ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Красные глаза тлели слезами.
Я провела там больше часа. Я впервые в жизни пыталась молиться, но не знала необходимых по этому слу-L чаю слов и только плакала и слушала шум моря, который явственно доносился до склепа со всеми подробностями прибоя: вот волна набегает на берег, вот катится назад. Как бесконечна его тяжесть и каким лазурным младенцем оно играет с бирюзовой галькой. Море молится вместо меня.
Разглядывая распятие я глуповато боялась задеть его рукой, вспоминая как в детстве раскокала вдребезги амурчика в доме проклятой тетки… А это кто? И я с умилением вдруг обнаружила — слезы высохли — что у основания креста, в зазоре пола, сквозь ранку пробился мой любимый лилейный вьюнок и, поднимаясь вверх, опутал нежными кольцами ноги Спасителя, целуя белоснежными чашечками Христовы раны.
Мертвый Иисус смотрел на меня сквозь закрытые веки.
Я пришла сюда вброд через море крови, но ни одна красная капля не забрызгала чистое зеркало, на моей совести всего одна смерть, нечаянная гибель пестрой кукушки, которую я накормила отравленным зерном.
Я поднялась с колен.
Когда смотритель закрыл за мной склеп, я еще долго гуляла по кладбищу, так оно было прекрасно и безлюдно, одна среди роз, кипарисов и облаков, в дурмане звучащего моря. И в один прекрасный миг, я вдруг разгадала тайну своей жизни: если есть на свете одержимые дьяволом, те, кто так долго и тщетно искали моей смерти, то есть и другая сторона медали — одержимые Богом!
Я Герса, что означает — одержимая Богом.
Эпилог
Встреча на ипподроме с человеком из сна. — Я узнаю всю правду о Герсе и о себе, но не могу поверить тому, что услышал.
Однажды, поздней осенью, под вечер, я ехал в трамвае № 23 по Беговой. В это время я уже перебрался из Санкт-Петербурга в Москву, учился в пищевом институте, жил в общежитии для студентов. Перебрался в тайной надежде — вдруг кто-нибудь, где-нибудь да и узнает меня на улице. Помашет рукой. Окликнет. Хлопнет по плечу.
Привет! Правда, я несколько изменил свою внешность, и вы понимаете почему. Я все еще боялся.
Так вот, когда трамвай помчал по Беговой, и меня прижало к стеклу, я вдруг увидел странное сооружение, которое отступило в глубь улицы — желто-ядовитое помпезное здание с колоннами, с конями на углах, с квадригой Аполлона над античной крышей. Боже! Но ведь именно его я видел тогда в кошмарном сне, когда лежал в бассейне и искал Марса! Трамвай промчал дальше. Видение скрылось. Я кинулся к выходу, с трудом дождался следующей остановки, и почти бегом вернулся назад. Но почему я не замечал его раньше? Сколько раз уже ездил мимо? Чем ближе я подходил к странному сооружению, тем больше замедлял свой шаг, тем сильнее стучало сердце. Как во сне я вступил в гадкий запущенный скверик из уродливых тополей. А вот и разгадка — летом густые кроны скрывали фасад, а сейчас — листопад, осень, голые ветки, хмурое небо, все насквозь… не без ужаса я застыл перед скульптурной группой: два мальчика купающие коней в чугунной воде. В том сне я пролетел так близко над их головами, что заметил даже белый помет голубей на черных волнах, плечах и гривах.
Я боялся подходить ближе и все же заставил себя выйти из сквера к фасаду здания. Все было точь-в-точь как во сне. Шпиль. Фигуры вздыбившихся коней на углах. «Вам плохо?» — спросил прохожий — так помертвело мое лицо. «Нет, нет, но что… что это?»
«Ипподром», — ответил он с удивлением и покачал рукой в сторону касс: «Там можно купить билет. До конца бегов почти два часа. Вы вполне успеете, молодой человек.»
Как сомнамбула, механическим болванчиком на прямых ногах, я прошел к стене, где были проделаны норы, машинально купил билет. «А программку, мужчина!» Купил и программку. Прошел вдоль великолепного фронтона, поднялся по кровавой ковровой дорожке к резной двери, протянул плоский билетик с головой коня.
«Это казино», — осадил швейцар и показал нужную дверь.
Когда я вошел в колоссальный вестибюль — я еле устоял на ногах от волнения: именно сюда влетел я в тот час жуткого сновидения, вон там, вверху, — мимо античных статуй — под грозным лепным потолком я косо летел до края стены, а затем стал винтообразно спускаться вниз к головам двух старых гардеробщиц-гарпий, которые неподвижно сидели за прилавком на стульях у ячеистой стены для сумок.
Я поднялся по мраморной лестнице к камере хранения и узнал тех старух, увидел разложенные тут же, между венозных рук, пачки сигарет на продажу.
Теперь — налево. Там должен быть кассовый зал, из которого короткий прямой коридор ведет на трибуны… Так и есть! Только во сне не шибал в нос запах сортира, где за распахом двери угрюмо и открыто справляло нужду несколько стариков.
В зале принимали ставки.
Но публики было едва пять человек.
За грязной стойкой буфета, у горки обветренных бутербродов скучала буфетчица с пропитым лицом бульдога.
А что если… а что если…
С отчаянным сердцем и перекошенным ртом я вьпдел на трибуну. Да! Я все узнавал. Овальное поле с фигурками бегущих лошадей. Коляски жокеев. Электронное табло напротив трибун. Обшарпанные сидения. Женский голос в динамике: «… сбавил Султан… Трапеция сбавила… В седьмом заезде впереди Грин Карт… за ним Фобос… сбавил Деймос…»
Пустые трибуны.
Малолюдье.
Осень.
Закрытие сезона.
Крап редких капель дождя.
День последних бегов.
Я вспоминаю слова офицера К. о том, что до тюрьмы я был букмекером на бегах. И удачливым. Голова идет кругом.
А что если… если я увижу его! Только теперь не во сне, а — наяву.
Лихорадочно заглянув в программку я нахожу седьмой заезд, но лошади по имени Герса среди коней нет.
Финиш. Под крики и брань редких зрителей заезд финиширует. Цветные шлемы жокеев и куртки забрызганы свежей грязью. Лошади блестят от дождя, словно от пота. Выиграл Грин-Карт.
Спустившись с трибуны, беспрестанно оглядываясь, откровенно всматриваясь в лица, я иду к правому краю трибуны и… и вдруг замечаю его! Это он… незнакомец из кошмара. Я сразу и легко узнаю его. Как и тогда, он в светлом габардиновом плаще с пятнами йода на рукавах. В прокуренных зубах — сигаретка. Шляпа, видавшая виды. Она висит на углу стула. Он сидит за столиком в боковой ложе «для своих», положив руки на клеенку, и смотрит на меня прямым насмешливым взглядом узнавания. А когда наши глаза встречаются, первым, еле заметно кивает мне головой.
Этот еле заметный кивок отдается в душе эхом пушечного залпа. Впервые в жизни кто-то узнает меня. И кто! Человек, которого я видел трижды только во сне.
Я тоже киваю в ответ и, бесцеремонно перепрыгнув через металлический барьерчик, поднимаюсь прямо к нему, без приглашения отодвигаю стул и сажусь напротив.
Я чуть ли не в беспамятстве.
— Вы узнали меня? — выпаливаю я, сорванным от волнения голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166