Тот оторвал уголок, высыпал немного порошка на палец, понюхал его и попробовал кончиком языка.
— Высшее качество, — объявил он с мрачным удовлетворением. Потом приказал своим подчиненным: — Уведите. Я приду через полчаса.
Коплана посадили в машину, стоявшую возле тротуара и окруженную толпой любопытных. Несколько ловких ударов дубинками освободили путь. Машина тронулась с места.
Десять минут спустя арестованный был помещен в одну из камер центрального управления полиции. Оставшись один, Коплан опустился на край нар. Теперь все уже ясно: он не поедет в Афины и Абдул Джабар испытает тоскливый ужас. Власти нигде не миндальничают с торговцами наркотиками.
Около восьми часов утра надзиратель принес кофе и хлеб. Он снял с Коплана наручники, не сказав ни слова. После его ухода время, казалось, остановилось.
Ближе к полудню два полицейских вывели его из камеры и отвели в один из кабинетов инспектора Коссабы, арестовавшего его.
Допрос, проводившийся на английском языке, начался с обычных вопросов. Затем инспектор сообщил причину ареста: хранение токсичных веществ.
— Прежде чем передать ваше дело следователю, я бы хотел выяснить один пункт, — сказал Коссаба. — Советую вам ответить честно. Кто вам передал этот пакетик героина?
— Я имел его еще до приезда в Судан, — заявил Франсис. — Мне передали его не здесь.
— Если это правда, я должен добавить к обвинению дополнительный пункт, — заметил инспектор. — Ввоз наркотиков на территорию нашей республики запрещен. Так что подумайте хорошенько.
— Все обдумано. Я получил пакетик не в Хартуме. Коссаба соединил кончики пальцев, и в его глазах загорелся непонятный огонек.
— Мы очень негативно относимся к некоторым видам деятельности, — сказал он фальшиво, добродушным тоном. — Кроме того, мы не любим, когда над нами издеваются. Вы приехали в Хартум не ради удовольствия проиграть тысячу фунтов в «Гранд-отеле». У вас была цель. Какая?
— Спросите типа, который донес на меня. Он, кажется, хорошо информирован о моих действиях, — сказал Коплан. — Если только ловушку не изобрели вы сами.
Лицо суданца посерело.
— На что вы намекаете? — буркнул он.
— Махмудие могущественный человек, — произнес Франсис.
Озадаченный Коссаба не только секунд с яростью смотрел на него, потом взорвался:
— Не впутывайте в дело таких уважаемых граждан нашего города! И не пытайтесь меня убедить, что вы стали жертвой подстроенной махинации! Это не пройдет! Я хочу знать, кто вам дал или продал эти пять граммов наркотика!
— Не рассчитывайте, что я назову вам хотя бы одно имя, — ответил Коплан так спокойно, что инспектор взбесился.
— Нет? — прошипел он. — Посмотрим...
Он нажал кнопку; конвоиры вошли в кабинет. — Специальный допрос, — приказал Коссаба. — И покажите ему, что наши методы не хуже европейских.
Глава III
Негры схватили Коплана, чтобы заставить его встать. Потом один из них отвесил ему прямой правый в челюсть, а второй ударил в живот. Затем они принялись методично избивать его. Через две минуты инспектор сделал им знак остановиться. У Коплана ныли ребра, заплыл глаз, из разбитой губы текла кровь; он качался.
— Ну? — спросил Коссаба. — Будешь говорить?
— Нет, — ответил Коплан.
— Продолжайте, — приказал инспектор полицейским. Те от души взялись за свою работу.
У Коплана, на которого удары сыпались с двух сторон, вдруг перехватило дыхание от острой боли в животе. Он упал на колени, оперся ладонями о пол. Тогда его стали бить ногами по плечам, в лицо, пнули в почки, каблук раздавил ему пальцы.
— Поднимите его, — сказал Коссаба.
Поднятого с пола Коплана удержали в вертикальном положении. У него болело все тело, но рассудок оставался ясным.
— Имя? — упрямо настаивал инспектор.
— Я не знаю, — прошептал Коплан распухшими губами.
— Ладно, — сказал Коссаба. — Поскольку вы не понимаете мягкого обращения, вас отведут в камеру.
Потом он обратился к одному из своих подчиненных:
— Кляп и кнут.
Коплана выволокли из кабинета и снова бросили в камеру. Трое суданцев заперлись в ней вместе с ним. Полицейские сорвали с него рубашку, надели наручники и зацепили цепочкой за один из прутьев решетки на окне.
Вокруг головы ему обмотали шарф. Он представлял из себя удобную мишень.
Один из полицейских снял свою полотняную куртку и взял кнут.
— Десять ударов для начала, — указал инспектор.
Ремень рассек воздух и с сухим звуком ударил по влажной загорелой коже арестованного, прочертив на ней красную линию. Коплан прогнулся.
Следующие удары сыпались с интервалом в одну секунду, вырывая у истязаемого хриплые стоны.
Коллега палача развязал шарф. Коплан прерывисто дышал, он не мог держать голову.
— Как ваша память? — с издевкой спросил Коссаба, сунув свой кулак ему под подбородок, чтобы заставить поднять голову.
— Еще... хуже... чем остальное, — пробормотал Коплан, весь потный и со страшно пересохшим горлом.
— Знаете, — сообщил инспектор, — даже осел рано или поздно сдается. Я дам вам передышку в двадцать четыре часа, потом праздник начнется снова и будет продолжаться до тех пор, пока вы не сдохнете.
Он отпустил подбородок Франсиса и повернулся к своим людям.
— Развяжите его и принесите кувшин воды, но никакой пищи.
Он ушел, обозленный своей неудачей.
Через две минуты дверь захлопнулась за обоими полицейскими.
У скорчившегося на полу Коплана не было сил даже для того, чтобы доползти до нар. Он пролежал в прострации больше получаса. Все тело жгла нестерпимая боль.
Надзиратель принес и поставил рядом с дверью глиняный кувшин, потом, покопавшись в замке, ушел.
Следующие часы были долгим страданием, усиленным послеполуденной жарой.
Коплан попытался пошевелиться, жестокая боль заставила его двигаться очень осторожно. Ему потребовалось более пяти минут, чтобы добраться до кувшина; у него не было сил поднять его, поэтому он, наклонив его и лежа на полу, стал ловить ртом струйку воды. Он пил, лока хватило дыхания, потом снова лежал с четверть часа.
Затем он взял полотенце, лежавшее на краю умывальника, и стал вытирать запекшуюся кровь.
Как долго эти негодяи будут бить его, чтобы заставить заговорить?
Если бы ему предсказали, что однажды его будут бить за то, что он откажется назвать полиции имя торговца наркотиками, он бы расхохотался.
Наконец он лег на нары и попытался заснуть, чтобы не чувствовать боль.
Вопреки его ожиданиям, на следующий день его оставили в покое.
Избитый, голодный, без сигарет, с грудью, сжимаемой, как в раскаленных тисках, он со страхом ждал нового визита Коссабы и его подручных до самого вечера. Прошла вторая ночь в тюрьме.
Наутро дверь открылась и двое полицейских, которых он еще не видел, велели ему встать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32