Так, очевидно, завтрак будет исключительно вегетарианским.
— А что-нибудь посущественнее есть?
— Нет. Мы тут живем просто, натуральным хозяйством. Если есть желание посидеть с удочкой — прошу.
Желания не было. Да и умения, если уж на то пошло. Поэтому я, смирившись с отсутствием белков, захрустел фруктами. В кармане обнаружилась пара сухарей, разнообразивших рацион, но через полчаса, когда я встал из-за стола, мяса все равно хотелось невыносимо. На худой конец, концентратов, которыми приходилось питаться в последнее время.
Я захватил начатую книгу и вышел из дому. Взяться за обыкновенную бумагу было удивительно приятно после всех этих технологических изысков. Я и раньше не особенно любил читать с экрана, но потом других вариантов просто не осталось.
Я устроился все под тем же деревом, под которым просидел всю ночь и уложил увесистый томик на колени. Это были «Хроники» Иллири, очередной летописный шедевр, призванный увековечить историю Безымянной. Смертельно занудная для обычной жизни вещь, но в сложившихся обстоятельствах она неплохо убивала время, а так же убаюкивала и служила отличной мухобойкой. Я углубился в описание Последней Войны (какой оптимизм, а?), последнего конфликта, потребовавшего руководящей роли Хранителя и отстоящего, насколько я разобрался в хронологии, тысячи эдак на две годков от данного момента. Я уже не первый раз начинал изучать эту историю, но меня постоянно отрывали от занимательного чтива. Так вот, Хранитель был из ременов (ну, оказывается, и такое бывает), и…
Трава под соседним деревом зашуршала — очевидно, Ворона тоже потянуло на природу. Я украдкой глянул в его сторону. Хмурится, кусает губы. Что же ему сказала Скай, что он настолько дергается? Может и мне стоит поволноваться? Хотя бы приличия ради, иначе он меня живьем съест. Я отмахнулся от мелкой мошки и попытался с головой уйти в книгу. Честно говоря, получалось не слишком. Мелкие валлирийские буковки-змейки на редкость заковыристого почерка переписчика прыгали перед глазами, норовя завязаться в шипящий узел. Я сощурился. Узел развязался, но змейки попадали со строчек и начали ползать по всей странице. Встречаясь, они норовили друг друга удушить, шкворча, как сало на сковородке, и плюясь ядом. В конце концов они все скатились в одну большую кучу-малу в центре страницы, живую, шевелящуюся, кишащую змеями и чернилами. Я вгляделся в центр этого черного переливающегося пятна и оно вдруг распалось на четко выстроенные, как на конном параде, ряды. Все змеи разом оторвали тяжелые головы от пергаментной страницы и зашипели.
А потом бросились на меня.
Я вздрогнул и проснулся. Сколько я спал? Мышцы затекли, книга валялась на траве, перевернутая переплетом вверх. Я неловко поднял ее, стряхнул несколько прилипших к страницам травинок и положил обратно на колени. Вот тебе и усыпляющая книжечка. В голове постепенно прояснялось. Я огляделся. Хан все так же сидел под соседним деревом, записывая что-то в Летописи, небо было все таким же пронзительно-голубым, Пути были все… Я изумленно вскинул глаза. Пути были НЕ… Я закрыл глаза, посчитал до десяти и снова их открыл. Нет, они определенно не такие, какими были ночью. Или кажется?
— Хан! — позвал я.
— Что?
— Пути не меняются в течение суток? По яркости?
— Они не меняются в течение миллионов лет. Никак, — отрезал он, не отрывая глаз от Летописи. — Это единственное, что здесь вообще есть постоянного. С чего это тебя вообще начало волновать?
— А ты голову подними вверх. Хоть раз, — довольно-таки ядовито ответил я. Он поднял. Изумленно вскинулись брови, ладонь взлетела к глазам. Через секунду он уже вскочил на ноги. Значит, это не от контраста. Пути действительно потускнели.
— Они не просто потускнели, — странно ровно ответил Хан на мои мысли (откуда?…). Я почти физически чувствовал волну исходящей от него тревоги. Всмотрелся в его лицо и беззвучно ахнул — он был бледен, как мертвец. — Они исчезают.
Скай.
Осколок выскользнул из окровавленных пальцев вместе с лоскутами почерневшей кожи. Я попыталась его поднять, но руки тряслись, тряслись так, что не я смогла даже нашарить меч в снегу. Я подняла к лицу десять дрожащих, абсолютно не подчиняющихся мне пальцев. Жалких пальцев цвета свежеободранной туши.
Что ж, можно ждать и армию демонов, и прочих приятностей. Я ошиблась, слава богам.
Распрямилась, сделала шаг, другой. Сведенные судорогой плечи и спину стало понемногу отпускать, но вот ноги держать не хотели, и рук я по-прежнему не чувствовала. Я зло сплюнула в снег и оперлась на варину.
Внутри было гадко, и где-то там, глубоко-глубоко, увязли остатки обломанных когтей, которые еще дадут о себе знать, нагнаиваясь, продираясь еще глубже. Но это будет потом. Никто еще не придумал, как спасти от гноя и нарывов душу, но я ее отбила.
Аллилуйя. Может, первопроходцем в этой области буду я. Однако до этого нужно еще дожить. Я огляделась. Снег… Порошит мелкими, как пыль, снежинками. Туман спал, стелится по колено и (о, радость! о, восторг!) наконец-то я перестала ощущать себя оглохшей.
С усилием, словно на сломанных (не удивлюсь) ногах я неуклюже сделала несколько шагов. Нагнулась, чуть ли не зубами вырыла из присыпанной снегом ямки Осколок, сложила его и сунула в карман — в ножны в таком состоянии я попасть бы не смогла даже под угрозой смерти Хранителя. Хромая, пыхтя и тихо матерясь, я поковыляла прочь с обоженной поляны.
Позади себя я оставляла…всего лишь снег. Они рассыпались им когда… умирали? Или все же нет?
Нога под слоем снега наткнулась на что-то твердое и в то же время странно упругое. Под носком сапога неопознанный предмет поддался и проволокся перед ним по прелой слежавшейся листве с влажным плюхающим звуком. Я снова наклонилась (хорошо, уже почти научились наклоняться. Ура мне.) и попыталась разогнать рукой туман. Туман лип к влажной почве и снегу, разлетаясь нехотя, дробясь и закручиваясь вихрями вокруг дрожащих (все еще!) пальцев. Наконец он поредел настолько, чтобы я смогла разглядеть… Ну, естественно, труп. Что еще я могу найти в этой чертовой Роще?!
Алан лежал на боку, застывшие глаза хрустальными пуговками уставились в землю. Надо было бежать быстрее. Может быть, тогда бы разминулись. Из распоротой грудины виднелось сердце, какое-то жалкое и сморщенное. Ребра кое-где пробили кожу и острыми переломанными дугами торчали из бока. Значит, сначала был удар. Взгляд сместился чуть ниже. Живот, в отличие от груди, разодрали одним ударом, мощным и расчетливым, от диафрагмы до паха. Следы от когтей можно было проверять по линейке — изумительно прямые, с ровными краями (однако это не помешало кишечнику вывалиться наружу, а печени — стать безобразно развороченной).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
— А что-нибудь посущественнее есть?
— Нет. Мы тут живем просто, натуральным хозяйством. Если есть желание посидеть с удочкой — прошу.
Желания не было. Да и умения, если уж на то пошло. Поэтому я, смирившись с отсутствием белков, захрустел фруктами. В кармане обнаружилась пара сухарей, разнообразивших рацион, но через полчаса, когда я встал из-за стола, мяса все равно хотелось невыносимо. На худой конец, концентратов, которыми приходилось питаться в последнее время.
Я захватил начатую книгу и вышел из дому. Взяться за обыкновенную бумагу было удивительно приятно после всех этих технологических изысков. Я и раньше не особенно любил читать с экрана, но потом других вариантов просто не осталось.
Я устроился все под тем же деревом, под которым просидел всю ночь и уложил увесистый томик на колени. Это были «Хроники» Иллири, очередной летописный шедевр, призванный увековечить историю Безымянной. Смертельно занудная для обычной жизни вещь, но в сложившихся обстоятельствах она неплохо убивала время, а так же убаюкивала и служила отличной мухобойкой. Я углубился в описание Последней Войны (какой оптимизм, а?), последнего конфликта, потребовавшего руководящей роли Хранителя и отстоящего, насколько я разобрался в хронологии, тысячи эдак на две годков от данного момента. Я уже не первый раз начинал изучать эту историю, но меня постоянно отрывали от занимательного чтива. Так вот, Хранитель был из ременов (ну, оказывается, и такое бывает), и…
Трава под соседним деревом зашуршала — очевидно, Ворона тоже потянуло на природу. Я украдкой глянул в его сторону. Хмурится, кусает губы. Что же ему сказала Скай, что он настолько дергается? Может и мне стоит поволноваться? Хотя бы приличия ради, иначе он меня живьем съест. Я отмахнулся от мелкой мошки и попытался с головой уйти в книгу. Честно говоря, получалось не слишком. Мелкие валлирийские буковки-змейки на редкость заковыристого почерка переписчика прыгали перед глазами, норовя завязаться в шипящий узел. Я сощурился. Узел развязался, но змейки попадали со строчек и начали ползать по всей странице. Встречаясь, они норовили друг друга удушить, шкворча, как сало на сковородке, и плюясь ядом. В конце концов они все скатились в одну большую кучу-малу в центре страницы, живую, шевелящуюся, кишащую змеями и чернилами. Я вгляделся в центр этого черного переливающегося пятна и оно вдруг распалось на четко выстроенные, как на конном параде, ряды. Все змеи разом оторвали тяжелые головы от пергаментной страницы и зашипели.
А потом бросились на меня.
Я вздрогнул и проснулся. Сколько я спал? Мышцы затекли, книга валялась на траве, перевернутая переплетом вверх. Я неловко поднял ее, стряхнул несколько прилипших к страницам травинок и положил обратно на колени. Вот тебе и усыпляющая книжечка. В голове постепенно прояснялось. Я огляделся. Хан все так же сидел под соседним деревом, записывая что-то в Летописи, небо было все таким же пронзительно-голубым, Пути были все… Я изумленно вскинул глаза. Пути были НЕ… Я закрыл глаза, посчитал до десяти и снова их открыл. Нет, они определенно не такие, какими были ночью. Или кажется?
— Хан! — позвал я.
— Что?
— Пути не меняются в течение суток? По яркости?
— Они не меняются в течение миллионов лет. Никак, — отрезал он, не отрывая глаз от Летописи. — Это единственное, что здесь вообще есть постоянного. С чего это тебя вообще начало волновать?
— А ты голову подними вверх. Хоть раз, — довольно-таки ядовито ответил я. Он поднял. Изумленно вскинулись брови, ладонь взлетела к глазам. Через секунду он уже вскочил на ноги. Значит, это не от контраста. Пути действительно потускнели.
— Они не просто потускнели, — странно ровно ответил Хан на мои мысли (откуда?…). Я почти физически чувствовал волну исходящей от него тревоги. Всмотрелся в его лицо и беззвучно ахнул — он был бледен, как мертвец. — Они исчезают.
Скай.
Осколок выскользнул из окровавленных пальцев вместе с лоскутами почерневшей кожи. Я попыталась его поднять, но руки тряслись, тряслись так, что не я смогла даже нашарить меч в снегу. Я подняла к лицу десять дрожащих, абсолютно не подчиняющихся мне пальцев. Жалких пальцев цвета свежеободранной туши.
Что ж, можно ждать и армию демонов, и прочих приятностей. Я ошиблась, слава богам.
Распрямилась, сделала шаг, другой. Сведенные судорогой плечи и спину стало понемногу отпускать, но вот ноги держать не хотели, и рук я по-прежнему не чувствовала. Я зло сплюнула в снег и оперлась на варину.
Внутри было гадко, и где-то там, глубоко-глубоко, увязли остатки обломанных когтей, которые еще дадут о себе знать, нагнаиваясь, продираясь еще глубже. Но это будет потом. Никто еще не придумал, как спасти от гноя и нарывов душу, но я ее отбила.
Аллилуйя. Может, первопроходцем в этой области буду я. Однако до этого нужно еще дожить. Я огляделась. Снег… Порошит мелкими, как пыль, снежинками. Туман спал, стелится по колено и (о, радость! о, восторг!) наконец-то я перестала ощущать себя оглохшей.
С усилием, словно на сломанных (не удивлюсь) ногах я неуклюже сделала несколько шагов. Нагнулась, чуть ли не зубами вырыла из присыпанной снегом ямки Осколок, сложила его и сунула в карман — в ножны в таком состоянии я попасть бы не смогла даже под угрозой смерти Хранителя. Хромая, пыхтя и тихо матерясь, я поковыляла прочь с обоженной поляны.
Позади себя я оставляла…всего лишь снег. Они рассыпались им когда… умирали? Или все же нет?
Нога под слоем снега наткнулась на что-то твердое и в то же время странно упругое. Под носком сапога неопознанный предмет поддался и проволокся перед ним по прелой слежавшейся листве с влажным плюхающим звуком. Я снова наклонилась (хорошо, уже почти научились наклоняться. Ура мне.) и попыталась разогнать рукой туман. Туман лип к влажной почве и снегу, разлетаясь нехотя, дробясь и закручиваясь вихрями вокруг дрожащих (все еще!) пальцев. Наконец он поредел настолько, чтобы я смогла разглядеть… Ну, естественно, труп. Что еще я могу найти в этой чертовой Роще?!
Алан лежал на боку, застывшие глаза хрустальными пуговками уставились в землю. Надо было бежать быстрее. Может быть, тогда бы разминулись. Из распоротой грудины виднелось сердце, какое-то жалкое и сморщенное. Ребра кое-где пробили кожу и острыми переломанными дугами торчали из бока. Значит, сначала был удар. Взгляд сместился чуть ниже. Живот, в отличие от груди, разодрали одним ударом, мощным и расчетливым, от диафрагмы до паха. Следы от когтей можно было проверять по линейке — изумительно прямые, с ровными краями (однако это не помешало кишечнику вывалиться наружу, а печени — стать безобразно развороченной).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142