— Мне понятны ваши затруднения.— Сардоническая насмешка уже и не пыталась скрыться.— Но с помощью упорной британской отваги, задача, полагаю, будет преодолена.
— Возможно,— кротко согласилась Моргана. Но глаза ее так сверкнули, что Фелипе не обманулся.
Он рассмеялся и чуть наклонил свою темноволосую голову.
— Адеус, пекенья. Мне пора уйти, пока мы снова не поссорились.
Она невольно улыбнулась.
— Прощайте, Фелипе.
Он покачал головой:
— Такое прощание звучит слишком окончательно. Не могли бы вы освоить португальское, несмотря на ваше отвращение к этому языку?
— Я не питаю к нему отвращения,— запротестовала Моргана.— Так что же надо говорить по-португальски?
Почему-то ей больше не хотелось, чтобы он думал, будто ей не нравится его язык.
— Ате а виста, — ответил он, улыбнувшись ее произношению, когда она повторила за ним эти слова.
— Что я сказала?
— До встречи.— Его глаза смеялись еще сильнее.— Не бойтесь. Это не имеет никакого отношения к любви.
— Я ничего подобного от вас и не ожидала, сеньор,— быстро отозвалась она.
— Нет? — Взгляд его был пристальным, но все еще улыбчивым.— А следовало бы. Вам надо бы выучить португальский. Другие могут воспользоваться вашим незнанием языка.
Моргана вспомнила Ренато и те непонятные слова, которые он шептал ей во время танца, и неожиданно улыбнулась своей прежней озорной улыбкой.
— Думаю, что при таких обстоятельствах я догадаюсь, что говорится, каким бы языком, ни пользовались.
— Интересно, и как же вы ответите?
— Боюсь, что не смогу сказать, пока такая ситуация не возникнет.
Она, не собиралась признаваться ему, что такая ситуация уже возникала. На этот раз она будет умнее. Она не даст ему повода сделать какое-нибудь замечание, на которое нельзя будет ответить.
— Тогда — атеа виста, Моргана,— сказал он.— Постарайтесь не придумывать какого-нибудь предлога, чтобы отказаться поехать.
Моргана снова невольно улыбнулась.
— Ате а виста, Фелипе,— отозвалась она.
И, вскинув смуглую руку в шутливом прощании, он исчез.
Она смотрела ему вслед, пока он шел по мощеной дорожке к доставившему его ослепительному черному чудовищу. На его темных волосах блестело солнце. Он шел своей обычной уверенной походкой, но почему-то она больше не раздражала Моргану. Эта уверенность была частью его самого, той ответственности, которая лежала на его плечах и которую он нес так непринужденно.
К своему изумлению, она поняла: ей хочется, чтобы поскорее наступило послезавтра.

Утро было ярким и красочным. Такими утрами традиционно начинался день на Хуамасе, делая жизнь на острове удовольствием. Моргана с легким сердцем встала с постели.
Приняв душ, она надела свое форменное платье, чтобы сделать Несте массаж, но после процедуры собиралась с ним расстаться. Однако Неста этого не знала, и при виде шуршащей накрахмаленной формы в глазах ее отразилось разочарование.
— Моргана…— неуверенно начала она.
— Да? — спросила Моргана, сосредоточившись на своих руках, делающих массаж.
— Вы сегодня собираетесь быть в форменном платье?
Тут девушка подняла озорные глаза:
— Фелипе этого совсем не одобрит, правда?
— Боюсь, что нет.— Неста растерянно посмотрела на юную медсестру.— Я начинаю думать, что вам действительно доставляет удовольствие его раздражать.
— Не совсем, хотя, наверное, иногда бывает,— призналась Моргана.— Я по-прежнему считаю, что у него есть склонность к тирании. Правда, во время нашей последней встречи мы установили ненадежное перемирие.
— Ненадежное перемирие? — усмехнулась Неста.— И что же это значит?
— Что мы расстались в состоянии вооруженного дружелюбия, признав, что оно в любую минуту снова может перейти в открытые военные действия,— быстро ответила Моргана.
Несколько долгих секунд Неста молчала. Взгляд ее был полон нескрываемого беспокойства.
— Моргана,— сказала она наконец,— вы уверены, что не начинаете в него влюбляться?
— В Фелипе?! — Она. резко замолчала, и какое-то непонятное чувство охватило ее.— Конечно нет. Что за абсурдная мысль!— Она снова замолчала, нахмурилась.— Он не из тех мужчин, в кого я захотела бы влюбиться.
Но откуда опять это странное томление?
— Влюбляются обычно не по своему желанию,— напомнила ей Неста.
— Знаю. Но даже если бы я влюбилась, это совершенно бесполезно, так ведь? — Против этого аргумента возразить было невозможно, и разговор закончился. Тут же серьезность покинула Моргану.— И вообще, не думаю, чтобы у меня хватило нахальства влюбиться в господина Хуамасы.
—У вас же хватает нахальства с ним препираться.
— Это совсем другое дело. И вообще, я не смогла бы полюбить его, потому что…
— Знаю: потому что вы влюблены в Филиппа Лейланда,— устало договорила за нее Неста.
— Ничуть я в него не влюблена.
Изумленная Неста заморгала глазами:
— Не влюблены? — повторила она наконец, не веря своим ушам.
— Совершенно точно. Я это поняла еще до праздника. Удивительно, правда? — Моргана рассмеялась, изумленно качая головой.— Понадобилось столько времени, чтобы до меня это дошло.
Неста вздохнула с откровенным облегчением:
— Я искренне рада это слышать.
— И я тоже,— призналась Моргана.— Я чувствую себя так свободно, как не чувствовала уже очень давно. Я буду наслаждаться жизнью, пока я на Хуамасе, а это значит и то, что я не позволю Фелипе превращать меня в лиллипута. Наверное, все, что я говорю, ему как с гуся вода,— добавила она, скорчив рожицу.— Но, с вашего позволения, я оставляю за собой право возражать ему, когда хочу.
Неста засмеялась:
— Вы не нуждаетесь в моем позволении. У вас хватает собственного горячего нрава. Ну, бегом — переоденьтесь в свое самое лучшее платье. — Специально для дорогого Фелипе?
— Специально для Фелипе,— властно подтвердила Неста.— Вам от этого хуже не станет, пусть даже вы его не любите и находитесь — как вы это назвали? — в состоянии ненадежного перемирия.
Моргана засмеялась и, закончив массаж, помогла Несте одеться, после чего вернулась в свою комнату. Она с самого начала не собиралась оставаться в форменной одежде, но справилась со своей гордостью, позволив Несте считать, что та смогла ее переубедить.
Моргана надела светло-желтое шелковое платье со столь любимой ею завихривающейся юбкой и аккуратные сандалии, которые были на ней в день праздника. Потом, причесывая свои непокорные бронзовые кудри, она заметила на столике ожерелье с серебряными кружками.
Бросив гребень, она застегнула его на шее и с почти дерзкой улыбкой вспомнила, что Фелипе чуть ли не пытался запугать ее намеками на тайный смысл арабских надписей.
Спускаясь вниз, девушка ничуть не напоминала то аскетичное и отстраненное существо, каким казалась в своей сестринской форме, придававшей ее хрупкой фигурке непонятное достоинство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55