Обезображенная и поруганная фотография — это была работа хулиганки, намеренное осквернение той, кого он любил, желание уничтожить его нежную память навсегда, точно так же, как Рут пыталась сделать это прошлой ночью, бесстыдно притворившись Гиллиан.
Фрэнк выпрямился и повернулся к ним. Лицо его было пепельно-серым, он весь дрожал, не в силах больше сдержать ярость. У него не было слов, губы его шевелились, произнося безмолвные проклятья.
— Мне ужасно жаль, — Саманта выглядела так, словно ей и в самом деле было жаль. Она подтолкнула тарелку с беконом к его месту за столом. — Это Эллен сделала. Ее отругали. Да, Эллен?
Девочка медленно обернулась, и Фрэнк не увидел ни тени раскаяния на ее угрюмом лице. Только презрение и какое-то довольное, злорадное выражение: да, я это сделала, и я рада, потому что ты не можешь это исправить!
— Нет, не отругали! — она говорила с полным ртом, изо рта у нее вылетела крошка. — Ты, мама, сказала, что это пустяки, потому что это только никому не нужный старый снимок какой-то мертвой женщины.
— Ты опять рассказываешь небылицы, — щеки Саманты слегка покраснели. — Тебя же предупреждали, что если ты еще что-нибудь подобное сделаешь, тебя выпорют! И если ты не перестанешь врать...
— Это правда. Спросите у других!
Фрэнк вопросительно посмотрел на Дебби и Джанет. Рут все еще стояла к нему спиной. Кулаки его были сжаты. Только так он мог сдержать себя и не ударить как следует по их физиономиям. Он бы хотел превратить их в такое месиво, чтобы никто не узнал их, как они сделали с Гиллиан!
Дебби и Джанет переглянулись. Слабый кивок, означающий, да, в кои-то веки Эллен действительно говорит правду.
— Это была моя жена! — он говорил с раздражением, от которого дрожало все его тело. — Это вы так относитесь к мертвым?
Эллен смотрела на него с вызовом, продолжая громко чавкать.
— Если она умерла, это не имеет значения, — она выплюнула кусочек хрящика. — Подумаешь, одна фотография. И вообще я думаю, она была уродиной.
— Будь ты проклята! — он двинулся к ней, подняв угрожающе руку. — Тебе надо всыпать как следует. Или запереть навсегда. И я сейчас тебя отлуплю!
— Эллен! Фрэнк! — Саманта незаметно проскользнула между ними. Она стояла лицом к фермеру, спиной к Эллен.
— О, Фрэнк, мне ужасно жаль, если я могу чем-то помочь...
— Единственное, что вы бы могли сделать, это восстановить фотографию, — казалось, он весь поник, глаза его наполнились слезами, плечи дрожали. — Но так как это невозможно, то вы могли бы мне помочь тем, что убрались бы с этого острова. Паром придет в середине дня. Уж постарайтесь уехать с ним!
Он резко повернулся, пошел к двери, с шумом распахнул ее. Джейк протиснулся мимо него в щель, выбежал на солнце. Фрэнк остановился и обернулся, посмотрев, прищурившись, на Саманту.
— Скажите мне правду, — прорычал он. — Вы отругали свою дочь за то, что она сделала или нет? Ну же, отвечайте!
Саманта взглянула на него, побледнев, опустила глаза.
— Нет, — ответила она тихо. — Я не стала ее ругать. Потому что я тоже не думала, что это так важно.
— Благодарю вас, — голос его поднялся до крика. — Это все, что я хотел знать. А теперь вон с моего острова навсегда!
15
Вскоре после первых лучей рассвета Идис направилась к Торфяному болоту. Она выскользнула из дома, пока ее мать и сестры еще спали и всю дорогу бежала бегом, хотя знала, что Маргарет придет сюда еще не скоро. Если сестра вообще придет. Она собиралась насладиться этим днем, серым небом и свежим ветром, не обращая внимания на дождь. Ее маленькое тело дрожало от предвкушения. Идис была охвачена жаждой, которую не испытывала до сих пор. Жаждой крови!
На болоте сегодня утром были дикие гуси. Она слышала их, хотя и не видела с такого расстояния; изредка птицы издавали гортанные звуки, с удовольствием начиная пастись. Идис присела на корточки в камышах и попыталась сориентироваться. Возвышенность, очертания которой угадывались у нее за спиной, — это холм. Сейчас, при свете дня, она видела, где кончаются камышовые заросли и начинается пышная зеленая трава. Когда придет время, она должна будет следить за этой линией раздела, чтобы не наступить на траву.
Она ощутила странное чувство одиночества, что было ей чуждо. Целыми днями девочка наслаждалась тем, что была одна, вдали от других, чувствуя себя в безопасности, так как знала, что Хозяин защитит ее. И все же сегодня было как-то по-другому. Потому что кто-то должен был умереть.
Столкнувшись с этим на деле, она испугалась. Она ненавидела Маргарет и хотела убить ее, но когда она фактически приблизилась к своей цели, все изменилось. Не то чтобы она не хотела больше убивать сестру, она просто желала, чтобы это произошло без ее участия. Она удивлялась, почему Хозяин сам не мог сделать это. Может быть, потому, что он никогда не покидал пещеру. Или же, может быть, он проверяет ее. Она нервно схватила распятье, перевернула его. Внезапно Идис показалось, что оно даже не сверкнуло на свету, что оно безжизненно.
Она подумала, не вернуться ли ей в дом. Это было бы простым выходом, но ни к чему бы не привело. Ее мать пригрозила посадить ее под замок, если она не перестанет уходить без спроса. А это означает, что она что-то заподозрила. И куда подевался Зок? Его не было в доме, когда она уходила — она украдкой чуть-чуть приоткрыла дверь и заглянула к нему. Он тоже ушел. Вероятно, на охоту. Но на кого же он охотится?
Идис мутило, ей было плохо, но желудок ее был пуст. Эти водоросли отвратительны. Они часами варили их в большой каменной печи, но никак не могли избавиться от резкого тухлого запаха. Ей нужно мясо. Если она увидит Зока, то пригрозит ему: не добудешь мне мяса, я...
— Девочка, что ты тут делаешь?
Идис отпрыгнула назад, упала и растянулась в камышах. Ее сердце бешено колотилось от страха. Сдавленный крик сорвался с губ Идис, когда же она подняла глаза, то увидела уродливую фигуру старого лодочника, который наклонился над ней. Его рваные лохмотья едва прикрывали старое тело, грязное, немытое, от него исходил запах дикого зверя. Искаженное яростью лицо потемнело, челюсть выдвинута.
— Ну, так чем ты тут занимаешься?
— Я... наблюдаю за дикими гусями, Зок. Как ты смеешь подкрадываться ко мне и пугать меня!
— Ты врешь, — он сплюнул на землю. — Такая ленивая девка как ты не вылезет в такое ненастное утро из постели, чтобы следить за птицами! Я чую, ты задумала недоброе. Ты что-то затеваешь!
— Ладно, — она поднялась, обтерла грязь с тела. — Я задумала. Но это не твое дело. — Гнев на мгновение лишил ее осторожности; она решила вселить страх в этого старого карлика, который медлил с голодной смертью ее матери и сестер. — Мой отец На острове!
Зок отшатнулся, лицо его побелело под коркой грязи. Его беззубые десны задвигались, и он прошипел как загнанная в угол змея:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Фрэнк выпрямился и повернулся к ним. Лицо его было пепельно-серым, он весь дрожал, не в силах больше сдержать ярость. У него не было слов, губы его шевелились, произнося безмолвные проклятья.
— Мне ужасно жаль, — Саманта выглядела так, словно ей и в самом деле было жаль. Она подтолкнула тарелку с беконом к его месту за столом. — Это Эллен сделала. Ее отругали. Да, Эллен?
Девочка медленно обернулась, и Фрэнк не увидел ни тени раскаяния на ее угрюмом лице. Только презрение и какое-то довольное, злорадное выражение: да, я это сделала, и я рада, потому что ты не можешь это исправить!
— Нет, не отругали! — она говорила с полным ртом, изо рта у нее вылетела крошка. — Ты, мама, сказала, что это пустяки, потому что это только никому не нужный старый снимок какой-то мертвой женщины.
— Ты опять рассказываешь небылицы, — щеки Саманты слегка покраснели. — Тебя же предупреждали, что если ты еще что-нибудь подобное сделаешь, тебя выпорют! И если ты не перестанешь врать...
— Это правда. Спросите у других!
Фрэнк вопросительно посмотрел на Дебби и Джанет. Рут все еще стояла к нему спиной. Кулаки его были сжаты. Только так он мог сдержать себя и не ударить как следует по их физиономиям. Он бы хотел превратить их в такое месиво, чтобы никто не узнал их, как они сделали с Гиллиан!
Дебби и Джанет переглянулись. Слабый кивок, означающий, да, в кои-то веки Эллен действительно говорит правду.
— Это была моя жена! — он говорил с раздражением, от которого дрожало все его тело. — Это вы так относитесь к мертвым?
Эллен смотрела на него с вызовом, продолжая громко чавкать.
— Если она умерла, это не имеет значения, — она выплюнула кусочек хрящика. — Подумаешь, одна фотография. И вообще я думаю, она была уродиной.
— Будь ты проклята! — он двинулся к ней, подняв угрожающе руку. — Тебе надо всыпать как следует. Или запереть навсегда. И я сейчас тебя отлуплю!
— Эллен! Фрэнк! — Саманта незаметно проскользнула между ними. Она стояла лицом к фермеру, спиной к Эллен.
— О, Фрэнк, мне ужасно жаль, если я могу чем-то помочь...
— Единственное, что вы бы могли сделать, это восстановить фотографию, — казалось, он весь поник, глаза его наполнились слезами, плечи дрожали. — Но так как это невозможно, то вы могли бы мне помочь тем, что убрались бы с этого острова. Паром придет в середине дня. Уж постарайтесь уехать с ним!
Он резко повернулся, пошел к двери, с шумом распахнул ее. Джейк протиснулся мимо него в щель, выбежал на солнце. Фрэнк остановился и обернулся, посмотрев, прищурившись, на Саманту.
— Скажите мне правду, — прорычал он. — Вы отругали свою дочь за то, что она сделала или нет? Ну же, отвечайте!
Саманта взглянула на него, побледнев, опустила глаза.
— Нет, — ответила она тихо. — Я не стала ее ругать. Потому что я тоже не думала, что это так важно.
— Благодарю вас, — голос его поднялся до крика. — Это все, что я хотел знать. А теперь вон с моего острова навсегда!
15
Вскоре после первых лучей рассвета Идис направилась к Торфяному болоту. Она выскользнула из дома, пока ее мать и сестры еще спали и всю дорогу бежала бегом, хотя знала, что Маргарет придет сюда еще не скоро. Если сестра вообще придет. Она собиралась насладиться этим днем, серым небом и свежим ветром, не обращая внимания на дождь. Ее маленькое тело дрожало от предвкушения. Идис была охвачена жаждой, которую не испытывала до сих пор. Жаждой крови!
На болоте сегодня утром были дикие гуси. Она слышала их, хотя и не видела с такого расстояния; изредка птицы издавали гортанные звуки, с удовольствием начиная пастись. Идис присела на корточки в камышах и попыталась сориентироваться. Возвышенность, очертания которой угадывались у нее за спиной, — это холм. Сейчас, при свете дня, она видела, где кончаются камышовые заросли и начинается пышная зеленая трава. Когда придет время, она должна будет следить за этой линией раздела, чтобы не наступить на траву.
Она ощутила странное чувство одиночества, что было ей чуждо. Целыми днями девочка наслаждалась тем, что была одна, вдали от других, чувствуя себя в безопасности, так как знала, что Хозяин защитит ее. И все же сегодня было как-то по-другому. Потому что кто-то должен был умереть.
Столкнувшись с этим на деле, она испугалась. Она ненавидела Маргарет и хотела убить ее, но когда она фактически приблизилась к своей цели, все изменилось. Не то чтобы она не хотела больше убивать сестру, она просто желала, чтобы это произошло без ее участия. Она удивлялась, почему Хозяин сам не мог сделать это. Может быть, потому, что он никогда не покидал пещеру. Или же, может быть, он проверяет ее. Она нервно схватила распятье, перевернула его. Внезапно Идис показалось, что оно даже не сверкнуло на свету, что оно безжизненно.
Она подумала, не вернуться ли ей в дом. Это было бы простым выходом, но ни к чему бы не привело. Ее мать пригрозила посадить ее под замок, если она не перестанет уходить без спроса. А это означает, что она что-то заподозрила. И куда подевался Зок? Его не было в доме, когда она уходила — она украдкой чуть-чуть приоткрыла дверь и заглянула к нему. Он тоже ушел. Вероятно, на охоту. Но на кого же он охотится?
Идис мутило, ей было плохо, но желудок ее был пуст. Эти водоросли отвратительны. Они часами варили их в большой каменной печи, но никак не могли избавиться от резкого тухлого запаха. Ей нужно мясо. Если она увидит Зока, то пригрозит ему: не добудешь мне мяса, я...
— Девочка, что ты тут делаешь?
Идис отпрыгнула назад, упала и растянулась в камышах. Ее сердце бешено колотилось от страха. Сдавленный крик сорвался с губ Идис, когда же она подняла глаза, то увидела уродливую фигуру старого лодочника, который наклонился над ней. Его рваные лохмотья едва прикрывали старое тело, грязное, немытое, от него исходил запах дикого зверя. Искаженное яростью лицо потемнело, челюсть выдвинута.
— Ну, так чем ты тут занимаешься?
— Я... наблюдаю за дикими гусями, Зок. Как ты смеешь подкрадываться ко мне и пугать меня!
— Ты врешь, — он сплюнул на землю. — Такая ленивая девка как ты не вылезет в такое ненастное утро из постели, чтобы следить за птицами! Я чую, ты задумала недоброе. Ты что-то затеваешь!
— Ладно, — она поднялась, обтерла грязь с тела. — Я задумала. Но это не твое дело. — Гнев на мгновение лишил ее осторожности; она решила вселить страх в этого старого карлика, который медлил с голодной смертью ее матери и сестер. — Мой отец На острове!
Зок отшатнулся, лицо его побелело под коркой грязи. Его беззубые десны задвигались, и он прошипел как загнанная в угол змея:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48