Так, в Кракове издательством, именуемым то Total Press, то Total-Trade, в 1992 г. выпущен "Словарь грязных слов (и выражений)" – польско-немецко-французско-итальянско-испанский, а в 1994 г. – аналогичный схематический словарь польских, английских, немецких, французских, итальянских, испанских, русских и словацких слов и выражений. Как видим, в этом заметно стремление "бранной"лек-сикографии выйти на "международный уровень"… В 1993 г. Й. Подгужец (J. Podgorzec) под псевдонимом "Urke Tuftanka" издает в Варшаве "Словарь запрещенных слов". Мы бы остановили свое внимание по крайней мере на двух польских словарях конца 90-х гг. XX в. Первый – это "Словарь польских проклятий и вульгаризмов" М. Гроховского (Grochowski 1996). Словарь представляет заглавное слово с грамматическими и стилистическими пометами, с толкованием первичных и вторичных значений, после чего следуют устойчивые словесные комплексы, компонентом которых является данное слово. К сожалению, все это следует в единой цифровой последовательности. К доминантным словам приводятся дериваты без контекстуальных подтверждений. Практически все единицы словаря подкреплены примерами из литературы либо из устной речи. Я. Левинсон издал в 1999 г. "Словарь польских сексуа-flH3MOB"(Lewinson 1999). Кажется, термин сексуализм употреблен здесь в славянской "бранной" лексикографии впервые. Таких единиц в словаре Я. Ле-винсона оказалось 9376. Материалом для этого издания послужили исключительно литературные тексты начиная с XV в. Составитель опирался также на уже вышедшие польские "бранные" словари, однако лишь с целью указать на то, что данное слово в них зафиксировано. Недостатком словаря можно, помимо прочего, считать слабо разработанные принципы сегментации и подачи значений слова, а также отсутствие во многих случаях каких бы то ни было иллюстраций, что заставляет верить автору, а не самому языковому факту.
Таким образом, из этого краткого обзора видно, что славянская "бранная" лексикография еще не выработала единых принципов описания и представления материала. Она находится в стадии развития. Здесь еще много проблем, связанных, например, с разграничением лексических парадигм (т. е. отграничением жаргонизмов от "непристойных" слов и т. д.), с разработкой структуры статей и. т. д. Объект "бранного" словаря некоторыми составителями непомерно расширяется – до включения безобидных жаргонных словечек. Тем самым объект лексикографической обработки носит зачастую весьма нечеткий характер.
3. "Самое сильное слово"
Объектом словаря Алексея Плуцера-Сарно является одно слово – по выражению некоторых авторов, "самое сильное слово" языка, обозначающееся по-латински membrum virile, а по-гречески – phattos. Мы будем употреблять слово X, но без его корневых – у(й).
Уместно было бы бросить взгляд в историю и проследить, какова судьба имени, наименования этой части мужского тела в русском и других славянских языках. Сразу же нужно указать на то, что в праславянском языке название Хя было вторичным значением древнего корня, первоначально обращенным к живому существу, а именно к птице – петуху. Речь идет о корне *кигь / коигь, вероятно, звукоподражательного происхождения, и выражавшего вначале значение "петух" (см., например, ЭССЯ 13, 1987, 129-130). Наличие у петуха двух сережек, подвижность этого животного и одно из функциональных предназначений – оперативно оплодотворять кур послужили, вероятно, основанием в далекие праславянские времена для сравнения этого животного с частью мужского тела – Хем и обнаружения в нем аналогичных признаков. В конечном счете это и явилось основой метафорического переноса древнего названия петуха на мужской половой орган. (Заметим, что перенос наименований животных на половые органы человека был известен еще с индоевропейской эпохи.) О том, что это действительно так, свидетельствует материал многих славянских языков. Так, в болгарском языке кур – это и "петух", и "X", в македонских диалектах кур имеет значение "X". В праславя некую эпоху произошло расширение корня за счет суффикса – ьсь и образования тем самым слова *кигьсь со значением "X", что до настоящего времени особенно хорошо сохраняется в южнославянских языках, срав. с.-хорв. ките, словен. ките, болг. курче, курчо, макед. курец – все со значением только "X". Остатки суффиксального оформления "петушиного" корня для обозначения Хя сохранились в некоторых польских говорах – kurzec и kurzak. Более того, народное польское kus и kuska "X", как предполагают, происходит от того же корня kur, а вернее от уменьшительной основы kur + – us] kurus, а отсюда с выпадением – г(и) – – kus и далее kuska.
В восточнославянских языках следы "петушиного" корня со значением "X" наблюдались еще в недавнее время. Н. И. Толстой приводит пример из "Северных сказок" Н. Е. Ончукова (1908), в котором есть такая фраза: "Павел и матюгнулся: 'Кой кур идет, не откликаится?'" Нет никаких сомнений в том, что здесь слово кур подразумевает "X". Кроме того, Н. И. Толстой обращается и к дополнительному материалу, подтверждающему вышесказанное, – речь идет о сев.-рус. слове курок "ручка косовища", "шкворень повозки", олонецк. ку-рушка"сосновая и еловая шишка", ярославск.курьян"импотент", архангельск. и олонецк. Курт "палка с толстым концом, род деревянного молота", "полено с утолщением на конце", курйк "деревянный молот", "род кувалды: березовая чурка, насаженная на рукоятку", "клин из полена для колки дров, цилиндрический кусок дерева, прикрепленного к рыболовной снасти, чтобы она не увязала в иле" (Толстой 1985, 434). Более того, альтернационные варианты корня кур – в виде чур – и цур – сохранились у восточных славян лучше, хотя и выражают уже иное – "граница, предел" и т. д. ( Толстой 1985, 431-437; см. также Дуличенко 1994, 125-127). Тем не менее и в них есть бледное отражение первичного состояния, срав. рус. чур и чурбан, чересчур, возникшее из через + чур (срав., в свою очередь, с образным X через плечо\), укр. цурпалок и цурупалок "обрубок, обломок палки", т. е. цур-[kur – + метафорический перенос, связанный со словом палка в том же значении "X". Срав. также пример из Н. С. Лескова (Собрание сочинений, т. I, Москва, 1956, С. 307):
– …Ребят-то вот прокорми!
– А цур им, ребята!
– Цур им.
Лесковское цур в данном контексте явно отражает значение "X".
Впрочем, имеются и исторические свидетельства того, что у русских первоначально в значении "X" выступал корень кур-. Это отражено, например, в рукописном немецко-русском разговорнике 1607 г., составленном купцом Т. Фенне, происходившем из прибалтийских немцев. В списке слов и выражений, которых здесь насчитывается около 4 тысяч, есть такое: Гуи : Кур : kur Mahns gemechte (цит. по: Фаловский 1993, 321). Таким образом, еще в начале XVII в. в состоянии некоторой конкуренции выступали два слова для обозначения Хя – уже лидирующее X (в записи – Гуи) и стоящее на втором месте – Кур\
У словаков и чехов в основе слова, выражающего значение "X", также просматривается "петушиный" корень, однако не kur-, a – kokot-, что также значит "петух".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Таким образом, из этого краткого обзора видно, что славянская "бранная" лексикография еще не выработала единых принципов описания и представления материала. Она находится в стадии развития. Здесь еще много проблем, связанных, например, с разграничением лексических парадигм (т. е. отграничением жаргонизмов от "непристойных" слов и т. д.), с разработкой структуры статей и. т. д. Объект "бранного" словаря некоторыми составителями непомерно расширяется – до включения безобидных жаргонных словечек. Тем самым объект лексикографической обработки носит зачастую весьма нечеткий характер.
3. "Самое сильное слово"
Объектом словаря Алексея Плуцера-Сарно является одно слово – по выражению некоторых авторов, "самое сильное слово" языка, обозначающееся по-латински membrum virile, а по-гречески – phattos. Мы будем употреблять слово X, но без его корневых – у(й).
Уместно было бы бросить взгляд в историю и проследить, какова судьба имени, наименования этой части мужского тела в русском и других славянских языках. Сразу же нужно указать на то, что в праславянском языке название Хя было вторичным значением древнего корня, первоначально обращенным к живому существу, а именно к птице – петуху. Речь идет о корне *кигь / коигь, вероятно, звукоподражательного происхождения, и выражавшего вначале значение "петух" (см., например, ЭССЯ 13, 1987, 129-130). Наличие у петуха двух сережек, подвижность этого животного и одно из функциональных предназначений – оперативно оплодотворять кур послужили, вероятно, основанием в далекие праславянские времена для сравнения этого животного с частью мужского тела – Хем и обнаружения в нем аналогичных признаков. В конечном счете это и явилось основой метафорического переноса древнего названия петуха на мужской половой орган. (Заметим, что перенос наименований животных на половые органы человека был известен еще с индоевропейской эпохи.) О том, что это действительно так, свидетельствует материал многих славянских языков. Так, в болгарском языке кур – это и "петух", и "X", в македонских диалектах кур имеет значение "X". В праславя некую эпоху произошло расширение корня за счет суффикса – ьсь и образования тем самым слова *кигьсь со значением "X", что до настоящего времени особенно хорошо сохраняется в южнославянских языках, срав. с.-хорв. ките, словен. ките, болг. курче, курчо, макед. курец – все со значением только "X". Остатки суффиксального оформления "петушиного" корня для обозначения Хя сохранились в некоторых польских говорах – kurzec и kurzak. Более того, народное польское kus и kuska "X", как предполагают, происходит от того же корня kur, а вернее от уменьшительной основы kur + – us] kurus, а отсюда с выпадением – г(и) – – kus и далее kuska.
В восточнославянских языках следы "петушиного" корня со значением "X" наблюдались еще в недавнее время. Н. И. Толстой приводит пример из "Северных сказок" Н. Е. Ончукова (1908), в котором есть такая фраза: "Павел и матюгнулся: 'Кой кур идет, не откликаится?'" Нет никаких сомнений в том, что здесь слово кур подразумевает "X". Кроме того, Н. И. Толстой обращается и к дополнительному материалу, подтверждающему вышесказанное, – речь идет о сев.-рус. слове курок "ручка косовища", "шкворень повозки", олонецк. ку-рушка"сосновая и еловая шишка", ярославск.курьян"импотент", архангельск. и олонецк. Курт "палка с толстым концом, род деревянного молота", "полено с утолщением на конце", курйк "деревянный молот", "род кувалды: березовая чурка, насаженная на рукоятку", "клин из полена для колки дров, цилиндрический кусок дерева, прикрепленного к рыболовной снасти, чтобы она не увязала в иле" (Толстой 1985, 434). Более того, альтернационные варианты корня кур – в виде чур – и цур – сохранились у восточных славян лучше, хотя и выражают уже иное – "граница, предел" и т. д. ( Толстой 1985, 431-437; см. также Дуличенко 1994, 125-127). Тем не менее и в них есть бледное отражение первичного состояния, срав. рус. чур и чурбан, чересчур, возникшее из через + чур (срав., в свою очередь, с образным X через плечо\), укр. цурпалок и цурупалок "обрубок, обломок палки", т. е. цур-[kur – + метафорический перенос, связанный со словом палка в том же значении "X". Срав. также пример из Н. С. Лескова (Собрание сочинений, т. I, Москва, 1956, С. 307):
– …Ребят-то вот прокорми!
– А цур им, ребята!
– Цур им.
Лесковское цур в данном контексте явно отражает значение "X".
Впрочем, имеются и исторические свидетельства того, что у русских первоначально в значении "X" выступал корень кур-. Это отражено, например, в рукописном немецко-русском разговорнике 1607 г., составленном купцом Т. Фенне, происходившем из прибалтийских немцев. В списке слов и выражений, которых здесь насчитывается около 4 тысяч, есть такое: Гуи : Кур : kur Mahns gemechte (цит. по: Фаловский 1993, 321). Таким образом, еще в начале XVII в. в состоянии некоторой конкуренции выступали два слова для обозначения Хя – уже лидирующее X (в записи – Гуи) и стоящее на втором месте – Кур\
У словаков и чехов в основе слова, выражающего значение "X", также просматривается "петушиный" корень, однако не kur-, a – kokot-, что также значит "петух".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130