И я знаю, что для нее лучше.
После всего этого произошел небольшой инцидент с дрессированной обезьянкой. Жалкое существо с белой мордочкой, привязанное на цепи, делало сальто-мортале, и дети нашли ее, пока носились по базару. Хозяин обезьянки видел, когда перед ним щедрый клиент, и убеждал несчастную крутиться еще быстрее. Добивался он этого с помощью маленькой, но очень остро отточенной палочки, которую, будучи человеком сообразительным и хорошо разбирающимся в человеческих эмоциях, научился пускать в ход незаметно для зрителей.
Обезьянка прыгала вперед-назад, все быстрее и быстрее, и ошейник на ее жалкой шейке начал покрываться пятнами крови. Дети смеялись, хозяин обезьянки подначивал их, как настраивали их и шум вокруг, и пыль, и непонятные им запахи. Кто-то, кланяясь и угодливо осклабившись, насыпал им орехов в корице, сунул в руки палочку хозяина обезьянки. Совсем как Панч и Джуди или притворные драки клоунов в цирке.
Здесь-то Юджиния и нашла детей. Она не стала раздумывать, какими жестокими сделались ее дети. Не стала им выговаривать: «Что вы делаете? Эта бедняжка совсем, как вы», потому что внезапно поняла, что ее семья просто захвачена общим ажиотажем и ведет себя как околдованная, и она протянула руку, чтобы разбить чары этого колдовства.
Она хотела взять обезьянку на руки, ей хотелось показать Полю, Лиззи и Джинкс, как больно малышке, напомнить им, что они добрые и отзывчивые души, но обезьянка не поняла ее намерения. Она видела только, как к ней протягиваются две решительные руки, увидела рукава кофточки, перчатки и прыгнула, чтобы вцепиться в страшную руку, подписав тем самым свой смертный приговор.
Какой шум и гам поднялся вокруг! Весь базар разразился ругательствами и угрозами! Лавочники вопили, что «грязные фигляры с вонючими зверями испортили им бизнес», от них отбрехивались заклинатели змей, поводырь облысевшего медведя в наморднике и продавцы птиц в ящичках.
– Ничего со мной не случилось, – пыталась перекричать весь этот гвалт Юджиния. – Правда, правда. Все в порядке! Я же в перчатках. Она не прокусила кожу… – Она принялась стаскивать перчатку с руки, чтобы все видели, что укуса нет, что нет причины свертывать торговлю, что все могут вернуться к своим занятиям. – …Я сама виновата…
Но обезьянку уже задушил жирный торговец с бешеными глазами, и ее хозяин, валяясь в орошенной кровью пыли, в отчаянии вопил и стенал, а обнаженная рука Юджинии, ее белоснежные пальцы только подлили масла в огонь, и толпа стала неистовствовать еще больше. Ранили леди, жену щедрого и почтенного господина!
Положение спас Джордж. Он стал раздавать направо-налево монеты, совал их во все протянутые руки, словно это были не деньги, а облатки причастия.
– Все, занавес опущен! – гремел его голос. – Сегодня здесь больше нечего смотреть!
В это время мистер Сурави отыскивал пострадавших и вручал им богатую компенсацию.
Когда все было уже позади, Джордж посмотрел на жену.
– Не понимаю, зачем тебе делать такие вещи! – проговорил он, глядя на нее так, словно выбирая, с какого преступления начинать. – Здесь, знаешь ли, не Реттингхаус-сквер. Здесь нельзя слоняться куда глаза глядят, вмешиваться в чужие жизни и вообще делать, что тебе вздумается.
Он по-настоящему рассердился, даже дети, увидев это, притихли.
Но в конечном итоге мир и согласие восстановились, и путешествие в Кайруан началось в полном блеске. Такой кортеж вряд ли мог быть даже у паши. Каждый имел своего верблюда для верховой езды, запасных верблюдов на случай, если найдутся хромые (как будто их погонщики могли допустить такое); для слабых животом приготовили ишаков или мулов, а для тех, кто хотел немножко размять кости, – арабских скакунов («отличные лошади, очень быстрые, эфенди»). Джордж взобрался на самого высокого верблюда и с высоты его горба позировал доктору Дюплесси. Он небрежно накинул на голову арабский платок и потребовал, чтобы у передних ног его исполинского животного встали в напряженной позе два погонщика, потом он раскинул широко руки, будто решил обнять не только всю собравшуюся для такого случая толпу, но и вообще весь мир. Великий Джордж Экстельм на вершине мира.
– Искатель приключений! – кричал он. – Ты как думаешь, Джини? Или исследователь старых времен?
– Да, Джордж. – Ее ответ потонул в складках вуали, которая укрывала ее от солнца. Ее маленькая арабская кобылка нервно перебирала ногами, с нетерпением рвалась с места. Юджиния давно не ездила на лошади, ее дамское седло не совсем ей подходило, но, попробовав, как слушается лошадь, она успокоилась и выбросила из головы всякие сомнения.
– Ничего не слышу, дорогая! – крикнул ей сверху Джордж. Он решил снова стать великодушным; теперь, когда все идет так хорошо, без сучка и задоринки, он мог себе это позволить. Джордж подумал, как же это здорово, что с ними нет Бекмана. «Получаются самые настоящие каникулы, – сказал он себе. – Как у школьника».
– Как хорошо быть предоставленными самим себе, а, Джини? – произнес Джордж. – Вырваться из-под черного глаза… И кто знает, что с нами может произойти без этого надзора…
Но Юджиния не только пропустила мимо ушей слова мужа, но и не обратила внимания на многозначительный намек, содержавшийся в них.
– Еще одно фото, как могучего воина, мистер Экстельм! – перекрывая ворчание верблюдов и высокие голоса погонщиков, крикнул доктор Дюплесси.
– И нас тоже, доктор! – завизжали Джинкс, Поль и Лиззи.
– Ну конечно, какой разговор! Всех в их нарядах и на избранных ими средствах передвижения! Поль, не коси так глазами!… Джинкс, дорогая моя юная леди, вы можете сидеть спокойно?
– Густав! Густав! – запричитала миссис Дюплесси. – Я не могу сесть.
Миссис Дюплесси и в самом деле попала в трудное положение. Даже при том условии, что верблюд покорно согнул ноги и присел к земле как только мог ниже, чтобы леди могла вскарабкаться на него, этого оказалось совершенно недостаточно, поскольку оба погонщика решили, что больше ничего не нужно, и получилось, что верблюд начал медленно подниматься на ноги в то время, как правая нога миссис Дюплесси еще не обрела опоры и болталась в воздухе. Верблюд поднимался рывками, медленно и неуклюже, и с каждым рывком миссис Дюплесси все больше удалялась от земли. Ее нога судорожно моталась сбоку верблюда, юбки и необъятное тело содрогались, миссис Дюплесси охватила паника. Она походила на полунаброшенное на постель покрывало, пытаясь зацепиться. На мгновение показалось, что ей это удалось, но потом она стала неуклонно сползать на землю.
– Густав, помоги!
Доктор Дюплесси повернулся к ней, не расставаясь со своим фотоаппаратом, тренога накренилась, но он вовремя подхватил ее, и она не упала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
После всего этого произошел небольшой инцидент с дрессированной обезьянкой. Жалкое существо с белой мордочкой, привязанное на цепи, делало сальто-мортале, и дети нашли ее, пока носились по базару. Хозяин обезьянки видел, когда перед ним щедрый клиент, и убеждал несчастную крутиться еще быстрее. Добивался он этого с помощью маленькой, но очень остро отточенной палочки, которую, будучи человеком сообразительным и хорошо разбирающимся в человеческих эмоциях, научился пускать в ход незаметно для зрителей.
Обезьянка прыгала вперед-назад, все быстрее и быстрее, и ошейник на ее жалкой шейке начал покрываться пятнами крови. Дети смеялись, хозяин обезьянки подначивал их, как настраивали их и шум вокруг, и пыль, и непонятные им запахи. Кто-то, кланяясь и угодливо осклабившись, насыпал им орехов в корице, сунул в руки палочку хозяина обезьянки. Совсем как Панч и Джуди или притворные драки клоунов в цирке.
Здесь-то Юджиния и нашла детей. Она не стала раздумывать, какими жестокими сделались ее дети. Не стала им выговаривать: «Что вы делаете? Эта бедняжка совсем, как вы», потому что внезапно поняла, что ее семья просто захвачена общим ажиотажем и ведет себя как околдованная, и она протянула руку, чтобы разбить чары этого колдовства.
Она хотела взять обезьянку на руки, ей хотелось показать Полю, Лиззи и Джинкс, как больно малышке, напомнить им, что они добрые и отзывчивые души, но обезьянка не поняла ее намерения. Она видела только, как к ней протягиваются две решительные руки, увидела рукава кофточки, перчатки и прыгнула, чтобы вцепиться в страшную руку, подписав тем самым свой смертный приговор.
Какой шум и гам поднялся вокруг! Весь базар разразился ругательствами и угрозами! Лавочники вопили, что «грязные фигляры с вонючими зверями испортили им бизнес», от них отбрехивались заклинатели змей, поводырь облысевшего медведя в наморднике и продавцы птиц в ящичках.
– Ничего со мной не случилось, – пыталась перекричать весь этот гвалт Юджиния. – Правда, правда. Все в порядке! Я же в перчатках. Она не прокусила кожу… – Она принялась стаскивать перчатку с руки, чтобы все видели, что укуса нет, что нет причины свертывать торговлю, что все могут вернуться к своим занятиям. – …Я сама виновата…
Но обезьянку уже задушил жирный торговец с бешеными глазами, и ее хозяин, валяясь в орошенной кровью пыли, в отчаянии вопил и стенал, а обнаженная рука Юджинии, ее белоснежные пальцы только подлили масла в огонь, и толпа стала неистовствовать еще больше. Ранили леди, жену щедрого и почтенного господина!
Положение спас Джордж. Он стал раздавать направо-налево монеты, совал их во все протянутые руки, словно это были не деньги, а облатки причастия.
– Все, занавес опущен! – гремел его голос. – Сегодня здесь больше нечего смотреть!
В это время мистер Сурави отыскивал пострадавших и вручал им богатую компенсацию.
Когда все было уже позади, Джордж посмотрел на жену.
– Не понимаю, зачем тебе делать такие вещи! – проговорил он, глядя на нее так, словно выбирая, с какого преступления начинать. – Здесь, знаешь ли, не Реттингхаус-сквер. Здесь нельзя слоняться куда глаза глядят, вмешиваться в чужие жизни и вообще делать, что тебе вздумается.
Он по-настоящему рассердился, даже дети, увидев это, притихли.
Но в конечном итоге мир и согласие восстановились, и путешествие в Кайруан началось в полном блеске. Такой кортеж вряд ли мог быть даже у паши. Каждый имел своего верблюда для верховой езды, запасных верблюдов на случай, если найдутся хромые (как будто их погонщики могли допустить такое); для слабых животом приготовили ишаков или мулов, а для тех, кто хотел немножко размять кости, – арабских скакунов («отличные лошади, очень быстрые, эфенди»). Джордж взобрался на самого высокого верблюда и с высоты его горба позировал доктору Дюплесси. Он небрежно накинул на голову арабский платок и потребовал, чтобы у передних ног его исполинского животного встали в напряженной позе два погонщика, потом он раскинул широко руки, будто решил обнять не только всю собравшуюся для такого случая толпу, но и вообще весь мир. Великий Джордж Экстельм на вершине мира.
– Искатель приключений! – кричал он. – Ты как думаешь, Джини? Или исследователь старых времен?
– Да, Джордж. – Ее ответ потонул в складках вуали, которая укрывала ее от солнца. Ее маленькая арабская кобылка нервно перебирала ногами, с нетерпением рвалась с места. Юджиния давно не ездила на лошади, ее дамское седло не совсем ей подходило, но, попробовав, как слушается лошадь, она успокоилась и выбросила из головы всякие сомнения.
– Ничего не слышу, дорогая! – крикнул ей сверху Джордж. Он решил снова стать великодушным; теперь, когда все идет так хорошо, без сучка и задоринки, он мог себе это позволить. Джордж подумал, как же это здорово, что с ними нет Бекмана. «Получаются самые настоящие каникулы, – сказал он себе. – Как у школьника».
– Как хорошо быть предоставленными самим себе, а, Джини? – произнес Джордж. – Вырваться из-под черного глаза… И кто знает, что с нами может произойти без этого надзора…
Но Юджиния не только пропустила мимо ушей слова мужа, но и не обратила внимания на многозначительный намек, содержавшийся в них.
– Еще одно фото, как могучего воина, мистер Экстельм! – перекрывая ворчание верблюдов и высокие голоса погонщиков, крикнул доктор Дюплесси.
– И нас тоже, доктор! – завизжали Джинкс, Поль и Лиззи.
– Ну конечно, какой разговор! Всех в их нарядах и на избранных ими средствах передвижения! Поль, не коси так глазами!… Джинкс, дорогая моя юная леди, вы можете сидеть спокойно?
– Густав! Густав! – запричитала миссис Дюплесси. – Я не могу сесть.
Миссис Дюплесси и в самом деле попала в трудное положение. Даже при том условии, что верблюд покорно согнул ноги и присел к земле как только мог ниже, чтобы леди могла вскарабкаться на него, этого оказалось совершенно недостаточно, поскольку оба погонщика решили, что больше ничего не нужно, и получилось, что верблюд начал медленно подниматься на ноги в то время, как правая нога миссис Дюплесси еще не обрела опоры и болталась в воздухе. Верблюд поднимался рывками, медленно и неуклюже, и с каждым рывком миссис Дюплесси все больше удалялась от земли. Ее нога судорожно моталась сбоку верблюда, юбки и необъятное тело содрогались, миссис Дюплесси охватила паника. Она походила на полунаброшенное на постель покрывало, пытаясь зацепиться. На мгновение показалось, что ей это удалось, но потом она стала неуклонно сползать на землю.
– Густав, помоги!
Доктор Дюплесси повернулся к ней, не расставаясь со своим фотоаппаратом, тренога накренилась, но он вовремя подхватил ее, и она не упала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175