На конце бушприта – крестовина с упором для ног: здесь сидит гарпунер. Особенность имеет и фок-мачта: она оснащена крепкой, большой реей. На этой рее, вцепившись руками в ванты, стоят, зорко всматриваясь в воду, пятеро наблюдателей. Вот один из них заметил в сотне метров от судна пенный, как от торпеды, след. Меч-рыба! Судно резко ложится на правый борт и, набирая скорость, мчится к рыбе. А та не торопится; возможно, она только что опустошила какой-нибудь косяк и теперь спокойно плывет, выставив из воды свой острый спинной плавник. Еще десяток минут погони, бушприт уже над рыбой, его тень скользит по волнам, по серому рыбьему телу. Гарпунер прицеливается и с силой вонзает длинный тонкий гарпун в спину меч-рыбы. Всплеск... каскад брызг... Двигатель на судне останавливается: через ролик убегает в океан крепчайший нейлоновый шнур. Капитан, мужчина в красном свитере и белом шерстяном колпаке, высовывается из рубки и машет рукой.
– Стоп!.. Хватит травить...
Матросы, спустившиеся с мачты, подтягивают рыбу к борту судна и, когда она всплывает, бросают в нее «железную лилию» – разновидность «кошки», которой в деревнях достают утонувшие в колодцах ведра. Острые когти «кошки» вонзаются в рыбье тело, и вскоре рыбу вытаскивают на палубу при помощи небольшой стрелы. Там уже лежат несколько ошкеренных исполинов – дневная добыча охотников за меч-рыбой.
На наших глазах у поднятой рыбины отсекают ее костяной меч и швыряют в волны.
– Какой сувенир пропадает!.. – сокрушается Саша Хлыстов.
И я тоже вздыхаю: эта же мысль пришла в голову и мне.
Капитан переводит рукоятку телеграфа на «полный вперед», и вскоре маленькое суденышко исчезает за горизонтом. Некоторое время мы еще стоим на верхнем мостике, окидывая взглядом унылую водную пустыню, а потом расходимся по каютам с одной мыслью: как бы подстегнуть время? Как же оно медленно тянется! Совсем недавно мечтали о таком дне, чтобы встать не в четыре-пять часов утра, а хотя бы к завтраку, в семь. Совсем недавно мы мечтали отдохнуть от ярусов, станций, анализов, от рыбьей крови и слизи. И, наконец, настали такие дни – дни перехода, дни отдыха. И мы просыпаемся... в пять часов утра. Просыпаемся и уже не можем сомкнуть глаз до штурманского сигнала по радио: «Команде – завтракать!» После завтрака день тянется мучительно долго: все оборудование давно упаковано, графики начерчены, отчет в черновике составлен. Ну скорее бы, скорей проскочить все эти проливы, заливы, моря!
По вечерам все, кто не занят на вахте, собираются в кают-компании. Кто читает, кто играет в домино. Шахматисты оканчивают слишком затянувшийся турнир, а другие любители черно-белого поля пытаются обыграть друг друга в шашки. Шашисты – народ полусерьезный, полутихий. Они то молча, сосредоточенно переставляют шашки, то разражаются радостным смехом, «слопав» у противника дамку или несколько шашек сразу.
Веселее всего проводят свой досуг любители домино. Они отчаянно спорят из-за каждой «кости»; лупят по столу костяшками, а потом с хохотом прогоняют «козлов» под стол. «Козлы» блеют мерзкими голосами и, выскочив из-под стола, с отчаянной решимостью начинают новую партию.
А время идет. Каждые новые сутки ложатся за кормой судна двумя сотнями миль. Время идет, и красный флажок на карте медленно, но уверенно пододвигается к заветной цели. Мы благополучно пересекли Бискайский залив, миновали Ла-Манш, Па-де-Кале, пересекли Северное море, вошли в тихие и спокойные воды датских проливов. Воздух над нами чист, прозрачен, и мы любуемся красивыми берегами. Слева – Швеция, справа – Дания. И на том и на другом берегу сбегают по зеленым косогорам к воде маленькие, словно игрушечные, городки – красные, желтые, синие, белые дома под черепичными крышами. Около многих домов, да почти у каждого, поднимаются в голубое небо высокие мачты, на которых полощутся государственные флаги. Где флаг – там дом моряка или рыбака. От датского берега к шведскому спешат черно-белые, сверкающие металлом и стеклом морские паромы. Они везут туристов, домохозяек-датчанок, решивших посетить базар или магазины на шведском берегу, и шведов, спешащих в кинотеатр на территории Дании.
А вот и знаменитый замок. По преданию, в нем жил когда-то Гамлет, принц Датский. Со стен замка настороженно смотрят в пролив старинные, позеленевшие пушки, но никто уже не боится их. Под каменными стенами крепости скользят по водной глади легкие яхты, а берег усеян спиннингистами; говорят, что здесь иногда клюет крупный лосось.
Проходим мимо Копенгагена. У самой воды – аэродром. На него садятся серебристые реактивные самолеты скандинавской аэролинии «САС». А в сторонке сгрудились серым стадом несколько громадных американских самолетов «Боинг». Фирма прогорает: за последние полгода несколько «Боингов» упало на землю, хороня под своими обломками сотни человеческих жизней, и пассажиры бойкотируют эти самолеты. «Боинги» стоят, летчики скучают в аэродромной гостинице, фирма прогорает.
А на нашем судне жизнь идет своим чередом. Валентин собирает по каютам книги, чтобы обменять их на берегу в библиотеке; радист выписывает счет на радиограммы. Оказалось, что больше всех послал радиограмм на берег Виктор некоей Герде из Вильнюса. Ох, уж эта Герда!..
– Ничего, – посмеивается Виктор, – выйдет за меня замуж, я ей этот счетик вместо свадебного подарка преподнесу.
У боцмана свои заботы: он списывает израсходованные краски и собирает тропическую робу. Когда я сдаю ему вещи, то слышу, как в соседней каюте шумят матросы:
– Чтоб я еще хоть раз пошел в эти тропики! Лучше на север, на селедочку. Там, на севере, я был толстый, здоровый, а тут совсем вытаял...
– Брось ты! – узнаю я голос Славы. – Ты всегда был дохлым. И там ты от ветра качался. А я так и в следующий рейс пойду на юг: ну как мне хочется побывать где-нибудь в Южной Америке, на Ямайке, Кубе!
– Давайте ваше барахлишко, – говорит мне боцман.
Я сдаю вещи и, прежде чем уйти, слышу Славин голос:
– Бутылку на берегу... в Теме нашел... Записку накатал «кузнечик». Труднее всего было запихнуть эту бутылку в акулье брюхо. Она мне чуть полруки не оттяпала.
Громкий хохот рвется из каюты. Я тоже усмехаюсь: чудаки, мне ведь еще в тот день все было ясно. Но разве не интересно поиграть в приключения даже взрослому человеку?
Итак, последние дни морской жизни. Мы уже в Балтике. Балтийское море встречает нас алым небосводом восходящего солнца и абсолютным штилем.
Минуем остров Борнхольм. Он очень красив, этот небольшой остров со своими ярко-зелеными полями, на которых пасутся белые, в черных пятнах коровы. На корме стоит Тихоныч. Вытирая ветошью руки, он смотрит не на остров, а на зеленоватую воду вокруг него – может, там еще и сейчас притаилась у самого дна смерть, спрятавшаяся в обросший ракушками и тиной рогатый шар?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Стоп!.. Хватит травить...
Матросы, спустившиеся с мачты, подтягивают рыбу к борту судна и, когда она всплывает, бросают в нее «железную лилию» – разновидность «кошки», которой в деревнях достают утонувшие в колодцах ведра. Острые когти «кошки» вонзаются в рыбье тело, и вскоре рыбу вытаскивают на палубу при помощи небольшой стрелы. Там уже лежат несколько ошкеренных исполинов – дневная добыча охотников за меч-рыбой.
На наших глазах у поднятой рыбины отсекают ее костяной меч и швыряют в волны.
– Какой сувенир пропадает!.. – сокрушается Саша Хлыстов.
И я тоже вздыхаю: эта же мысль пришла в голову и мне.
Капитан переводит рукоятку телеграфа на «полный вперед», и вскоре маленькое суденышко исчезает за горизонтом. Некоторое время мы еще стоим на верхнем мостике, окидывая взглядом унылую водную пустыню, а потом расходимся по каютам с одной мыслью: как бы подстегнуть время? Как же оно медленно тянется! Совсем недавно мечтали о таком дне, чтобы встать не в четыре-пять часов утра, а хотя бы к завтраку, в семь. Совсем недавно мы мечтали отдохнуть от ярусов, станций, анализов, от рыбьей крови и слизи. И, наконец, настали такие дни – дни перехода, дни отдыха. И мы просыпаемся... в пять часов утра. Просыпаемся и уже не можем сомкнуть глаз до штурманского сигнала по радио: «Команде – завтракать!» После завтрака день тянется мучительно долго: все оборудование давно упаковано, графики начерчены, отчет в черновике составлен. Ну скорее бы, скорей проскочить все эти проливы, заливы, моря!
По вечерам все, кто не занят на вахте, собираются в кают-компании. Кто читает, кто играет в домино. Шахматисты оканчивают слишком затянувшийся турнир, а другие любители черно-белого поля пытаются обыграть друг друга в шашки. Шашисты – народ полусерьезный, полутихий. Они то молча, сосредоточенно переставляют шашки, то разражаются радостным смехом, «слопав» у противника дамку или несколько шашек сразу.
Веселее всего проводят свой досуг любители домино. Они отчаянно спорят из-за каждой «кости»; лупят по столу костяшками, а потом с хохотом прогоняют «козлов» под стол. «Козлы» блеют мерзкими голосами и, выскочив из-под стола, с отчаянной решимостью начинают новую партию.
А время идет. Каждые новые сутки ложатся за кормой судна двумя сотнями миль. Время идет, и красный флажок на карте медленно, но уверенно пододвигается к заветной цели. Мы благополучно пересекли Бискайский залив, миновали Ла-Манш, Па-де-Кале, пересекли Северное море, вошли в тихие и спокойные воды датских проливов. Воздух над нами чист, прозрачен, и мы любуемся красивыми берегами. Слева – Швеция, справа – Дания. И на том и на другом берегу сбегают по зеленым косогорам к воде маленькие, словно игрушечные, городки – красные, желтые, синие, белые дома под черепичными крышами. Около многих домов, да почти у каждого, поднимаются в голубое небо высокие мачты, на которых полощутся государственные флаги. Где флаг – там дом моряка или рыбака. От датского берега к шведскому спешат черно-белые, сверкающие металлом и стеклом морские паромы. Они везут туристов, домохозяек-датчанок, решивших посетить базар или магазины на шведском берегу, и шведов, спешащих в кинотеатр на территории Дании.
А вот и знаменитый замок. По преданию, в нем жил когда-то Гамлет, принц Датский. Со стен замка настороженно смотрят в пролив старинные, позеленевшие пушки, но никто уже не боится их. Под каменными стенами крепости скользят по водной глади легкие яхты, а берег усеян спиннингистами; говорят, что здесь иногда клюет крупный лосось.
Проходим мимо Копенгагена. У самой воды – аэродром. На него садятся серебристые реактивные самолеты скандинавской аэролинии «САС». А в сторонке сгрудились серым стадом несколько громадных американских самолетов «Боинг». Фирма прогорает: за последние полгода несколько «Боингов» упало на землю, хороня под своими обломками сотни человеческих жизней, и пассажиры бойкотируют эти самолеты. «Боинги» стоят, летчики скучают в аэродромной гостинице, фирма прогорает.
А на нашем судне жизнь идет своим чередом. Валентин собирает по каютам книги, чтобы обменять их на берегу в библиотеке; радист выписывает счет на радиограммы. Оказалось, что больше всех послал радиограмм на берег Виктор некоей Герде из Вильнюса. Ох, уж эта Герда!..
– Ничего, – посмеивается Виктор, – выйдет за меня замуж, я ей этот счетик вместо свадебного подарка преподнесу.
У боцмана свои заботы: он списывает израсходованные краски и собирает тропическую робу. Когда я сдаю ему вещи, то слышу, как в соседней каюте шумят матросы:
– Чтоб я еще хоть раз пошел в эти тропики! Лучше на север, на селедочку. Там, на севере, я был толстый, здоровый, а тут совсем вытаял...
– Брось ты! – узнаю я голос Славы. – Ты всегда был дохлым. И там ты от ветра качался. А я так и в следующий рейс пойду на юг: ну как мне хочется побывать где-нибудь в Южной Америке, на Ямайке, Кубе!
– Давайте ваше барахлишко, – говорит мне боцман.
Я сдаю вещи и, прежде чем уйти, слышу Славин голос:
– Бутылку на берегу... в Теме нашел... Записку накатал «кузнечик». Труднее всего было запихнуть эту бутылку в акулье брюхо. Она мне чуть полруки не оттяпала.
Громкий хохот рвется из каюты. Я тоже усмехаюсь: чудаки, мне ведь еще в тот день все было ясно. Но разве не интересно поиграть в приключения даже взрослому человеку?
Итак, последние дни морской жизни. Мы уже в Балтике. Балтийское море встречает нас алым небосводом восходящего солнца и абсолютным штилем.
Минуем остров Борнхольм. Он очень красив, этот небольшой остров со своими ярко-зелеными полями, на которых пасутся белые, в черных пятнах коровы. На корме стоит Тихоныч. Вытирая ветошью руки, он смотрит не на остров, а на зеленоватую воду вокруг него – может, там еще и сейчас притаилась у самого дна смерть, спрятавшаяся в обросший ракушками и тиной рогатый шар?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59