Затем его взгляд пристально уставился на ночных гостей. – Да и компания ваша очень странная – всякой твари по паре. Человек, от которого за версту змеиным духом несет; женщина с повадками перуницы; застывший в перевоплощении невр и младший дух из свиты Вельзевула. Каждый из вас сам по себе странен, а вместе – такого просто не бывает.
Старик закудахтал, то ли кашлял, то ли смеялся. Так продолжалось несколько минут. Когда он успокоился, его глаза продолжили внимательно ощупывать стоящих перед ним гостей, Никита решился:
– Мы здесь по делу. Пришли для выполнения данного нам поручения и, возможно, скоро уйдем.
– Ну-ка, ну-ка, – оживился старик, – а вот здесь поподробнее.
Глаза хозяина капища блеснули ярким желтым цветом и неподвижно уставились на Басанова. Никита замялся: учитывая конфиденциальность поручения, говорить о Кощунниковой книге не хотелось, кроме того, непонятный старик, хозяином восседавший в середине зала, доверия не вызывал. По повадкам он тянул на священнослужителя высокого ранга и, по всей видимости, возложенная Кощеем миссия без его помощи могла бы остаться невыполненной. Интуиция, вложенная при посвящении в сознание не одним поколением предков, молчала.
Пауза затянулась. Лицо старика начало менять выражение от насмешливо-начальственного до строгого, рот его приоткрылся, но в тот же миг подал голос Рудольф:
– Надо нам вещь одну оставить здесь. Наш хозяин поручил это дело нам. Вреда от нее местным богам не будет, а мы после этого уйдем обратно, туда, откуда пришли. Так что давай, старик, или помоги нам, или скажи прямо, что ты нам не помощник, и выгони на смерть в ночной лес.
Выпалив все на одном дыхании, оборотень замолк и в ожидании уставился на хозяина пещеры. Никита заметил, что в глазах человека-волка потихоньку разгорается огонь предстоящего боя.
– Хозяин сказал, хозяин послал, – неожиданно хихикнул старик, – а имя этому хозяину – Кощей. Чего вздрогнул, волчара? Угадал? А разве вам не рассказывал этот страхолюдный тип обо мне? Или, как он всегда это делает, использовал вас втемную? Ничего толком не объяснил, сам не пошел, но задание поручил. С него станется. Ну а про меня вы должны были слышать, во всяком случае, среди людей мое имя известно. Зовут меня Иуда. Иуда Искариот.
Старик в мгновение ока оказался на ногах В росте он уступал только Никите и, несмотря на старческое лицо, под свободно развевающейся накидкой чувствовались мощные накачанные мышцы.
– Это мой храм. Это капище моего бога. Нет, не того чудотворца из Вифлиема, который из иудейской ереси создал новое учение. И не дряхлого безликого Яхве. Не наивного и кроткого Будды и целой череды других богов и божков. Я отказался служить одному богу, не предал, как гласят легенды старого мира, а просто отказался. Каждому из апостолов на последней вечере наивный юноша даровал какую-нибудь выдающуюся способность, для того чтобы они стали ближе к нему и несли новое учение людям. Меня оделил также, но мне достался самый страшный и опасный дар – познать сомнение. И одновременно я получил возможность познавать истину. Не слабо? Познать правду и сразу же начать сомневаться в ней. Я хочу верить, но не могу. Я добираюсь до истины и сразу же подвергаю ее сомнению. При всем этом я бессмертен. Я не стал в угоду Иешуа подтачивать сомнениями идеологию его народа, который он избрал для своих наивных идей, играть роль адвоката дьявола. Просто однажды я отбросил все сомнения и пошел наперекор судьбе. Теперь я здесь. Хранитель подземного капища богов, изгнанных из земного мира. Я – их пастырь. У меня нашли приют Гор и Вишну, Деметра и Иштар, и десятки других богов, которые однажды вдруг стали ненужны в своем мире. Конечно, не все вошли в мой пантеон. Некоторые забытые боги так и сгинули, потеряв своих последователей, некоторые существуют в других измерениях, но я знаю: все они когда-нибудь все равно придут ко мне. А когда наступит последний день существования и мир начнет рушиться, судить станут все, а не только один оставшийся к тому времени бог. Все боги, создатели и разрушители, злобные и добрые, справедливые и коварные – все станут судьями, а я стану посредником между святыми братьями и сестрами (а так оно и есть – вне зависимости от их статуса и происхождения все боги являются одним сообществом), я стану посредником между ними и остальным миром, а может, и рядом миров.
– И когда же случится, ну, этот последний день? – Бесенок с любопытством подался вперед.
Старик, умолкнув, растерянно посмотрел на него, на лице промелькнуло недоумение, блеск в глазах потух, и он плюхнулся на сиденье.
– Бессмысленно объяснять истины тем, кто их не слышит. – В голосе Иуды прозвучала наигранная горечь.
«А ведь он актерствует для себя, – подумал Басанов. – Он слышит только себя, а все остальные для него – зрители, и наплевать, кто они, лишь бы слушали и поклонялись. Театр одного актера. Не самая лучшая разновидность фанатизма».
Между тем Иуда уже с подозрением оглядывал ночных гостей:
– Так что вы хотели в моем храме? Ах да! Вы хотите оставить здесь свою вещь. Я не стану вам помогать, потому что в ваших действиях чувствуется какой-то подвох и он направлен против меня или моих богов. Даже если это не так, ваша так называемая вещь может притянуть за собой все те несчастья, что в ожидании заснули вокруг вас. Да к тому же нет здесь места для захоронения чего-либо не связанного с хранящимися в капище идолами. Нет, согласия от меня не ждите.
– А без вас, уважаемый, мы не справимся? – вкрадчиво спросила додолка.
– Существуют правила приличия, хорошего тона. – Голос Иуды засочился приторным елеем. – Поговорку про чужой монастырь и устав вам всем поголовно слышать приходилось? Это касается и моего храма. Так что приятно оставаться.
Старик привстал, небрежно расшаркался и, отодвинув ногою кресло, медленной походкой удалился за высокий пустующий пьедестал в центре зала.
– Утром ворота храма откроются, и вы уйдете, если сможете.
Гулкий голос пронесся под сводами капища из ниоткуда и эхом заметался среди неподвижных истуканов.
– Упрямый придурок, – подвел итог безрезультатной беседы Глузь. – Слышал я про него. По мне, он похож на политическую проститутку – ни богу свечка, ни черту кочерга. Без него справимся.
После произнесенной вслух фразы бесенок испуганно прикрыл ладошкой рот. В том, что хранитель капища его слышит, ни у кого сомнения не было. Как бы в ответ в зале стало темнеть, похожие на свечи светильники, расставленные вдоль стен, начали гаснуть один за другим, и вскоре все погрузилось в кромешную тьму.
– Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу варенья не нашел, я не смотрю кино и не читаю сказки, зато я нюхаю и слышу хорошо, – на мотив известного шлягера заголосил бесенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Старик закудахтал, то ли кашлял, то ли смеялся. Так продолжалось несколько минут. Когда он успокоился, его глаза продолжили внимательно ощупывать стоящих перед ним гостей, Никита решился:
– Мы здесь по делу. Пришли для выполнения данного нам поручения и, возможно, скоро уйдем.
– Ну-ка, ну-ка, – оживился старик, – а вот здесь поподробнее.
Глаза хозяина капища блеснули ярким желтым цветом и неподвижно уставились на Басанова. Никита замялся: учитывая конфиденциальность поручения, говорить о Кощунниковой книге не хотелось, кроме того, непонятный старик, хозяином восседавший в середине зала, доверия не вызывал. По повадкам он тянул на священнослужителя высокого ранга и, по всей видимости, возложенная Кощеем миссия без его помощи могла бы остаться невыполненной. Интуиция, вложенная при посвящении в сознание не одним поколением предков, молчала.
Пауза затянулась. Лицо старика начало менять выражение от насмешливо-начальственного до строгого, рот его приоткрылся, но в тот же миг подал голос Рудольф:
– Надо нам вещь одну оставить здесь. Наш хозяин поручил это дело нам. Вреда от нее местным богам не будет, а мы после этого уйдем обратно, туда, откуда пришли. Так что давай, старик, или помоги нам, или скажи прямо, что ты нам не помощник, и выгони на смерть в ночной лес.
Выпалив все на одном дыхании, оборотень замолк и в ожидании уставился на хозяина пещеры. Никита заметил, что в глазах человека-волка потихоньку разгорается огонь предстоящего боя.
– Хозяин сказал, хозяин послал, – неожиданно хихикнул старик, – а имя этому хозяину – Кощей. Чего вздрогнул, волчара? Угадал? А разве вам не рассказывал этот страхолюдный тип обо мне? Или, как он всегда это делает, использовал вас втемную? Ничего толком не объяснил, сам не пошел, но задание поручил. С него станется. Ну а про меня вы должны были слышать, во всяком случае, среди людей мое имя известно. Зовут меня Иуда. Иуда Искариот.
Старик в мгновение ока оказался на ногах В росте он уступал только Никите и, несмотря на старческое лицо, под свободно развевающейся накидкой чувствовались мощные накачанные мышцы.
– Это мой храм. Это капище моего бога. Нет, не того чудотворца из Вифлиема, который из иудейской ереси создал новое учение. И не дряхлого безликого Яхве. Не наивного и кроткого Будды и целой череды других богов и божков. Я отказался служить одному богу, не предал, как гласят легенды старого мира, а просто отказался. Каждому из апостолов на последней вечере наивный юноша даровал какую-нибудь выдающуюся способность, для того чтобы они стали ближе к нему и несли новое учение людям. Меня оделил также, но мне достался самый страшный и опасный дар – познать сомнение. И одновременно я получил возможность познавать истину. Не слабо? Познать правду и сразу же начать сомневаться в ней. Я хочу верить, но не могу. Я добираюсь до истины и сразу же подвергаю ее сомнению. При всем этом я бессмертен. Я не стал в угоду Иешуа подтачивать сомнениями идеологию его народа, который он избрал для своих наивных идей, играть роль адвоката дьявола. Просто однажды я отбросил все сомнения и пошел наперекор судьбе. Теперь я здесь. Хранитель подземного капища богов, изгнанных из земного мира. Я – их пастырь. У меня нашли приют Гор и Вишну, Деметра и Иштар, и десятки других богов, которые однажды вдруг стали ненужны в своем мире. Конечно, не все вошли в мой пантеон. Некоторые забытые боги так и сгинули, потеряв своих последователей, некоторые существуют в других измерениях, но я знаю: все они когда-нибудь все равно придут ко мне. А когда наступит последний день существования и мир начнет рушиться, судить станут все, а не только один оставшийся к тому времени бог. Все боги, создатели и разрушители, злобные и добрые, справедливые и коварные – все станут судьями, а я стану посредником между святыми братьями и сестрами (а так оно и есть – вне зависимости от их статуса и происхождения все боги являются одним сообществом), я стану посредником между ними и остальным миром, а может, и рядом миров.
– И когда же случится, ну, этот последний день? – Бесенок с любопытством подался вперед.
Старик, умолкнув, растерянно посмотрел на него, на лице промелькнуло недоумение, блеск в глазах потух, и он плюхнулся на сиденье.
– Бессмысленно объяснять истины тем, кто их не слышит. – В голосе Иуды прозвучала наигранная горечь.
«А ведь он актерствует для себя, – подумал Басанов. – Он слышит только себя, а все остальные для него – зрители, и наплевать, кто они, лишь бы слушали и поклонялись. Театр одного актера. Не самая лучшая разновидность фанатизма».
Между тем Иуда уже с подозрением оглядывал ночных гостей:
– Так что вы хотели в моем храме? Ах да! Вы хотите оставить здесь свою вещь. Я не стану вам помогать, потому что в ваших действиях чувствуется какой-то подвох и он направлен против меня или моих богов. Даже если это не так, ваша так называемая вещь может притянуть за собой все те несчастья, что в ожидании заснули вокруг вас. Да к тому же нет здесь места для захоронения чего-либо не связанного с хранящимися в капище идолами. Нет, согласия от меня не ждите.
– А без вас, уважаемый, мы не справимся? – вкрадчиво спросила додолка.
– Существуют правила приличия, хорошего тона. – Голос Иуды засочился приторным елеем. – Поговорку про чужой монастырь и устав вам всем поголовно слышать приходилось? Это касается и моего храма. Так что приятно оставаться.
Старик привстал, небрежно расшаркался и, отодвинув ногою кресло, медленной походкой удалился за высокий пустующий пьедестал в центре зала.
– Утром ворота храма откроются, и вы уйдете, если сможете.
Гулкий голос пронесся под сводами капища из ниоткуда и эхом заметался среди неподвижных истуканов.
– Упрямый придурок, – подвел итог безрезультатной беседы Глузь. – Слышал я про него. По мне, он похож на политическую проститутку – ни богу свечка, ни черту кочерга. Без него справимся.
После произнесенной вслух фразы бесенок испуганно прикрыл ладошкой рот. В том, что хранитель капища его слышит, ни у кого сомнения не было. Как бы в ответ в зале стало темнеть, похожие на свечи светильники, расставленные вдоль стен, начали гаснуть один за другим, и вскоре все погрузилось в кромешную тьму.
– Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу варенья не нашел, я не смотрю кино и не читаю сказки, зато я нюхаю и слышу хорошо, – на мотив известного шлягера заголосил бесенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113