Она уже успела забыть, о чем шел разговор. Потом вспомнила и, дожевывая сосиску, кивнула.
– Ага. Тот, что уехал. Значит, его имя Билл Уильям-сон?
– Да! У него была замечательная жена и трое чудесных ребятишек. Само собой, он все потерял. В свое время он вел в Сан-Франциско дела о разводах, причем костяк его клиентов составляли гомосексуалисты. Дело процветало. Он обзавелся собственными сыщиками, фотографами, компьютерщиками и прочими специалистами, к которым приходится обращаться в делах подобного рода. Но слишком легко разбогатев, он утратил бдительность. Один из его агентов проявил халатность, когда искали подставного соответчика. Они попались, а расплачиваться пришлось Биллу. Это был полный крах.
– А что за супружеская пара? Мальчики или девочки?
– Девочки. Его клиентка хотела развестись, потому что воспылала страстью к одной цыпочке из Сан-Хосе и жаждала вступить с ней в брак, но ей не улыбалось платить алименты. Вот они и подослали к ее подруге красотку из Беркли, а потом засняли их на видео. И все бы хорошо, но эта особа оказалась порнозвездой: во время демонстрации фильма судья узнал ее технику.
Ксавьера поцокала языком.
– Естественно. Этот бедняга Уильямсон связался черт знает с какими болванами.
– Глупо, не правда ли? Ведь всем известно, что любой судья мигом отличит… Короче, афера провалилась. А Билл вложил всего себя в эту профессию, причем в буквальном смысле, потому что он сам бисексуал и блестяще провел несколько бракоразводных процессов с гомиками. На него это очень подействовало. Многие из тех, кого он знал, предлагали сброситься, чтобы он мог открыть новое дело. Он был честнейшим человеком и пользовался абсолютным доверием. Владелец супермаркета согласился отпускать ему продукты в долг. К тому же после этой передряги у него еще оставалось десять тысяч на счету в банке.
– Но он не захотел ничьей помощи? Уорд тяжело вздохнул.
– Эта история его доконала. Он утратил чувство реальности, а может, и волю к жизни. Хотя даже самоубийство было бы более достойным выходом, чем тот, который он в конце концов избрал. – Уорд придвинулся ближе и прошептал Ксавьере на ухо: – Билл перебрался в Вашингтон и открыл контору. Естественно, жена забрала детей и уехала к родителям. Наверное, до них что-то дошло: ведь об этом трубили на всех перекрестках. Или она сама рассказала, иначе им трудно было бы понять ее поступок. Не знаю, сказала ли она правду детям, когда они подросли. Скорее всего, солгала, будто их отец умер: чтобы не ранить неокрепшие души. Юность не меньше, чем в кислороде, нуждается в иллюзиях.
– Он все еще здесь?
– Я видел его раскатывающим на «мерседесе» в первый день нашего приезда. Но ему хватило порядочности не подать виду, будто мы знакомы. Его жена рассказывала, будто получает от него баснословные алименты: он тут, работая на правительство, зашибает по два миллиона в год. Но… – Уорд замолчал и уставился в одну точку.
– Но деньги – еще не все, – подсказала Ксавьера. Он печально закивал головой.
– Разумеется, деньги – еще не все. Человек должен уважать себя. Возможно, так чувствуют не все, но многие. Для меня, например, самоуважение значит гораздо больше, чем два миллиона в год. Но, конечно, не все люди одинаковы. Я знал немало молодых специалистов, которые, едва окончив колледж, устремлялись в Вашингтон, жертвуя честью золотому тельцу.
Ксавьера зябко повела плечами.
– Я вот думаю: а каково родителям! Выносить, вынянчить дитя, бороться с его детскими болезнями, помогать готовить уроки – и вдруг ваше чадо откалывает такой номер!
Уорд кивнул.
– Должно быть, это страшный удар.
– Слава Богу, моей маме не пришлось испытать ничего подобного.
Уорд погладил ее по руке.
– Ты не из таких. Мне кажется невыносимым – жить с таким бременем на совести. Но, может быть, если человек способен добровольно переехать в Вашингтон, его совесть атрофируется?
– Вне всяких сомнений.
По правде говоря, сомнения у Ксавьеры все же были – принимая во внимание то, что она знала о Ричи Мевилл, Линде и некоторых других. В свое время они приняли роковое решение сгоряча, в критические минуты своей жизни, будучи не в состоянии все хорошенько взвесить, – и теперь жестоко расплачивались за это. Как бы там ни было, на них лежало несмываемое клеймо. Разрушенные семьи, исковерканные судьбы…
Близкие люди оказались чужими, почти врагами. Это была дорога с односторонним движением – без возврата. Тлетворный дух Вашингтона отравил им легкие. Даже в душе Ксавьеры кратковременное пребывание в этом городе-монстре оставило зловещий след. Былой оптимизм уступил место угрюмой решимости. Она тряхнула головой и отправила в рот кусочек сосиски.
Сытный обед помог Ксавьере восстановить силы, но они начали быстро таять, едва они с Уордом вернулись в зал, где проходили слушания. Молодой женщиной овладела депрессия. В ожидании сенаторов они с Уордом обменивались ничего не значащими репликами. Адвокат старался взбодрить ее, и Ксавьера из благодарности делала вид, будто ничуть не расстроена. Но это стоило ей колоссальных усилий.
Отворилась служебная дверь, и в зал один за другим ввалились члены подкомитета. Сенатор Ролингс снова успел обрести сонный вид, а мисс Гудбоди была явно возбуждена, и наиболее наблюдательные зрители гадали: что же они съели на обед?
Ролингс ударил молотком по столу и предоставил слово Питерсдорфу.
– Мисс Холландер, – начал тот, – мы располагаем информацией, что вы контактировали с одной из ведущих корпораций автомобильной индустрии – «Нэшнл моторс».
– Совершенно верно.
– Какова природа этих контактов?
– Меня пригласили для разовой консультации.
– Какого рода?
– Они как раз заканчивали разработку новой модели и пожелали провести всесторонние испытания. Модель называлась…
– … «Рэмрод».
Глава одиннадцатая
Густой бас председателя правления, казалось, повис в душной, прокуренной атмосфере конференц-зала. Ксавьера проследила за направлением его взгляда. На блестящей поверхности длинного полированного стола отразился макет из папье-маше, высотой в добрых пару футов. Трудно было судить, как будет выглядеть настоящий автомобиль. Хотя, бесспорно, макет гораздо нагляднее чертежа или рисунка, это все-таки еще не сама машина. Пропорции, радующие глаз на чертеже, могут оказаться недостижимыми либо не вполне удобными в настоящем изделии. Кроме того, автомобиль – не простая совокупность кузова, крыльев, бампера и прочих частей. Если конструкция удачна, он является чем-то большим, а если неудачна – чем-то меньшим. В машину нужно вдохнуть жизнь. Вот этим-то сейчас и занимались – без особого успеха. Коитус никак не приводил к зачатию.
Какие только автомобили не сходили с конвейера компании «Нэшнл моторс»!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Ага. Тот, что уехал. Значит, его имя Билл Уильям-сон?
– Да! У него была замечательная жена и трое чудесных ребятишек. Само собой, он все потерял. В свое время он вел в Сан-Франциско дела о разводах, причем костяк его клиентов составляли гомосексуалисты. Дело процветало. Он обзавелся собственными сыщиками, фотографами, компьютерщиками и прочими специалистами, к которым приходится обращаться в делах подобного рода. Но слишком легко разбогатев, он утратил бдительность. Один из его агентов проявил халатность, когда искали подставного соответчика. Они попались, а расплачиваться пришлось Биллу. Это был полный крах.
– А что за супружеская пара? Мальчики или девочки?
– Девочки. Его клиентка хотела развестись, потому что воспылала страстью к одной цыпочке из Сан-Хосе и жаждала вступить с ней в брак, но ей не улыбалось платить алименты. Вот они и подослали к ее подруге красотку из Беркли, а потом засняли их на видео. И все бы хорошо, но эта особа оказалась порнозвездой: во время демонстрации фильма судья узнал ее технику.
Ксавьера поцокала языком.
– Естественно. Этот бедняга Уильямсон связался черт знает с какими болванами.
– Глупо, не правда ли? Ведь всем известно, что любой судья мигом отличит… Короче, афера провалилась. А Билл вложил всего себя в эту профессию, причем в буквальном смысле, потому что он сам бисексуал и блестяще провел несколько бракоразводных процессов с гомиками. На него это очень подействовало. Многие из тех, кого он знал, предлагали сброситься, чтобы он мог открыть новое дело. Он был честнейшим человеком и пользовался абсолютным доверием. Владелец супермаркета согласился отпускать ему продукты в долг. К тому же после этой передряги у него еще оставалось десять тысяч на счету в банке.
– Но он не захотел ничьей помощи? Уорд тяжело вздохнул.
– Эта история его доконала. Он утратил чувство реальности, а может, и волю к жизни. Хотя даже самоубийство было бы более достойным выходом, чем тот, который он в конце концов избрал. – Уорд придвинулся ближе и прошептал Ксавьере на ухо: – Билл перебрался в Вашингтон и открыл контору. Естественно, жена забрала детей и уехала к родителям. Наверное, до них что-то дошло: ведь об этом трубили на всех перекрестках. Или она сама рассказала, иначе им трудно было бы понять ее поступок. Не знаю, сказала ли она правду детям, когда они подросли. Скорее всего, солгала, будто их отец умер: чтобы не ранить неокрепшие души. Юность не меньше, чем в кислороде, нуждается в иллюзиях.
– Он все еще здесь?
– Я видел его раскатывающим на «мерседесе» в первый день нашего приезда. Но ему хватило порядочности не подать виду, будто мы знакомы. Его жена рассказывала, будто получает от него баснословные алименты: он тут, работая на правительство, зашибает по два миллиона в год. Но… – Уорд замолчал и уставился в одну точку.
– Но деньги – еще не все, – подсказала Ксавьера. Он печально закивал головой.
– Разумеется, деньги – еще не все. Человек должен уважать себя. Возможно, так чувствуют не все, но многие. Для меня, например, самоуважение значит гораздо больше, чем два миллиона в год. Но, конечно, не все люди одинаковы. Я знал немало молодых специалистов, которые, едва окончив колледж, устремлялись в Вашингтон, жертвуя честью золотому тельцу.
Ксавьера зябко повела плечами.
– Я вот думаю: а каково родителям! Выносить, вынянчить дитя, бороться с его детскими болезнями, помогать готовить уроки – и вдруг ваше чадо откалывает такой номер!
Уорд кивнул.
– Должно быть, это страшный удар.
– Слава Богу, моей маме не пришлось испытать ничего подобного.
Уорд погладил ее по руке.
– Ты не из таких. Мне кажется невыносимым – жить с таким бременем на совести. Но, может быть, если человек способен добровольно переехать в Вашингтон, его совесть атрофируется?
– Вне всяких сомнений.
По правде говоря, сомнения у Ксавьеры все же были – принимая во внимание то, что она знала о Ричи Мевилл, Линде и некоторых других. В свое время они приняли роковое решение сгоряча, в критические минуты своей жизни, будучи не в состоянии все хорошенько взвесить, – и теперь жестоко расплачивались за это. Как бы там ни было, на них лежало несмываемое клеймо. Разрушенные семьи, исковерканные судьбы…
Близкие люди оказались чужими, почти врагами. Это была дорога с односторонним движением – без возврата. Тлетворный дух Вашингтона отравил им легкие. Даже в душе Ксавьеры кратковременное пребывание в этом городе-монстре оставило зловещий след. Былой оптимизм уступил место угрюмой решимости. Она тряхнула головой и отправила в рот кусочек сосиски.
Сытный обед помог Ксавьере восстановить силы, но они начали быстро таять, едва они с Уордом вернулись в зал, где проходили слушания. Молодой женщиной овладела депрессия. В ожидании сенаторов они с Уордом обменивались ничего не значащими репликами. Адвокат старался взбодрить ее, и Ксавьера из благодарности делала вид, будто ничуть не расстроена. Но это стоило ей колоссальных усилий.
Отворилась служебная дверь, и в зал один за другим ввалились члены подкомитета. Сенатор Ролингс снова успел обрести сонный вид, а мисс Гудбоди была явно возбуждена, и наиболее наблюдательные зрители гадали: что же они съели на обед?
Ролингс ударил молотком по столу и предоставил слово Питерсдорфу.
– Мисс Холландер, – начал тот, – мы располагаем информацией, что вы контактировали с одной из ведущих корпораций автомобильной индустрии – «Нэшнл моторс».
– Совершенно верно.
– Какова природа этих контактов?
– Меня пригласили для разовой консультации.
– Какого рода?
– Они как раз заканчивали разработку новой модели и пожелали провести всесторонние испытания. Модель называлась…
– … «Рэмрод».
Глава одиннадцатая
Густой бас председателя правления, казалось, повис в душной, прокуренной атмосфере конференц-зала. Ксавьера проследила за направлением его взгляда. На блестящей поверхности длинного полированного стола отразился макет из папье-маше, высотой в добрых пару футов. Трудно было судить, как будет выглядеть настоящий автомобиль. Хотя, бесспорно, макет гораздо нагляднее чертежа или рисунка, это все-таки еще не сама машина. Пропорции, радующие глаз на чертеже, могут оказаться недостижимыми либо не вполне удобными в настоящем изделии. Кроме того, автомобиль – не простая совокупность кузова, крыльев, бампера и прочих частей. Если конструкция удачна, он является чем-то большим, а если неудачна – чем-то меньшим. В машину нужно вдохнуть жизнь. Вот этим-то сейчас и занимались – без особого успеха. Коитус никак не приводил к зачатию.
Какие только автомобили не сходили с конвейера компании «Нэшнл моторс»!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38