В «Золотом теленке» Остап объясняет: «Я изучаю души своих пациентов». Он получает миллион на станции Гремящий Ключ. А в «Двенадцати стульях» эту мысль иллюстрирует маленький диалог:
"— Ключ, — замычал инженер.
— Что ключ? — спросил Остап.
— От кв-в-варти-ыры.
— Где деньги лежат?"
Ключ — это и есть мистические «деньги», единственное сокровище, которое следует искать ученику мага. В себе нужно что-то «изолировать» — отделить одно от другого. Мистики понимали это как временное освобождение бессмертной души от оков смертного тела. Отделением «тонкого от грубого» завершилась символическая инициация Вани Солнцева: «Душа мальчика, блуждающая в мире сновидений, была так далека от тела, что он не почувствовал, как генерал покрыл его одеялом и поправил подушку».
Анх — ключ к бессмертию души. Анх всегда находится в руке Атона: избранная душа исполняет волю солнечного бога, и он о ней постоянно помнит. (Ю.Олеша: «Я всегда был на кончике луча»). То же самое мы видим в христианстве: избранные — те, кто «соблюдают дела Мои» — изначально записаны в Книгу Жизни.
20. ПРОЙТИ СКВОЗЬ ЗЕРКАЛО
Золотой ключик открывает дверь в себя, — именно поэтому на деревянной двери нового кукольного театра вырезан портрет самого Буратино, выструганного из полена. А в толстовском сценарии полнометражного мультфильма Буратино поет песенку про дверь: «В стене той заветная дверца, за дверцей большая страна…». У нас есть с чем сравнить: «темная дверь» ведет в спальню Воланда, — в то иллюзорное пространство, где на зеркальном полу кружатся вальсирующие пары, — в «Золотом теленке» есть глава «Врата великих возможностей», у Катаева — «Маленькая железная дверь в стене», в «Пирамиде» Леонова — «запасной выход» в колонне… Но вот что говорит леоновская героиня: «А там и нечего бояться, если можно пройти все до края, не прикасаясь ни к чему. Ведь помимо того, что железная, это моя входная дверь. И что плохое может случиться внутри меня со мной?»
Душа «филиуса» — не только ключ, но и дверь, к которому этот ключ подходит. И то, что открывается за этой дверью… Не потому ли изобретатель Чудаков говорит о «включенном пространстве»? Пространство — в душе?.. «Пространство внутри сердца такое же огромное, как Вселенная, — так написано в „Упанишадах“. — Именно в сердце заключены все миры, небо и земля, огонь и ветер, солнце, звезды, луна и молния».
Аристотель рассуждал о человеке большом и малом, а древние маги учили, что человеческая душа есть Микрокосм — маленькая Вселенная, в целом подобная большой — Макрокосму. Самое раннее упоминание о таком представлении мы обнаружили у Боэция — в его знаменитом «Утешении философа», написанном в ожидании казни. Тысячу лет спустя эту мысль основательно прорабатывал Джордано Бруно — и тоже не успел. Но идея не вполне погибла: став поначалу общим местом в сочинениях европейских мистиков, она благополучно выродилась в абстрактно-гуманистические сентенции типа «каждый человек — это целый мир».
Микрокосм — точная копия большого мира. Но не простое отражение, а непостижимое единство большого и малого, "я" и «не я» — объекта и субъекта. В этом, собственно, и состоит скрытый смысл бартиниевских статей о шестимерной гиперсфере Вселенной как ансамбле миров-дублетов.
«Представьте океан и каплю, — говорил Бартини. — Капля безбрежного океана, способная стать любой другой каплей — разве она не есть весь океан?». В «Цепи» человеческая душа уподобляется зеркальному шару. Она отражает в себе весь мир, — столь же реально, как то, что отражается. Или — столь же иллюзорно?.. Но этот внутренний «шар» способен исполнить любые пожелания внешнего заказчика — если, конечно, индивид сумеет отыскать его в захламленной кладовке своего сознания.
«Внутреннее подобно внешнему», — учили маги, передавая достойным и сообразительным ключ к могуществу. В своих объяснениях они использовали разные аллегории, но имели в виду одно — единство малого и большого, воображаемого и реального. Кастанеда, например, говорит о «точке сборки», которая есть у каждого человека, — в это место по незримому «кабелю» поступает вся информация о мире. Наша реальность — не «окно», а «дисплей». Индивид способен не только корректировать свое видение, но и навязывать его окружающим. Мир — среднее арифметическое наших иллюзий, и маг может изменить его, заставив ближайшее окружение переключиться на нужную ему «картинку». Затем волна переключений примет необратимый характер.
…Океан и капля, — которая может стать любой другой каплей или всеми сразу. Перемещение во времени и пространстве сводится к тому, чтобы осознать себя богоподобным существом — «зеркально-шарообразным». Булгаков следует именно этой бартиниевской метафоре: «Оба хулигана взлетели вверх под потолок и там будто бы лопнули оба, как воздушные детские шары». А в каком виде улетают с Земли мастер и его возлюбленная? «Они пролетели над городом, который уже заливала темнота. Над ними вспыхивала молния. Потом крыши сменились зеленью. Тогда только хлынул дождь и превратил летящих в три огромных пузыря в воде». Воздушные пузыри в воде, как известно, зеркальные — за счет отражения на границе двух сред.
Микрокосм, шарообразное зеркало души — не здесь ли открывается обетованная дверь в себя? Мы видим зеркальный пол на балу Воланда, в Торгсине — «зеркальные двери», в квартире Латунского — « двери зеркального шкафа», а двери в подъезде «Дома Драмлита» — стеклянные. «…В зелени трельяжа было устроено входное отверстие», — пишет Булгаков. Затем он упоминает о микроорганизмах. Вход — в зеркале Микрокосма?
Писатель терпеливо повторяет одну и ту же метафору: посвящаемый бросается в реку (варианты — в кровь, в масло, в коньяк и даже в селедочный рассол, — как сиреневый «иностранец» в Торгсине) и выныривает на поверхность. Аллегорическая модель жертвенного схождения Бога в созданный им мир: вечность стала временем, а дух утонул в человеческой плоти, начисто забывшей свою божественность.
Дверь, открывающаяся в зеркале Микрокосма — по-видимому, это и есть путь спасения: «Зазвенели и посыпались стекла в выходных зеркальных дверях, выдавленных спасающимися людьми». Булгаков повторяет намек: «В то время, как Наташа, хохоча от радости, упивалась перед зеркалом своею волшебною красой, дверь открылась…». А каким образом свита Воланда оказалась в «нехорошей квартире»? «Прямо из зеркала трюмо вышел маленький, но необыкновенно широкоплечий…».
(Значит, Буратино тоже входит в «зеркало»?)
Льюис Кэрролл: «Ох, как мне хочется попасть в Зазеркалье! Там наверняка столько удивительных вещей! Давай играть, как будто мы с тобой можем пройти сквозь зеркало».
Александр Грин:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
"— Ключ, — замычал инженер.
— Что ключ? — спросил Остап.
— От кв-в-варти-ыры.
— Где деньги лежат?"
Ключ — это и есть мистические «деньги», единственное сокровище, которое следует искать ученику мага. В себе нужно что-то «изолировать» — отделить одно от другого. Мистики понимали это как временное освобождение бессмертной души от оков смертного тела. Отделением «тонкого от грубого» завершилась символическая инициация Вани Солнцева: «Душа мальчика, блуждающая в мире сновидений, была так далека от тела, что он не почувствовал, как генерал покрыл его одеялом и поправил подушку».
Анх — ключ к бессмертию души. Анх всегда находится в руке Атона: избранная душа исполняет волю солнечного бога, и он о ней постоянно помнит. (Ю.Олеша: «Я всегда был на кончике луча»). То же самое мы видим в христианстве: избранные — те, кто «соблюдают дела Мои» — изначально записаны в Книгу Жизни.
20. ПРОЙТИ СКВОЗЬ ЗЕРКАЛО
Золотой ключик открывает дверь в себя, — именно поэтому на деревянной двери нового кукольного театра вырезан портрет самого Буратино, выструганного из полена. А в толстовском сценарии полнометражного мультфильма Буратино поет песенку про дверь: «В стене той заветная дверца, за дверцей большая страна…». У нас есть с чем сравнить: «темная дверь» ведет в спальню Воланда, — в то иллюзорное пространство, где на зеркальном полу кружатся вальсирующие пары, — в «Золотом теленке» есть глава «Врата великих возможностей», у Катаева — «Маленькая железная дверь в стене», в «Пирамиде» Леонова — «запасной выход» в колонне… Но вот что говорит леоновская героиня: «А там и нечего бояться, если можно пройти все до края, не прикасаясь ни к чему. Ведь помимо того, что железная, это моя входная дверь. И что плохое может случиться внутри меня со мной?»
Душа «филиуса» — не только ключ, но и дверь, к которому этот ключ подходит. И то, что открывается за этой дверью… Не потому ли изобретатель Чудаков говорит о «включенном пространстве»? Пространство — в душе?.. «Пространство внутри сердца такое же огромное, как Вселенная, — так написано в „Упанишадах“. — Именно в сердце заключены все миры, небо и земля, огонь и ветер, солнце, звезды, луна и молния».
Аристотель рассуждал о человеке большом и малом, а древние маги учили, что человеческая душа есть Микрокосм — маленькая Вселенная, в целом подобная большой — Макрокосму. Самое раннее упоминание о таком представлении мы обнаружили у Боэция — в его знаменитом «Утешении философа», написанном в ожидании казни. Тысячу лет спустя эту мысль основательно прорабатывал Джордано Бруно — и тоже не успел. Но идея не вполне погибла: став поначалу общим местом в сочинениях европейских мистиков, она благополучно выродилась в абстрактно-гуманистические сентенции типа «каждый человек — это целый мир».
Микрокосм — точная копия большого мира. Но не простое отражение, а непостижимое единство большого и малого, "я" и «не я» — объекта и субъекта. В этом, собственно, и состоит скрытый смысл бартиниевских статей о шестимерной гиперсфере Вселенной как ансамбле миров-дублетов.
«Представьте океан и каплю, — говорил Бартини. — Капля безбрежного океана, способная стать любой другой каплей — разве она не есть весь океан?». В «Цепи» человеческая душа уподобляется зеркальному шару. Она отражает в себе весь мир, — столь же реально, как то, что отражается. Или — столь же иллюзорно?.. Но этот внутренний «шар» способен исполнить любые пожелания внешнего заказчика — если, конечно, индивид сумеет отыскать его в захламленной кладовке своего сознания.
«Внутреннее подобно внешнему», — учили маги, передавая достойным и сообразительным ключ к могуществу. В своих объяснениях они использовали разные аллегории, но имели в виду одно — единство малого и большого, воображаемого и реального. Кастанеда, например, говорит о «точке сборки», которая есть у каждого человека, — в это место по незримому «кабелю» поступает вся информация о мире. Наша реальность — не «окно», а «дисплей». Индивид способен не только корректировать свое видение, но и навязывать его окружающим. Мир — среднее арифметическое наших иллюзий, и маг может изменить его, заставив ближайшее окружение переключиться на нужную ему «картинку». Затем волна переключений примет необратимый характер.
…Океан и капля, — которая может стать любой другой каплей или всеми сразу. Перемещение во времени и пространстве сводится к тому, чтобы осознать себя богоподобным существом — «зеркально-шарообразным». Булгаков следует именно этой бартиниевской метафоре: «Оба хулигана взлетели вверх под потолок и там будто бы лопнули оба, как воздушные детские шары». А в каком виде улетают с Земли мастер и его возлюбленная? «Они пролетели над городом, который уже заливала темнота. Над ними вспыхивала молния. Потом крыши сменились зеленью. Тогда только хлынул дождь и превратил летящих в три огромных пузыря в воде». Воздушные пузыри в воде, как известно, зеркальные — за счет отражения на границе двух сред.
Микрокосм, шарообразное зеркало души — не здесь ли открывается обетованная дверь в себя? Мы видим зеркальный пол на балу Воланда, в Торгсине — «зеркальные двери», в квартире Латунского — « двери зеркального шкафа», а двери в подъезде «Дома Драмлита» — стеклянные. «…В зелени трельяжа было устроено входное отверстие», — пишет Булгаков. Затем он упоминает о микроорганизмах. Вход — в зеркале Микрокосма?
Писатель терпеливо повторяет одну и ту же метафору: посвящаемый бросается в реку (варианты — в кровь, в масло, в коньяк и даже в селедочный рассол, — как сиреневый «иностранец» в Торгсине) и выныривает на поверхность. Аллегорическая модель жертвенного схождения Бога в созданный им мир: вечность стала временем, а дух утонул в человеческой плоти, начисто забывшей свою божественность.
Дверь, открывающаяся в зеркале Микрокосма — по-видимому, это и есть путь спасения: «Зазвенели и посыпались стекла в выходных зеркальных дверях, выдавленных спасающимися людьми». Булгаков повторяет намек: «В то время, как Наташа, хохоча от радости, упивалась перед зеркалом своею волшебною красой, дверь открылась…». А каким образом свита Воланда оказалась в «нехорошей квартире»? «Прямо из зеркала трюмо вышел маленький, но необыкновенно широкоплечий…».
(Значит, Буратино тоже входит в «зеркало»?)
Льюис Кэрролл: «Ох, как мне хочется попасть в Зазеркалье! Там наверняка столько удивительных вещей! Давай играть, как будто мы с тобой можем пройти сквозь зеркало».
Александр Грин:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153