мистером Бекманом.
– А сколько это займет времени? – вступила в разговор Лиззи, прошествовав к столу. – О, карты, – добавила она, – просто обожаю карты. Можно мне присесть с тобой, папа? – продолжала она до того елейным тоном, что в нем впору было увязнуть летавшим по кабинету мухам. Джинкс и Поль обменялись за спиной сестры гримасой отвращения.
– Не знаю, радость моя. – Их отец не вполне отдавал себе отчет в факте присутствия детей в кабинете, и тем более в причине этого присутствия. – Думаю, недели две.
– А как насчет наших уроков? – промямлил Поль, как будто этот вопрос только что пришел ему в голову.
– Уроков?
– Да, папа, наших уроков. Тех, что мы должны каждый день проходить с кузеном Уитни. Наших «занятий». – Джинкс скривилась в гримасе; больше всего на свете она ненавидела упражнения по арифметике.
– Ну, дети… Вы пришли сюда, чтобы отрывать меня от дел подобной ерундой? – На секунду и Лиззи, и Джинкс, и Полю подумалось, что отец вот-вот разгневается. Помолчав, он заговорил шутливым тоном: – Вы знаете правило. Уроки на море. Когда вы в порту, уроков нет.
Тогда-то Поля и осенило неожиданное вдохновение:
– А разве Порт-Саид – не порт? – спросил он, и все трое затаили дыхание, ошеломленные неслыханной дерзостью вопроса.
– Порт-Саид? Можно ли считать его портом?.. А, я вижу, к чему вы клоните… Ну и негодники же вы!
Да, мистер Поль, он действительно считается портом… и, следовательно, ни вы, ни двое ваших сообщников не обязаны ударить палец о палец, пока здесь находитесь! – Комнату огласил хохот отца, звучный и счастливый. – Ну, ваша взяла, – заключил он. – Никаких занятий, пока опять не выйдем в море.
Задохнувшись от радости, Джинкс и Поль вылетели из кабинета. Лиззи была не в меньшем восторге, но она дала зарок ни при каких обстоятельствах не пускаться в пляс, словно дикий индеец, и потому медленно выплыла в коридор, где ее тотчас обхватили возбужденные, потные руки младшей сестры.
– Никаких занятий, Лиз! Подумай только! Все время, что мы пробудем в Порт-Саиде! Две недели, а может, и дольше!
– Очень приятно, я думаю, – Лиззи прикрыла ладошкой рот, чтобы подавить легкий зевок, соответствующий ее представлению о «взрослой» манере поведения.
– Никаких занятий! – радостно завопили ее брат и сестра, и их бурное, бьющее изнутри возбуждение заглушило слова, произносимые по ту сторону двери: неодобрительную реплику мистера Бекмана и раздраженный ответ их отца. Всем троим было хорошо известно, что такие интонации появляются в его голосе, когда что-то действительно не так, и они обменялись недоумевающими взглядами, будучи убеждены, что на этот раз и они сами, и их отец, находясь в тайном союзе друг с другом, одержали верх в какой-то непонятной, но важной игре.
В номере Юджинии было душно. Морской ветерок проникал в него лишь сквозь узкие щели в плотно задернутых тяжелых шторах, воздух в комнате был влажен и зноен, как морская вода, застоявшаяся после отлива на каменистом берегу. Солью и удушливым зноем в номере, казалось, было пропитано все: простыни, скомканная москитная сетка, кровать, даже ее волосы.
И все-таки она была так счастлива! Подвинувшись на подушке, она окинула взглядом комнату. Там, где сквозь шторы в нее проникали солнечные лучи, отделанные кафелем стены вспыхивали, как огонь. Юджинии вспомнилось, как фермеры поджигали осеннюю землю. Языки пламени подымались вверх неровно и волнообразно, и в те далекие времена ей казалось, что склонившиеся над пылающей землей фермеры выглядели самыми счастливыми на свете людьми. Казалось, они ступают по огню.
Все остальное в номере Юджинии, на третьем этаже отеля «Бельвиль», было синим. Синим от дверных штор, синим от подступавшего к отелю моря, синим от мерцавшего на потолке затейливого узора. Это была пещера на дне океана. Обитель Нептуна. Дворец, где обитают русалки, нимфы и морские боги. Вот все, что ей дано знать от рождения. Повернувшись, Юджиния повлекла за собой гриву своих волнистых волос над смятой постелью.
– Джеймс, ты не спишь? – спросила она.
– Нет.
– Я тоже.
– Еще секунда, Юджиния, и я бы догадался. Или еще одно твое слово. – Браун рассмеялся и приподнялся на локте. – Обычно это самый верный симптом, что ты не спишь. Когда разговариваешь.
– О, какой ты гадкий! – Голос Юджинии таял от восхищения. – Ты просто обожаешь дразнить меня, не правда ли? – Она бросила подушку ему на грудь.
– Это потому, что тебя…
– Так легко спровоцировать. Я знаю. – Юджиния рассмеялась и села.
Они смотрели друг на друга поверх скомкавшихся горой простыней. Его лицо и тело были в тени, но она ясно различала его силуэт: когда он двигался, двигалась и его тень. Вытянув руку, Юджиния прикоснулась к его щеке.
– Сколько времени мы здесь? – спросила она.
– Два или три часа. Не знаю точно.
– Нет, я говорю о днях. В этом городе.
– Пожалуй, пять. А может, шесть… или семь… Я потерял счет времени. – Лейтенант Браун внезапно осознал, насколько соответствует истине только что сказанное. И дело было не в одном лишь времени; Браун знал, что предал забвению нечто более важное, нежели счет дням и часам.
– Все, о чем я думаю, это когда могу побыть с тобой, – ответил он, сомкнув свои руки с ее руками и пытаясь отогнать от себя предостерегающий внутренний голос. «Надо встать и уходить», – шептал ему этот голос. Но он не уходил.
– Обожаю все, что ты говоришь, Джеймс, – откликнулась Юджиния. – И все, что ты делаешь. – Затем поцеловала его в лоб и в глаза, придвинувшись к нему головой так близко, что, казалось, скрыла его от окружающего мира.
– Все? – рассмеялся он, когда ее голос растворился в подушках.
– О, какой же ты гадкий! – Тело Юджинии распростерлось над ним. – Я хотела сказать, что… – Все остальное растаяло в шелесте простыней, скрипе кроватных пружин и безудержном движении объятых радостной страстью тел. «Я бесконечно счастлива, – думала Юджиния. – Я переполнена любовью».
* * *
С удовольствием пообщавшись с детьми, Джордж продолжил путь во владения Джонатана Клайва. Путь в его контору нравился ему не меньше, нежели само пребывание в ней. В кабинете немедленно появлялся на столе ароматный чай, а новая жестяная коробка с бисквитами «Уокер» раскрывалась с таким же священнодействием, будто это была чаша Грааля.
«Традиции надо блюсти, мистер Экстельм», – изрекал Джонатан Клайв и степенно помешивал чай в чайнике, пока его темное содержимое не достигало такой степени готовности, что его можно было разлить по чашкам сквозь видавшее виды, но сверкающее чистотой горлышко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175