Теперь же ему ничего не стоило справиться с любым из них. Если понадобится, поставит на место и этого молодого зазнайку. Лучше бы, однако, до конфронтации дела не доводить. Пока что наиболее подходящей будет нейтральная позиция: ученый с мировым именем благосклонно отвечает на вопросы журналиста, деликатно обходя молчанием неудобные темы. Для разнообразия же можно время от времени подбрасывать кое-какие парадоксальные оценки собственного вклада в науку. Лемховичу нравилось, играя на публику, расшатывать тот пьедестал, на который его водрузили.
Ведущий церемонно пожал ему руку и заговорил.
– Добро пожаловать в наш телецентр, профессор Лемхович, – перевела девушка. – К передаче все уже готово. Прошу в студию.
Журналист ни на миг не умолкал, пока они пересекали просторное фойе и поднимались по лестнице на второй этаж. В том, что он говорил, для гостя не было ничего нового. Тему передачи они обсудили еще вчера. Лемховичу предстояла беседа с группой телезрителей. Ни "инструктажа", ни, тем более, репетиции не будет: надо создать впечатление непосредственности, подлинности происходящего. Непосредственность и подлинность – конек телевизионщиков, хотя они редко умеют объяснить, что же имеется в виду под этими терминами.
Студия оказалась сравнительно небольшим помещением, затянутым меняющим цвет пластиком (так называемым "хамелеоном"). С потолка свешивались десятки пронумерованных прожекторов и миниатюрные камеры на гибких щупальцах-манипуляторах. Лемхович бросил сочувственный взгляд в сторону режиссера, сидевшего за пультом в отделенной стеклянной стеной аппаратной. Профессор по собственному опыту знал, как трудно управляться с обладающими неограниченной степенью свободы манипуляторами.
За круглым столом уже расположились семеро приглашенных зрителей. Ведущий их представил: крупного, широкоплечего механика по строительной технике; высокого тощего социолога с длинными руками, длинным носом и длинными, давно не видевшими гребня волосами; молодую домохозяйку, явно побывавшую сегодня в парикмахерской и надевшую свое лучшее платье (еще бы, ее же увидят все соседи!); писателя в кожаной куртке, одетого с продуманной небрежностью; чертежницу тридцати пяти лет, с вечно ищущим взором старой девы; стриженого школьника с вызывающим прищуром, облаченного в строгий черный костюм, явно навязанный родителями (впрочем, парень уже успел распустить узел галстука и расстегнуть верхнюю пуговку сорочки); и, наконец, невысокого полноватого мужчину с редкими седеющими волосами – научного сотрудника Национального исследовательского центра видеоники. "Ага, коллега, – подумал Лемхович. – Скромен, но втайне склонен к внешним эффектам. В противном случае на кой ему черт эти очки с толстенными стеклами? Давно мог бы прооперироваться".
Кивнув будущим собеседникам, он опустился на свое место, будто в кресло дантиста, прикрыл глаза и целиком предоставил инициативу телевизионной группе. Уже сейчас становилось жарко; софиты шпарили вовсю. Кто-то провел по его лицу пропитанной жидким гримом губкой (иначе кожа будет бликовать на экране), другой сотрудник прикрепил наушник для синхронного перевода.
– Все готовы? – раздался в динамиках голос режиссера.
– Готовы! – ответил ведущий.
– Внимание! Выходим в прямой эфир! Тишина в студии!
Передача началась.
3
Ведущий привычно откинулся на спинку кресла, будто желая увеличить расстояние между собеседниками и собой. Взгляд его приобрел профессиональную сосредоточенность. Теперь перед ним не живые люди, а объекты беседы, которую нужно направлять как можно более оригинально. Легко оперевшись на ладонь чуть склоненной вбок головою, он произнес, глядя в камеру:
– Добрый вечер, дорогие друзья. Начинаем телепередачу "Гость третьей программы". Позвольте прежде всего поблагодарить вас за те сотни писем, которые мы получили от вас на прошлой неделе. Темы для беседы вы предлагаете самые разные, но преобладающим оказалось желание обсудить новое искусство, вот уже несколько лет победоносно шествующее по миру. Вы уже догадались, что речь идет о видеонике.
Лемхович улыбнулся. Неплохое начало, хотя и не совсем искреннее. Вряд ли телевизионщики ждали плебисцита в письмах, состоявшегося на прошлой неделе, чтобы определить тему передачи. Его они, во всяком случае, пригласили еще месяц назад.
– Авторы самых интересных писем здесь, у нас в студии, – продолжал ведущий. – Это представители разных профессий (последовало быстрое перечисление). Теперь же я рад вам сообщить, что на наше приглашение любезно ответил согласием сам профессор Адам Лемхович, создатель видеона. Добро пожаловать в студию, профессор Лемхович. Позвольте заверить вас, что наша телевизионная аудитория с огромным интересом воспримет ваш рассказ.
Сделав короткую паузу, он чуть прищурился и нанес первый удар:
– Итак, давайте начнем с вопроса: кто же, в сущности, профессор Лемхович?
"Молодец, мой мальчик, – подумал гость. – Что ж, расшатаем слегка пьедестал, а там видно будет".
– Вижу, вам по душе сразу брать быка за рога, – сказал он с хорошо разыгранной наивностью. – Я думаю на ваш вопрос смогу ответить без лишних слов. Кто такой профессор Лемхович? Очень просто: самозванец и узурпатор.
– Вот так шутка!.. – растерянно проговорил ведущий. Ситуация вышла из-под контроля, нужно было выиграть несколько секунд, чтобы снова взять ее в руки.
– Отчего же… – Лемхович был сама святая простота. – Я понимаю: Нобелевская премия, которой я удостоен пятнадцать лет тому назад, действует на широкую публику… м-м-м… гипнотизирующе. Но немало известных ученых – людей, мною глубоко уважаемых – считают меня ни кем иным, как узурпатором открытия, витавшего, так сказать, в воздухе. Признаться, они весьма смущаются, когда при личной встрече я им сообщаю о полном своем согласии с их мнением.
К ведущему постепенно возвращалось самообладание.
– Значит, вы считаете, что это открытие мог сделать кто угодно, окажись он на вашем месте?
– Не только на моем. Позвольте заметить вам, что у нас в двадцать первом веке подлинные открытия – чрезвычайная редкость. Видеоника с этой точки зрения – вообще не открытие. Всерьез анализируя собственные заслуги, должен заявить, что я всего лишь собрал воедино необходимые элементы. Так действует, скажем, повар. Но не тогда, когда творит некий кулинарный шедевр, а когда готовит элементарный бульон.
Шедевр же, повторяю, обязан своим появлением не мне, а историческому развитию электронных средств коммуникации.
– И что же… часто вы делаете подобные мысли общественным достоянием? – ведущий осторожно прощупывал почву.
– При малейшей возможности, – Лемхович постепенно входил в раж, как и всякий раз, стоило зайти речи о его незаслуженной популярности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Ведущий церемонно пожал ему руку и заговорил.
– Добро пожаловать в наш телецентр, профессор Лемхович, – перевела девушка. – К передаче все уже готово. Прошу в студию.
Журналист ни на миг не умолкал, пока они пересекали просторное фойе и поднимались по лестнице на второй этаж. В том, что он говорил, для гостя не было ничего нового. Тему передачи они обсудили еще вчера. Лемховичу предстояла беседа с группой телезрителей. Ни "инструктажа", ни, тем более, репетиции не будет: надо создать впечатление непосредственности, подлинности происходящего. Непосредственность и подлинность – конек телевизионщиков, хотя они редко умеют объяснить, что же имеется в виду под этими терминами.
Студия оказалась сравнительно небольшим помещением, затянутым меняющим цвет пластиком (так называемым "хамелеоном"). С потолка свешивались десятки пронумерованных прожекторов и миниатюрные камеры на гибких щупальцах-манипуляторах. Лемхович бросил сочувственный взгляд в сторону режиссера, сидевшего за пультом в отделенной стеклянной стеной аппаратной. Профессор по собственному опыту знал, как трудно управляться с обладающими неограниченной степенью свободы манипуляторами.
За круглым столом уже расположились семеро приглашенных зрителей. Ведущий их представил: крупного, широкоплечего механика по строительной технике; высокого тощего социолога с длинными руками, длинным носом и длинными, давно не видевшими гребня волосами; молодую домохозяйку, явно побывавшую сегодня в парикмахерской и надевшую свое лучшее платье (еще бы, ее же увидят все соседи!); писателя в кожаной куртке, одетого с продуманной небрежностью; чертежницу тридцати пяти лет, с вечно ищущим взором старой девы; стриженого школьника с вызывающим прищуром, облаченного в строгий черный костюм, явно навязанный родителями (впрочем, парень уже успел распустить узел галстука и расстегнуть верхнюю пуговку сорочки); и, наконец, невысокого полноватого мужчину с редкими седеющими волосами – научного сотрудника Национального исследовательского центра видеоники. "Ага, коллега, – подумал Лемхович. – Скромен, но втайне склонен к внешним эффектам. В противном случае на кой ему черт эти очки с толстенными стеклами? Давно мог бы прооперироваться".
Кивнув будущим собеседникам, он опустился на свое место, будто в кресло дантиста, прикрыл глаза и целиком предоставил инициативу телевизионной группе. Уже сейчас становилось жарко; софиты шпарили вовсю. Кто-то провел по его лицу пропитанной жидким гримом губкой (иначе кожа будет бликовать на экране), другой сотрудник прикрепил наушник для синхронного перевода.
– Все готовы? – раздался в динамиках голос режиссера.
– Готовы! – ответил ведущий.
– Внимание! Выходим в прямой эфир! Тишина в студии!
Передача началась.
3
Ведущий привычно откинулся на спинку кресла, будто желая увеличить расстояние между собеседниками и собой. Взгляд его приобрел профессиональную сосредоточенность. Теперь перед ним не живые люди, а объекты беседы, которую нужно направлять как можно более оригинально. Легко оперевшись на ладонь чуть склоненной вбок головою, он произнес, глядя в камеру:
– Добрый вечер, дорогие друзья. Начинаем телепередачу "Гость третьей программы". Позвольте прежде всего поблагодарить вас за те сотни писем, которые мы получили от вас на прошлой неделе. Темы для беседы вы предлагаете самые разные, но преобладающим оказалось желание обсудить новое искусство, вот уже несколько лет победоносно шествующее по миру. Вы уже догадались, что речь идет о видеонике.
Лемхович улыбнулся. Неплохое начало, хотя и не совсем искреннее. Вряд ли телевизионщики ждали плебисцита в письмах, состоявшегося на прошлой неделе, чтобы определить тему передачи. Его они, во всяком случае, пригласили еще месяц назад.
– Авторы самых интересных писем здесь, у нас в студии, – продолжал ведущий. – Это представители разных профессий (последовало быстрое перечисление). Теперь же я рад вам сообщить, что на наше приглашение любезно ответил согласием сам профессор Адам Лемхович, создатель видеона. Добро пожаловать в студию, профессор Лемхович. Позвольте заверить вас, что наша телевизионная аудитория с огромным интересом воспримет ваш рассказ.
Сделав короткую паузу, он чуть прищурился и нанес первый удар:
– Итак, давайте начнем с вопроса: кто же, в сущности, профессор Лемхович?
"Молодец, мой мальчик, – подумал гость. – Что ж, расшатаем слегка пьедестал, а там видно будет".
– Вижу, вам по душе сразу брать быка за рога, – сказал он с хорошо разыгранной наивностью. – Я думаю на ваш вопрос смогу ответить без лишних слов. Кто такой профессор Лемхович? Очень просто: самозванец и узурпатор.
– Вот так шутка!.. – растерянно проговорил ведущий. Ситуация вышла из-под контроля, нужно было выиграть несколько секунд, чтобы снова взять ее в руки.
– Отчего же… – Лемхович был сама святая простота. – Я понимаю: Нобелевская премия, которой я удостоен пятнадцать лет тому назад, действует на широкую публику… м-м-м… гипнотизирующе. Но немало известных ученых – людей, мною глубоко уважаемых – считают меня ни кем иным, как узурпатором открытия, витавшего, так сказать, в воздухе. Признаться, они весьма смущаются, когда при личной встрече я им сообщаю о полном своем согласии с их мнением.
К ведущему постепенно возвращалось самообладание.
– Значит, вы считаете, что это открытие мог сделать кто угодно, окажись он на вашем месте?
– Не только на моем. Позвольте заметить вам, что у нас в двадцать первом веке подлинные открытия – чрезвычайная редкость. Видеоника с этой точки зрения – вообще не открытие. Всерьез анализируя собственные заслуги, должен заявить, что я всего лишь собрал воедино необходимые элементы. Так действует, скажем, повар. Но не тогда, когда творит некий кулинарный шедевр, а когда готовит элементарный бульон.
Шедевр же, повторяю, обязан своим появлением не мне, а историческому развитию электронных средств коммуникации.
– И что же… часто вы делаете подобные мысли общественным достоянием? – ведущий осторожно прощупывал почву.
– При малейшей возможности, – Лемхович постепенно входил в раж, как и всякий раз, стоило зайти речи о его незаслуженной популярности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36