Тесса поняла, что старушка погрузилась в сон... то есть решила немножко передохнуть. Тогда она резким движением толкнула полено, и оно шлепнулось прямо в огонь, подняв столб дыма и сноп искр.
Матушка Эмита мигом встрепенулась и выпрямилась, как стрела.
— Как? Что? — вскрикнула она, вертя головой туда-сюда. Тесса, пристыженная, отступила от очага и спрятала кочергу за спину. Ей стало жаль престарелую даму.
— Ничего страшного. Это просто полено скатилось в огонь. — Она взяла пустую чашку старушки. — Давайте я заварю еще чаю, пока вы рассказываете о преступлении брата Аввакуса.
Матушка Эмита с подозрением взглянула на Тессу, потом на огонь, потом на небо за окном — проверила, который час.
— Брата Аввакуса, говоришь?
Тесса налила отвар в чашку.
— Помните, вы начали рассказывать, как Эмиту пришлось покинуть Мэйрибейн, потому что святые отцы выслали его... — Чтобы занять матушку Эмита и не дать ей уснуть, Тесса сунула наполненную до краев чашку прямо в руки старушки.
— Ага, да-да, конечно... — Матушка Эмита повозилась немного, половчее перехватывая чашку. — Ну, там пошли всякие толки насчет демонов. Настоятель заявил, что брат Аввакус, понимаешь ли, рисует демонов. Что рисунки его безбожные, страшные, нехорошие. Что он якобы якшается с самим дьяволом и его присными. Ну а Эмит как раз помогал Аввакусу, когда картинки эти были найдены, вот его и выслали.
Безбожные, нехорошие рисунки. Тесса в раздумье подперла голову рукой. Если узоры Аввакуса походили на работы Дэверика, неудивительно, что Эмит старается не анализировать творения своего мастера: он знает, что они считаются безбожными и нечестивыми.
Тессе вдруг стало жарко, она отодвинулась от огня.
— Что сталось с братом Аввакусом? — Она посмотрела в окно. Темнело, Эмит должен был скоро вернуться.
Матушка Эмита прокашлялась:
— Ему перерезали сухожилие на большем пальце правой руки — чтобы он не мог больше держать перо.
Тесса машинально опустила глаза, посмотрела на свои руки, на большие пальцы.
— Он покинул Остров Посвященных вместе с Эмитом?
— Ну нет, душечка. Он был монахом и не мог распоряжаться собой. Святые отцы нипочем бы его не отпустили. Они гордятся своим умением заклинать злых духов и изгонять демонов. Их хлебом не корми, дай перевоспитать какого-нибудь грешника — так говаривал мой муженек. Они небось чего только не проделывали с бедолагой, только бы спасти его бессмертную душу. — На последних словах матушка Эмита начала клевать носом: ею опять овладело непреодолимое желание отдохнуть.
Тесса не посмела пугать старушку второй раз. В конце концов, она узнала достаточно, есть о чем подумать. Тем более пора было приниматься за обычные приготовления к вечерней трапезе. Девушка принесла из кладовой масло и положила поближе к огню — надо, чтобы оно подтаяло к ужину; помешала тушеную рыбу, чтобы не пригорала, и насыпала на подоконник порошок из сушеной чемерицы — от мошек и комаров.
Удивительно, как быстро она приспособилась к этому новому миру, думала Тесса, доставая льняное полотнище из масляного раствора и отжимая его. Вот стоит тут и преспокойно вымачивает занавеску для окна в масле — для того, понимаете ли, чтобы материя пропускала больше света, — как будто это самое что ни на есть обычное занятие.
Жизнь здесь совсем не такая, как дома. Работа есть работа, ее надо сделать: это условие ее проживания в этом доме. Тесса и не представляла, что может быть иначе.
Тесса решила попробовать сделать соус, вернулась к очагу и достала маленький медный котелок с толстым дном. Правда, она не знала, какой именно соус задумала, и не была уверена, полагается ли к тушеной рыбе хоть какой-нибудь, но ею вдруг овладел кулинарный азарт, а начинать, казалось, проще всего с соуса.
Она зачерпнула ложку масла из глиняного горшочка — и тут послышался шум отодвигаемого засова.
Тесса оцепенела. Из уютной кухни она вдруг перенеслась назад, в ту страшную ночь на мосту. Гонцы, их запах, искаженные лица вновь предстали перед ней.
Горшочек с маслом выскользнул у нее из рук, упал в очаг и треснул, но не разбился.
— Как? Что? — очнулась матушка Эмита.
Дверь распахнулась, и в кухню ввалился Эмит с раскрасневшимися от свежего соленого воздуха щеками и множеством пакетов в руках.
— Приветствую всех! — воскликнул он, локтем захлопывая дверь. — Извиняюсь за опоздание. Я не меньше часа проталкивался через толпу на площади Валяльщиков. Похоже, нынче вечером все горожане высыпали на улицы. — Он положил свертки на стол, поцеловал мать в щеку, а потом повернулся к Тессе. — Я принес вам много интересного. А на закуску даже один сюрприз.
Тесса машинально улыбнулась, но во рту у нее пересохло, а сердце бешено колотилось. Она все еще видела перед собой морды гонцов. Масло у нее под ногами начало подтаивать от жары и желтой лентой вытекать из горшка. От запаха животного жира Тессу затошнило.
— Почему на улицах столько народу? — спросила она.
Эмит оглянулся на мать, придвинулся ближе к девушке и прошептал:
— Получены известия с фронта. Говорят, Изгард взял Торн.
— Торн? — Тесса помнила человека, носящего это имя: золотистые волосы, серые переменчивые глаза, то темные, то светлые, властный голос.
— Да. Городок на северо-западе гор Ворс. — Эмит жестом попросил Тессу отойти в сторону вместе с ним, подальше от матери. — Говорят, гонцы Изгарда убили женщин, детей, стариков, порезали свиней в загонах и коров на пастбищах; свирепствовали, пока в городе оставалось хоть что-то живое.
Тесса содрогнулась. Масло зашипело на огне, запахло гарью.
* * *
Кэмрон Торнский бежал, пока ноги не подломились под ним. Его легкие разрывались от напряжения; пот заливал глаза, в пересохшем горле саднило; грудь тяжело вздымалась, руки, спину, живот сводило судорогой. Он опустился на влажную землю Ранзи.
Капли летнего дождя жалили его, как ядовитые насекомые. Они были отвратительно теплые, и за это Кэмрон ненавидел их. В темноте омерзительная влага стекала по телу и щекам, просачивалась сквозь одежду. Ему казалось, что это кровь отца.
Кэмрон подтянул колени к груди и свернулся на земле жалким комочком. Запах мокрой травы напомнил ему дом. Не двуликий Бей'Зелл с его двумя гаванями и двумя храмами, а настоящий дом, его родину. Местечко между горами Борел и Ворс. В любой другой стране его называли бы деревней, но в Рейзе он считался городом.
Город Торн с его холмами, лугами, тяжелой от глины и урожайной от извести почвой — и людьми, которые гордились своей родиной и уверяли иностранцев, что по соседству с их райской долиной живет сам Господь Бог. Ни поэтов, ни философов, ни художников не породила земля Торна. Фермеры, виноградари, кузнецы, колесники и угольщики собирались по вечерам в его тавернах съесть тарелочку копченой гусиной печенки и выпить стаканчик берриака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189