– Добрый вечер, – приветствовал их Андервуд, едва приподнимаясь с кресла и явно скованный посторонним присутствием. – Позвольте представить вам помощника окружного прокурора господина Купфермана.
Затем он представил гостю Нефф и Уилсона. Детективы стали устраиваться. Предстояло рабочее совещание, и не было резона терять время на дальнейшие формальности.
– Начнем, пожалуй, – сказал он. – Я сообщил прессе, что сегодня вечером мы сделаем для нее заявление. Правильно ли я сделал?
– Несомненно, – ответил Уилсон и взглянул на помощника прокурора. – Вы жвачку жуете? Не дадите ли и мне? – Молодой человек протянул ему пакетик. – Спасибо. А то мне запретили курить.
– Мне хотелось бы выяснить, обнаружили ли вы что-нибудь такое, что оправдывало бы мое вмешательство, – спросил Купферман.
Так вот почему он здесь! Это был мальчик на побегушках у окружного прокурора. Его послали сюда разнюхать, не допустил ли департамент ошибок. А вдруг копы угробили себя потому, что были с червоточинкой?
– Этого не требуется. Ребята служили в бригаде дорожного движения, а не по линии борьбы с наркобизнесом. Они честно занимались своим делом.
– Вы уверены в этом?
– Какого-то расследования в этом направлении еще не проводили, – уточнила Бекки. – Мы занимались только выяснением причины смерти.
Было очевидно, что Андервуда интересовал именно этот аспект вопроса. Он наклонился вперед и сделал жест рукой, приглашающий развить эту тему.
– Это дело собак, – безличным голосом оповестил Уилсон. – Это все, что мы можем к настоящему времени утверждать. Их загрызли собаки.
– Ну нет! Это абсолютно исключено. Ни за что на свете я не упомяну этого в коммюнике для печати.
– Мы в этом не уверены, – сказала Бекки, – но Эванс убежден полностью. Единственный необычный момент при вскрытии – обнаружение остатков окиси углерода.
– Окиси углерода! Но ведь она относится к группе парализующих газов! Это вполне может объяснить, почему парни не воспользовались оружием. Это уже лучше. Почему бы сразу об этом не сказать? – Он пристально посмотрел на Уилсона. – Я лично считаю, что это – главный новый момент в расследовании. Пояснил ли медэксперт, где они ее наглотались?
Уилсон насмешливо хмыкнул.
– Да ведь его количество было слишком ничтожным.
– Это ты так считаешь, старина. Если я могу воспользоваться этим объяснением, мне не придется классифицировать это дело как нераскрытое. Нельзя же опубликовать в газетах: «Да, речь идет о двух копах, которые делали пометки на заброшенных автомобилях и были атакованы собаками, не сумев на это даже отреагировать». Исключено, чтобы я выступил с подобным заявлением.
– Спасибо.
– Что это значит?
– Просто спасибо. Ни больше ни меньше. Я тебе рассказал все, что нам известно. Если ты дашь мне еще несколько дней, мы еще что-нибудь раскопаем... А что до причин смерти, то, судя по всему, она наступила вследствие ран, нанесенных собаками. Должен признаться, что это мне нравится не больше, чем тебе. Но это факты. И если журналисты требуют от тебя заявления для печати, это единственное, что ты можешь им сказать.
– Хватит, надоело! Смерть вызвана окисью углерода. Так надо. Именно это я и сообщу прессе.
– Господин старший детектив, вы подумали о последствиях? – вступила в разговор Бекки.
Она-то уже все проанализировала и считала, что появление подобного коммюнике явилось бы чертовски серьезной ошибкой.
– О каких еще последствиях?
– Я вот о чем. Если в момент гибели они находились в сознании – а мы знаем, что так и было, – это значит, что мы встретились с чем-то опасным. И этого «чего-то» люди должны остерегаться, а полиция ликвидировать.
– Согласен, но это – не проблема. Я намерен отдать приказ почистить этот дьявольский отстойник и уничтожить там всех одичавших собак. И я сделаю заявление, что полицейские погибли, отравившись угарным газом, и что их тела обглодали уже после того, как они лишились сознания или были в полусознательном состоянии. – Он откашлялся. – Вас это устраивает?
– Лишь как твое мнение, – скупо прокомментировал Уилсон.
– Хорошо. Ничего не предпринимайте и ничего не говорите вразрез с моим заявлением, ясно? А ваши оценки оставьте при себе. Само собой разумеется, что дело закрыто и вы им больше не занимаетесь.
– Андервуд, этому делу не суждено быть закрытым надолго, – спокойно произнес Уилсон. – Ты можешь нас выставить за порог и делать какие угодно заявления, но все равно это кончится для тебя неприятностями. Вопрос не решен.
– А я утверждаю обратное. Ждите продолжения, это все, что вам остается делать.
– На Фаунтин-авеню произошло что-то чертовски необычное.
– Ничего такого, с чем бы не справились наши парни из Тэктикел Петроул Форс. – Его лицо налилось кровью, эта перепалка слишком взвинтила его. – Повторяю: нет ничего такого, с чем нельзя было бы справиться! За исключением, конечно, вас обоих. Вы просто бездари. Собаки... это же курам на смех! Это даже не оправдание и еще менее того объяснение. На меня насел целый город, требуя решения этой проблемы, а вы приносите мне тут всякое дерьмо!
– Ну раз ты считаешь нас некомпетентными сыщиками, – вкрадчиво заявил Уилсон, – почему бы тебе не созвать комиссию по расследованию? Какие у тебя претензии?
– Заткнись и пошли прочь! Вами займутся непосредственные ваши начальники.
– Так будет или нет комиссия по расследованию?
– Заткнись и пошли прочь!
Они повиновались. Даже Уилсон считал, что совещание окончено.
– Я поеду домой, – сказала Бекки во время спуска на лифте в подземный гараж. – Тебя подбросить?
– Не надо. Я пройдусь до Чайнатаун и перекушу там. Увидимся завтра утром.
– Значит, до завтра.
В одиннадцать часов Андервуд выступил с телеэкрана с лаконичным заявлением: окись углерода, одичавшие собаки, предстоящая их травля полицейским патрулем, вопрос прояснен в течение одного дня.
«Ну что за невезуха», – подумала она.
Глава 3
Слепой Майк О’Доннел ненавидел эту часть своей ежедневной прогулки. От этих улиц так и веяло чем-то зловещим, они были пустынны и таили в себе опасность. Из проходов, тянувшихся к руинам домов, смрадно воняло отбросами и мочой. О’Доннел предпочитал оживление, царившее на расстоянии в несколько жилых массивов отсюда, но его скудные средства не позволяли взять такси, и он был вынужден тащиться по этой унылой дороге пешком. Шум и гам, радостные звуки, некогда, в годы его детства, господствовавшие здесь, постепенно сменились расползавшимся из года в год подобно раковой опухоли мертвящим спокойствием. Сейчас оно охватило почти весь квартал. Оживленно было лишь в одном жилом блоке, где он ютился со своей дочкой, да у станции метро в двадцати минутах ходьбы от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54