Дыхание его прервалось, мысли растаяли. Нэш выплеснул на город свою темную силу.
Вот Валена, спящая в своем домике неподалеку от резиденции Гильдии. Ее аура была такой яркой, такой знакомой, Нэш видел женщину отчетливо, как днем. Вот Вогн, Осберт, другие гильдийцы. Нэш послал свой колдовской взгляд дальше, вниз по склону холма, на котором стоял замок, к реке. Ауры тысяч крошечных спящих душ, бессильных и бесплодных. Ауры этих людей не были похожи на ауры колдунов: они были бледные и безжизненные, почти невидимые, заметные лишь опытному глазу. Нэш двинулся дальше — вдоль берега, к холодной воде, потом обратно, к замку. Там тоже было множество спящих, не замечающих его легкого прикосновения. Король, его советники, придворные… Все спят. Все, кроме…
Нэш широко раскрыл глаза. Нет! Это невозможно! После всех его усилий… Она не могла этого сделать в одиночку!
Но ей удалось. Теперь сомнений быть не могло — мучительная очевидность… Касание, которое он ощутил вечером того дня, когда она приехала в столицу, означало одно: это она, Союзница. Каким-то чудом, несмотря на все принятые меры, она сумела развить свою силу — независимо от него, Нэша, и теперь он не имел над ней никакой власти!
Нэш вскочил и заметался по комнате, но идти ему было некуда; он был полон бесполезной энергии человека, внезапно оказавшегося в опасности — опасности близкой, реальной, заставляющей стыть в жилах кровь. Нэш резко остановился и взглянул на кольцо у себя на руке. Его затряс непреодолимый хохот, и Нэш против воли восхитился ситуацией.
Итак, ему предстоит решить гораздо более трудную задачу. Что ж, он всегда знал, что управлять Союзницей будет нелегко. Однако свою природу изменить она не может. И самое приятное: теперь Нэш не сомневался, что Враг не имеет никакого отношения к последним событиям.
С этой утешительной мыслью Нэш сбросил одежду и улегся в постель; когда он уснул, с его лица все еще не сходила улыбка.
Дженн в одиночестве бродила по коридорам замка. Белла наконец разрешила ей выходить без сопровождающих, и Дженн не искала общества. Сейчас ей хотелось лишь покоя. Оставалось еще две недели до того дня, когда они смогут покинуть Марс эй, не вызвав нареканий. Две долгие, унылые, полные напряжения недели. Две недели, когда нужно следить за каждым словом, каждым жестом, когда любая мелочь может все безнадежно испортить. Король поговорил с ней и теперь, казалось, решил оставить ее в покое, но только что это могло значить? Он о ней забудет? Или ей предстоит просто сидеть и ждать, когда он найдет ей подходящего мужа, как обещал?
Какой смысл беспокоиться и все думать и думать о короле? Она бессильна его остановить, может делать только то, что ей скажут. Она в ловушке, откуда нет выхода: если бы ее бросили в темницу, она не была бы более беспомощна. Жизнь, которую ей предстоит вести, так не похожа на все, что она испытала до сих пор…
Одна стена галереи, по которой шла Дженн, была прорезана окнами, и яркие солнечные лучи делали деревянный пол полосатым. С другой стороны располагались двери, а в конце проход делал резкий поворот. Когда Дженн дошла до него, до нее донеслись голоса. Опираясь рукой на каменную стену, девушка осторожно выглянула. По галерее перед окнами прогуливались две знатные — судя по их нарядам — дамы: третья, более преклонного возраста, сидела на мягком табурете. Дженн уже собралась пройти мимо них, но что-то в тоне их беседы заставило ее помедлить. Она сделала шаг назад, чтобы ее не заметили, и стала ждать.
— Она была так неуклюжа, Фрэнсис, что и сказать вам не могу. Жаль, что вы не видели!
— Да, хотелось бы мне на нее посмотреть!
— Представьте: король, одетый так, что затмевает всех лордов, выходит в сад и специально подходит и заговаривает с ней. И что же она отвечает?
— Да, что она ответила? — спросил старческий голос.
— Ничего! Или почти ничего — только «да, сир» и «нет, сир». Ну разве можно в такое поверить? Король выбрал ее для беседы, а она ни слова не может вымолвить!
— Ну, у вас, Хетти, таких трудностей не возникло бы.
— Конечно, нет. Впрочем, я ведь не воспитывалась в столь… романтических условиях, как она.
— Прекрасно сказано.
— Но скажите пожалуйста: о чем она только думала, являясь ко двору? Рассчитывает найти мужа — в своем-то возрасте? Ей, должно быть, восемнадцать или девятнадцать. Кто ее возьмет?
— Ну ведь она — наследница Элайты.
— Это верно, но девчонка не следит за модой, носит цвета, которые ей не к лицу, а уж манеры! Не знаю, о чем только некоторые люди думают! Ведь могла бы эта ее надутая сестрица руководить бедняжкой!
— Может быть, она не может себя заставить. Не уверена, что на ее месте приветствовала бы появление подобной родственницы — особенно после всех приключений, которые, несомненно, ей выпали.
— О да! Можно себе представить!
— Я не сомневаюсь, что вы это себе прекрасно представляете.
— Что за варварство — считать, будто девица сможет снова войти в благородное общество, словно получила нормальное воспитание. Я слышала, что она провела большую часть жизни, прислуживая в таверне!
Дженн не захотелось слушать дальше. Она повернулась и побежала обратно. Необходимо выбраться отсюда, из этого душного, прогнившего места. Она не глядя сбежала по лестнице и распахнула дверь внизу. Неожиданно она оказалась на ярком солнечном свету — в центральном дворе замка. На мгновение она замерла на месте; ее сердце громко колотилось. Немного успокоившись, девушка двинулась к воротам. Неподалеку виднелась базилика, величественная и полная покоя. Дженн, задыхаясь, добралась до высокой бронзовой двери и толкнула ее.
Внутри было темно, хоть солнечный свет и струился сквозь витражи. Дженн поспешно вошла внутрь и двинулась дальше уже спокойнее. Здание было почти пусто, и его прохладные тени и простор высокого купола охватили девушку, как успокаивающее объятие. Дженн постепенно отдышалась, но противоречивые чувства все еще терзали ее, когда она приблизилась к ступеням алтаря. Высоко над ней на стене висел триум, символ вечно нераздельных богов. Минея, Серинлет, злой Бролех…
Не задумываясь, Дженн опустилась на колени, не сводя глаз с триума. Она попыталась молиться Минее, но слова не шли. Казалось, даже мысли Дженн лишились свободы.
— Она знает, что вы молитесь ей, даже если вы не знаете, что сказать.
Дженн вздрогнула при звуке тихого голоса у нее за спиной и медленно обернулась. Рядом стоял молодой священник, сложив руки под стихарем.
— Именно так действует вера, — продолжал он. — Понимаете, она рождается не в разуме, а в сердце. Минея знает это. Она знает, что у человека может не оказаться сил молить о спасении кач раз тогда, когда он больше всего нуждается в помощи. Поэтому слова не важны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Вот Валена, спящая в своем домике неподалеку от резиденции Гильдии. Ее аура была такой яркой, такой знакомой, Нэш видел женщину отчетливо, как днем. Вот Вогн, Осберт, другие гильдийцы. Нэш послал свой колдовской взгляд дальше, вниз по склону холма, на котором стоял замок, к реке. Ауры тысяч крошечных спящих душ, бессильных и бесплодных. Ауры этих людей не были похожи на ауры колдунов: они были бледные и безжизненные, почти невидимые, заметные лишь опытному глазу. Нэш двинулся дальше — вдоль берега, к холодной воде, потом обратно, к замку. Там тоже было множество спящих, не замечающих его легкого прикосновения. Король, его советники, придворные… Все спят. Все, кроме…
Нэш широко раскрыл глаза. Нет! Это невозможно! После всех его усилий… Она не могла этого сделать в одиночку!
Но ей удалось. Теперь сомнений быть не могло — мучительная очевидность… Касание, которое он ощутил вечером того дня, когда она приехала в столицу, означало одно: это она, Союзница. Каким-то чудом, несмотря на все принятые меры, она сумела развить свою силу — независимо от него, Нэша, и теперь он не имел над ней никакой власти!
Нэш вскочил и заметался по комнате, но идти ему было некуда; он был полон бесполезной энергии человека, внезапно оказавшегося в опасности — опасности близкой, реальной, заставляющей стыть в жилах кровь. Нэш резко остановился и взглянул на кольцо у себя на руке. Его затряс непреодолимый хохот, и Нэш против воли восхитился ситуацией.
Итак, ему предстоит решить гораздо более трудную задачу. Что ж, он всегда знал, что управлять Союзницей будет нелегко. Однако свою природу изменить она не может. И самое приятное: теперь Нэш не сомневался, что Враг не имеет никакого отношения к последним событиям.
С этой утешительной мыслью Нэш сбросил одежду и улегся в постель; когда он уснул, с его лица все еще не сходила улыбка.
Дженн в одиночестве бродила по коридорам замка. Белла наконец разрешила ей выходить без сопровождающих, и Дженн не искала общества. Сейчас ей хотелось лишь покоя. Оставалось еще две недели до того дня, когда они смогут покинуть Марс эй, не вызвав нареканий. Две долгие, унылые, полные напряжения недели. Две недели, когда нужно следить за каждым словом, каждым жестом, когда любая мелочь может все безнадежно испортить. Король поговорил с ней и теперь, казалось, решил оставить ее в покое, но только что это могло значить? Он о ней забудет? Или ей предстоит просто сидеть и ждать, когда он найдет ей подходящего мужа, как обещал?
Какой смысл беспокоиться и все думать и думать о короле? Она бессильна его остановить, может делать только то, что ей скажут. Она в ловушке, откуда нет выхода: если бы ее бросили в темницу, она не была бы более беспомощна. Жизнь, которую ей предстоит вести, так не похожа на все, что она испытала до сих пор…
Одна стена галереи, по которой шла Дженн, была прорезана окнами, и яркие солнечные лучи делали деревянный пол полосатым. С другой стороны располагались двери, а в конце проход делал резкий поворот. Когда Дженн дошла до него, до нее донеслись голоса. Опираясь рукой на каменную стену, девушка осторожно выглянула. По галерее перед окнами прогуливались две знатные — судя по их нарядам — дамы: третья, более преклонного возраста, сидела на мягком табурете. Дженн уже собралась пройти мимо них, но что-то в тоне их беседы заставило ее помедлить. Она сделала шаг назад, чтобы ее не заметили, и стала ждать.
— Она была так неуклюжа, Фрэнсис, что и сказать вам не могу. Жаль, что вы не видели!
— Да, хотелось бы мне на нее посмотреть!
— Представьте: король, одетый так, что затмевает всех лордов, выходит в сад и специально подходит и заговаривает с ней. И что же она отвечает?
— Да, что она ответила? — спросил старческий голос.
— Ничего! Или почти ничего — только «да, сир» и «нет, сир». Ну разве можно в такое поверить? Король выбрал ее для беседы, а она ни слова не может вымолвить!
— Ну, у вас, Хетти, таких трудностей не возникло бы.
— Конечно, нет. Впрочем, я ведь не воспитывалась в столь… романтических условиях, как она.
— Прекрасно сказано.
— Но скажите пожалуйста: о чем она только думала, являясь ко двору? Рассчитывает найти мужа — в своем-то возрасте? Ей, должно быть, восемнадцать или девятнадцать. Кто ее возьмет?
— Ну ведь она — наследница Элайты.
— Это верно, но девчонка не следит за модой, носит цвета, которые ей не к лицу, а уж манеры! Не знаю, о чем только некоторые люди думают! Ведь могла бы эта ее надутая сестрица руководить бедняжкой!
— Может быть, она не может себя заставить. Не уверена, что на ее месте приветствовала бы появление подобной родственницы — особенно после всех приключений, которые, несомненно, ей выпали.
— О да! Можно себе представить!
— Я не сомневаюсь, что вы это себе прекрасно представляете.
— Что за варварство — считать, будто девица сможет снова войти в благородное общество, словно получила нормальное воспитание. Я слышала, что она провела большую часть жизни, прислуживая в таверне!
Дженн не захотелось слушать дальше. Она повернулась и побежала обратно. Необходимо выбраться отсюда, из этого душного, прогнившего места. Она не глядя сбежала по лестнице и распахнула дверь внизу. Неожиданно она оказалась на ярком солнечном свету — в центральном дворе замка. На мгновение она замерла на месте; ее сердце громко колотилось. Немного успокоившись, девушка двинулась к воротам. Неподалеку виднелась базилика, величественная и полная покоя. Дженн, задыхаясь, добралась до высокой бронзовой двери и толкнула ее.
Внутри было темно, хоть солнечный свет и струился сквозь витражи. Дженн поспешно вошла внутрь и двинулась дальше уже спокойнее. Здание было почти пусто, и его прохладные тени и простор высокого купола охватили девушку, как успокаивающее объятие. Дженн постепенно отдышалась, но противоречивые чувства все еще терзали ее, когда она приблизилась к ступеням алтаря. Высоко над ней на стене висел триум, символ вечно нераздельных богов. Минея, Серинлет, злой Бролех…
Не задумываясь, Дженн опустилась на колени, не сводя глаз с триума. Она попыталась молиться Минее, но слова не шли. Казалось, даже мысли Дженн лишились свободы.
— Она знает, что вы молитесь ей, даже если вы не знаете, что сказать.
Дженн вздрогнула при звуке тихого голоса у нее за спиной и медленно обернулась. Рядом стоял молодой священник, сложив руки под стихарем.
— Именно так действует вера, — продолжал он. — Понимаете, она рождается не в разуме, а в сердце. Минея знает это. Она знает, что у человека может не оказаться сил молить о спасении кач раз тогда, когда он больше всего нуждается в помощи. Поэтому слова не важны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124