ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Воцарилась такая тишина, что можно было подумать, будто корабль потерял скорость.
– Да, понимаю… – наконец произнес Джордж, затем очень осторожно закрыл книгу и продолжал держать в руках, не зная, как поступить со своим подарком. – Да… несколько того, – продолжил Джордж с явной неловкостью в голосе, – …тяжеловато. Ты не находишь, Джини? Я хочу сказать, что вся… вся она… – Джордж попытался изобразить непринужденный смех. – Ну, знаешь, я бы не стал покупать тебе эту книжку, если бы знал, что она такая… разлагающая… И, конечно же… конечно же, – Джордж запутался в словах. Он старался не смотреть на жену. Я имею в виду, что… ну, орущие дети и все такое, Юджиния… Я подразумеваю… У меня и в мыслях не было ставить под сомнение тебя как мать…
Это уже был удар против правил, и Юджиния от возмущения чуть было не задохнулась. Можно быть замужем, можно думать о муже, что он болван и грубая дубина, поняла она. Можно быть к нему такой же равнодушной и жить с ним, как с совершенно чужим человеком и разговаривать на разных языках. Но факт останется фактом, вы состоите в браке. И знаете друг друга, как свои пять пальцев.
«Нужно говорить, – сказала себе Юджиния, – нужно произнести какую-нибудь нейтральную, ничего не значащую фразу»… Но не могла выдавить из себя ни единого слова.
– Сэр, сколько нам еще идти до Сейшелов? – Браун решил, что пора разрядить обстановку. В общем, книжка есть книжка, что тут особенного. Если у Джорджа дурное настроение, так ему и надо. И Юджиния тут ни при чем.
– Что, что? Сейшелы? – не понял Джордж, совершенно забывший, что здесь стоит Браун.
– Наш переход через Индийский океан, сэр? До следующего захода в порт. Сколько это займет времени?
«Джордж – настоящая медуза, – сказал себе Браун, – а Бекман – дубина. Единственный разумный человек находится за десять тысяч миль отсюда».
– Сколько? – повторил Джордж. Ему хотелось, чтобы Браун немедленно отошел от кресла жены и дал ему наконец перевести дух. Он чувствовал, что его изучают, ждут каких-то действий или что-то в равной степени неприятное. – Шесть-семь дней, полагаю. Так сказал мне капитан Косби. Между Африкой и островами большой участок океана.
«Что дает этому щенку право расспрашивать меня? – разозлился Джордж. – Ему положено чистить медь или… ну, там… чем-нибудь заниматься. – Джордж не мог придумать ничего другого. – Черт бы его побрал», – закончил он свою мысль. И от этого несколько приободрился.
– У вас есть причины задавать этот вопрос, лейтенант?
Юджиния уловила перемену в тоне мужа. От любезности не осталось и следа.
– Никаких, сэр. Абсолютно никаких. Просто поинтересовался, когда будем подходить к Борнео.
Браун не пошевелился и не сдвинулся с места у кресла Юджинии. Скорее, даже стал ближе. И он, и Джордж не сдали позиций.
«Так вот оно в чем дело, теперь ясно! – все внутри у Джорджа перевернулось. – Борнео! Когда мы доберемся до этого проклятого Борнео? Да, Бекман заодно с Брауном. А ну-ка, старина Джордж, покажи ему, этому педику с мозгами обезьяны на веревочке».
– Не думаю, чтобы Борнео уплыл без нас, – ответил Джордж. За шутливым тоном слышалась угрожающая нотка.
– Ну, что вы никак не можете разобраться с этим Борнео? – спросила Юджиния. Она произнесла эти слова ясным жизнерадостным голосом, но ей вдруг захотелось, чтобы оба они, и Джордж и Джеймс, ушли и оставили ее в покое. Борнео, бизнес, течения, пройденные мили и следование расписанию – все это детские игры. Они кричат, как дети: «Это ты! А я больше! Я быстрее! Я выиграю! А ты проиграешь! Ты умер!». Какая это, в сущности, бессмысленная суета.
– Я устала, – сказала, не дожидаясь ответа мужа, Юджиния. – Пойду к себе в каюту. Мое падение в Африке, должно быть, отняло у меня больше сил, чем я думала. А может быть, я уже отвыкла от яркого солнца.
Ни тот, ни другой не разобрали в ее словах иронии.
Юджиния быстро поднялась. Не стала ждать, что муж или Браун предложат ей руку. Она двинулась в ту сторону, где стоял Джеймс, но только потому, что так было ближе к двери. Другого мотива у нее не было.
Браун протянул руку, чтобы поддержать ее, но Юджиния его оттолкнула. Ей не хотелось чувствовать на запястье его пальцы, его руку на локте – ничего теплого. Ей хотелось прохладных простынь, свежих подушек, а потом чего-нибудь непритязательного, вроде воспоминаний.
– Я закажу обед в каюту, – проговорила она, не оборачиваясь. Зная, что за ней пойдут, добавила – Я чувствую себя хорошо. Провожать меня не нужно. Я сама позабочусь о себе. И не посылайте за доктором Дюплесси.
Юджинию душил гнев. Подобно голоду, он глодал внутренности, отбивал разум и чувство благопристойности. «Я ненавижу себя, – сразу подумала Юджиния. – Я ненавижу себя и ненавижу их обоих. Я допустила, чтобы произошла жуткая вещь».
Юджиния проснулась в полной темноте. «Женщина, несмотря на самое себя», – подумала она. Слова эти не были частью сна, но звучали в голове, словно их упорно нашептывал кто-то, прячущийся совсем рядом.
– Женщина, несмотря на самое себя, – громко произнесла Юджиния. Слова начали терять таящуюся в них силу. Юджиния не могла вспомнить, почему вынесла их в свой бодрствующий мир.
Остальная часть сна не содержала сказанных вслух слов. Он состоял из похожих на змей вьющихся растений, которые, извиваясь кольцами поднимались вверх, и звонких стеклянных украшений, развешанных между ними, как миниатюрные птичьи клетки в цветочном магазине. Стеклянные висюльки стукались одна о другую, своим треньканьем напоминая неестественный смех, и отбрасывали разноцветные призмы света, раскидывавшие вокруг яркие радостные блики. Во сне Юджиния без всякого на то повода вскочила во весь рост и с треском пробила головой стеклянную крышу и устилавший ее ковер зелени.
Юджиния проснулась, но в ушах все еще стоял возмущенный звон, а щеки ощущали прикосновение скользящих по ним осколков, как будто все это переселилось из сна в ее подушку. Это чувство завораживало, порождало неосознанные желания, холодило. Юджиния не могла заставить себя повернуть голову.
Она лежала на спине, обратив глаза к потолку, и ждала, пока они привыкнут к отсутствию света. «Как хорошо было бы услышать смех, – подумала она. – Это могли бы смеяться дети, играя в коридоре». От одной этой мысли на душе стало теплее и спокойнее. Это была жизнь, обыденная, повседневная, без страхов, привидений, воспоминаний.
Юджиния включила лампу и посмотрела на часы. Почти час ночи, она поняла, дети крепко спят. Эта мысль потянула за собой другую: «Я не помолилась с ними, не подоткнула им одеял. Они легли спать под присмотром Прю, а я в это время лежала у себя в каюте и не существовала для остального мира. – От осознания этого пришло разочарование от абсолютной бесполезности, как будто она исчезла из собственной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175