— Арни, я не могу…
— Ну пожалуйста.
Без всякого желания Вера нагнулась и стала водить языком, чувствуя, как с каждой секундой символ мужественности становится тверже. Арни лежал на спине, раскинув руки и откинув голову. Широко открытыми глазами он смотрел в потолок, где бесшумно крутился вентилятор. И умом, и сердцем он был где-то далеко, с кем-то другим, но только не с ней. Вера посмотрела на ночное небо, где ярко светили ночные звезды.
Чуть позже она лежала на нем, заключив его в свои объятия, и пыталась успокоить. Арни плакал.
— Прости меня. Вера. Мне казалось, что я…
— Успокойся, Арни. Это не имеет никакого значения.
Постепенно он успокоился, его дыхание стало ровным, и Вера уже решила, что он заснул, как вдруг Арни совершенно бодрым голосом сказал — Это все стресс. Вера. Завтра я буду в порядке.
— Арни, нашел о чем волноваться.
— Я люблю тебя. Вера.
— Я тоже люблю тебя.
— Мне кажется, что я всегда любил только тебя.
Арни сел и посмотрел на Веру. В темноте его лицо выглядело расплывчатым белым пятном. Он долго молчал, потом неуверенно спросил:
— Ты выйдешь за меня замуж. Вера?
— Нет, Арни, — ни минуты не раздумывая, ответила она.
— Почему нет? — спросил он голосом обиженного ребенка. — Мы ведь любим друг друга, и нам будет хорошо жить вместе.
— Не сомневаюсь, но…
— Я дам тебе все, что ты захочешь.
Арни начал перечислять, что он может ей дать: роскошные дома, одежду, машины, драгоценности, всевозможные путешествия и даже игрушки.
— Мне не нужна вся эта дребедень, — резко оборвала его Вера. — В жизни это не самое главное.
— Другие женщины считают это главным.
Вера медленно покачала в темноте головой.
— Я не другая женщина, — ответила она, мысленно представив себе, что сказала бы маме: «Между прочим, тут одна кинозвезда просит меня выйти за него замуж. Что ты думаешь по этому поводу?»
— Но ты нужна мне, Вера. Мне с тобой легко общаться, а мне так необходимо иногда с кем-нибудь поговорить.
Вера почувствовала, что тело Арни содрогается от подступивших к горлу рыданий.
— Сегодняшние съемки доконали меня. Люди увидят в кино, как мы с Джи Би занимаемся любовью, и опять будут считать меня секс-символом. Но ведь это не я! Неужели ты не понимаешь? Я просто не могу быть таким!
Вера молча обняла Арни, давая ему возможность выговориться.
— Так может продолжаться до бесконечности. Я так и слышу шепот у себя за спиной: «Кто его последняя подружка?»… А кто будет со мной рядом во время вручения «Оскара»?.. А если рядом со мной не будет девушки, все начнут спрашивать себя — почему? Всем будет казаться, что я чесоточный или, того хуже, что у меня СПИД. Уверен, студия подберет мне кого-нибудь и позаботится о том, чтобы повсюду появились наши фотографии. Мне придется целоваться с ней в публичных местах… дети будут таскать с собой ее фотографии… все будут говорить, что у меня новый роман, а что толку? Через неделю или даже раньше все закончится. И так будет повторяться снова и снова. Пожалуйста, Вера. Ты нужна мне.
— Ты собираешься жениться на мне для отвода глаз.
Нет, Арни, так дело не пойдет. Это совсем не то, что необходимо нам обоим.
Арни спрыгнул с кровати и подбежал к окну. Он молча стоял там: обнаженный силуэт на фоне звездного неба.
— Ты права. Вера, — сказал он наконец. — Прости, что давил на тебя.
— Ничего страшного, для этого и существуют друзья.
— Ты знаешь. Вера, ведь я девственник, — сказал Арни с ироническим смешком. — Я секс-символ, который никогда не занимался сексом. Интересно, правда? Мне казалось, что я стану увереннее, если займусь любовью с той, которую хорошо знаю, но даже с тобой у меня ничего не получилось. Прости меня. Вера.
— Но ведь где-то существует человек, который тебе подходит, — сказала Вера и, глубоко вздохнув, выпалила:
— Ты встретишь его, и в самое ближайшее время.
Наступила пауза, затем Арни медленно повернулся к Вере и попросил:
— Повтори, что ты сказала.
— Я сказала «его». Не надо больше притворяться и терзать себя.
— Что значит «притворяться»?
— Арни, — решительно произнесла Вера, — ты не единственный мужчина на свете, который вдруг открывает для себя, что он гей.
Ну, наконец она все ему сказала, пусть теперь сам решает. Вера видела, что Арни весь напрягся.
— Тебе об этом рассказал Сент?
— Не совсем так, я сама сопоставила некоторые факты.
Догадаться было нетрудно.
Арни вздохнул и снова посмотрел на звезды.
— С тех пор я не могу смотреть Сенту в глаза, — сказал он. — Мы с ним едва разговариваем.
— Дай ему прийти в себя, — успокоила его Вера. — Ты прекрасно знаешь, как трогательно Сент относится к людям. Ты мне об этом сам говорил не раз. Его не волнует их внешность, богаты они или бедны и кого любят.
Ей послышалось, будто Арни шепотом согласился с ней.
— Он много раз пытался сказать тебе, что вы остались друзьями.
— Я старался избегать его.
— Тогда нечего делать из этого проблему. Просто скажи ему, что вы по-прежнему друзья.
— Что ты делаешь во время своих путешествий в Пуэрто-Валларта? — спросил Даймонд.
Сент давно ждал этого вопроса, поэтому с готовностью ответил:
— Сдаю воду на анализы, потом гуляю по городу, разбираясь в своих ощущениях.
— Разве этого нельзя делать здесь?
— Здесь не город с вооруженными полицейскими.
— Что верно, то верно, — согласился Даймонд, удовлетворенный его ответом.
Он выключил мотор «Зодиака». Их лодка стояла у входа в залив, покачиваясь на воде, в небе висела яркая луна.
— Ну и каковы твои ощущения?
— Лучше, чем я ожидал.
— Я рад это слышать. — Даймонд посмотрел на небо. — Скоро полнолуние.
— Ты для того привез меня сюда, чтобы узнать, что я делаю в Пуэрто-Валларта? — спросил Сент.
— Нет. Мне надо поговорить с тобой.
— О чем? — Сент нагнулся и по локоть погрузил руку в воду, а когда вытащил ее, она фосфоресцировала. — Посмотри-ка, — показал он.
— Красиво, — согласился Даймонд. — Я хотел поговорить с тобой о моих планах. Но прежде всего мне бы хотелось рассказать о себе. Я хочу, чтобы между нами была полная ясность.
— Хорошо, — согласился Сент.
— Начну с самого начала. Ты знаешь, я никогда не видел своих родителей. Меня нашли завернутым в мешок в одной из аллей Бруклина. Я воспитывался в католическом приюте для сирот.
Сент сочувственно кивнул.
— Монахини невзлюбили меня. Я всегда был гордым ребенком, а для них гордыня — это грех. Они хотели выбить из меня эту гордость и сделать смиренным. Монахини без конца твердили, что их не удивляет тот факт, что меня выбросили на улицу, как мусор: кому охота иметь дело с таким чудовищным ребенком, от которого одни только неприятности? Они придумывали для меня бесконечные испытания, от которых я наотрез отказывался. Когда мне было шесть, я убежал, но вскоре меня поймали и поместили в воспитательный дом, затем в исправительную колонию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109